Выше головы! - Расселл Джонс

А может быть, ей было неприятно, что я пользуюсь знаниями о ней — той информацией, раскрытие которой она не помнила. Она ведь даже не помнила, что именно успела рассказать мне!

— Я зашёл узнать о твоём здоровье, — просто признался я.

— Потому что… мы… мы были любовниками, — запинаясь, произнесла она. — Только я ничего не могу вспомнить. И я ничего… ничего не чувствую к тебе.

— Ничего. Ерунда! Главное, ты жива.

— Правда?

— Нет. Мне обидно, что всё кончилось… что между нами всё кончилось, — признался я. — Но то, что ты жива, это самое главное.

— Я всё так же хочу на планету, — призналась она, убедившись в моей вменяемости и, наверное, в своей здоровой оценке произошедшего.

— А я останусь пока здесь, — откликнулся я и торопливо добавил:

— Обнаружились дела. Надо задержаться — не знаю, пока, на сколько…

— Понятно… Так даже лучше.

— Так даже лучше, — эхом отозвался я и встал. — Ну, желаю… Желаю, чтоб всё у тебя получилось! — и протянул ей руку.

— Спасибо, — она ответила мне крепким рукопожатием. — Я всё равно хорошо к тебе относилась… Отношусь, — поправилась она. — Это я помню отлично!

В её взгляде уже не было смущения, и она приветливо улыбалась. А я вдруг подумал, что теперь знаю, каково Ниулу. И от этого вдруг стало легче: случившееся со мной перестало выглядеть чем-то уникальным. Ну, человек, которого люблю я, не любит меня. Невелика трагедия! Это могло случиться и без участия астероида. Жить с этим можно, и весьма успешно.

С тем я и заявился к Йохану Гейману. И лишь в последний момент вспомнил, что он тоже носил в себе неразделённость. Но вот он с ней точно не научился обращаться!

— Какие люди!.. — начал он — и тут же осёкся.

В операторской было ещё двое, а в съёмочном зале я увидел знакомое лицо — эта девушка была с Илаем и мной в одной группе. Кажется, её звали Жанна — бывший спамер, переучившийся на воспитателя. А с ней был Саласар. Вот уж с кем мне не хотелось общаться!

— У меня к тебе дело, — шепнул я Йохану, пожимая его худую лапищу и в который раз поражаясь несоразмерности его паучьего тела. — Можем выйти поговорить?

Он оглянулся на экраны, показывающие с разных ракурсов интервьюируемую и журналиста.

— Вообще-то я работаю…

— А потом поработаешь. Со мной. Лично. Идёт?

Фокус удался! Раньше его проделывали со мной — кажется, в первый раз я провернул сам, предложив в качестве «награды» желательный для меня вариант развития событий. Йохана подкупала возможность побыть журналистом — такого случая он упустить не мог.

— Скажешь Саласару, что будешь ему ассистировать, — добавил я, предвосхищая возражения. — Ну?

— Да, конечно, — он подошёл к коллегам, сидящим за операторским пультом, негромко описал ситуацию — со своей точки зрения.

Я услышал то, что ожидал: о нашем знакомстве, о совместной работе в одной группе, о подготовке к интервью… Давняя ссора, которой у нас всё закончилось, осталась за кадром. Что он мне сказал тогда? Назвал «андроидом, который не знает, что такое любовь»? Как это смешно теперь!..

Я чувствовал его смущение — в скрещенных предплечьях, в дистанции, которую он держал. Похоже, Йохан опасался, что я держу на него обиду за то, что между нами было. Он ведь пытался через меня вызнать подробности о Нане Фицджеральд, которая ему нравилась… И нравится до сих пор.

— Ты помнишь семнадцатое марта? — начал я, едва мы зашли в его кабинет.

Поняв, что меня интересуют дела недавние, он успокоился, опустился в кресло — и наконец-то перестал напоминать паникующего палочника: расплёл конечности, расправил плечи.

— Понедельник? — уточнил он.

Я кивнул.

— Я был у Дозорных Восточного сектора — весь день.

— Зачем?

На его лица проявилось сначала удивление, а потом он явно начал что-то подозревать: прищурился, сдвинул смешные детские брови.

— Для того чтобы узнать, зачем я там был, не обязательно встречаться со мной лично…

Я сел напротив, положил ногу на ногу.

— А чтобы узнать, зачем ты там был так долго? Весь день просидел…

Он продолжал ломать комедию:

— Сбор рабочего материала иногда занимает очень много времени!

— Какой именно рабочий материал понадобился тебе в дозорном отделе другого сектора?

— Я сейчас занимаюсь ремонтажом учебных программ…

— Для нового выпуска, — перебил я. — Это, ты прав, можно узнать и без личных встреч. Вот только расскажи мне, как одно связано с другим?

Поняв, что его разоблачили, он снова замкнулся — и начал елозить в кресле.

— А что нельзя?

Я вздохнул. Что ж, тут никаких неожиданностей — даже в том, что Йохан далеко не сразу признается в том, чем занимался на самом деле! Он был до того предсказуем, что показался мне марионеткой, что делало меня кукольником, а вот это уже неприятно.

— Считай это дружеским советом. СПМ не занимается тобой только из-за того, что случилось. И спамеры будут ещё долго с теми, кто пострадал… Но потом ресурсы появятся, и тогда за тебя возьмутся всерьёз. Понимаешь, завязывать отношения со знакомой камрада Фицджеральд — самое последнее дело. Неужели ты думал, что никто не догадается, зачем это всё? Если ты не можешь это прекратить, если не можешь оставить её в покое, это прекратят другие. Ради неё и ради тебя…

Он отвернулся.

— Ты это пришёл мне сказать?

— И это тоже.

— Я не мешал ей! — тихо сказал он и внезапно побледнел. — Я мог?!

— Нет, конечно, нет! Ты что! — рассмеялся я, стараясь, чтоб мой голос звучал беспечно. — При чём здесь это?

— А я мог? — продолжал упорствовать он, неправильно истолковав моё появление и всё остальное.

— Нет. К тому, что случилось, ты не имеешь ни малейшего отношения! — торопливо разъяснил я, покрываясь холодным потом.

«Может, хоть это его встряхнёт», — промелькнула у меня мысль, и тут же сменилась страхом — а что если Йохан возьмёт на себя ответственность? И будет всё так, как описывал Ниул! Контроль-аддикту не сложно принять вину за катастрофу — он ведь мог, значит, так всё и было…

Похоже, обошлось: опасная идея оставила его.

— Я понял, — сказал Йохан, снова расслабляясь, но по прежнему избегая смотреть мне в глаза. — Туда я больше не приду туда, и вообще… Я понял.

Показная небрежность сменилась задумчивостью: увидев с новой точки зрения произошедшее в понедельник, он уже не мог отмахиваться от того, что его мания безобидна. «Надо же: для этого понадобился целый астероид!»

— Вот и хорошо! — бодро заключил я, поднимаясь. — А теперь — интервью. У тебя это в первый раз?