Ещё вчера… - Николай Мельниченко

Тогда же купить легально машину по номинальной цене стало вообще невозможно, из-за чего резко возросли цены на подержанные машины, причем они продолжали непрерывно повышаться. Купивший новую машину мог ездить на ней несколько лет, затем – продать вдвое дороже.

Вот такая была обстановка, когда Шабанин в шутку предложил мне купить у него машину "Москвич 401" за 15 тысяч рублей. Сначала я только хмыкнул: откуда я мог взять такие деньжищи… Постепенно мной начала овладевать идея: а может быть, в самом деле? Все-таки, автомобили – моя вторая, военная, профессия. На чем я только не ездил в колхозе, затем на Новой Земле. Да и здесь все большие грузовики в зону я заводил сам: водителей туда не пускала охрана на КПП. И мои права, полученные в институте – действующие! А еще – голубая мечта!

Свои мысли и сомнения я высказал любимой жене. Пока рассказывал, кое-что осознал и сам с большим удивлением. Оказалось, что все мои, самые заветные и несбывшиеся мечты были о транспортных средствах! В войну в Казахстане – как я мечтал иметь лыжи! Мне снилось, что приходит порученец Сталина и вручает мне настоящие, хорошо загнутые лыжи. Не сбылось. После войны, когда избранные катались на велосипедах, – как мне нужен был этот велосипед! И здесь – не получилось: недоступно было мне это чудо техники. Во время учебы в институте мне совершенно необходим был мотоцикл. Такой, какой был у Владьки Крыськова – ИЖ-49, чтобы быть свободным как муха и летать на нем в Брацлав и Деребчин! Опять – ничего не получилось. И вот теперь – автомобиль. Жизнь пройдет напрасно, если и это не сбудется… Может быть – мотоцикл с коляской: он дешевле?

"Она меня за муки полюбила", – Эмма становится стойкой сторонницей автомобиля, лишь бы я был только счастлив! Вариант мотоцикла с коляской она яростно отвергает: ей хватило опыта километровой поездки на мотоцикле Лопаткина. Именно в это время была дана великая клятва никогда – никогда! не садится в кастрюлю, несуразно прикрепленную сбоку этой тарахтелки!

Начинаем подсчитывать свои ресурсы. Их, конечно, не хватает. И не хватает очень много. Эмма предлагает занять у родителей. В целом – я против: надо жить по средствам. Но, если по-честному, с последующей отдачей, – один раз можно. Пишу письмо Федору Савельевичу, объясняю, что автомобиль сейчас, в условиях непрерывного роста цен – это копилка на колесах. Это я к тому ввернул, чтобы дорогой тесть не сомневался, что долг мы обязательно вернем. Федор Савельевич невнимательно прочитал мое письмо, что затем нас смешило многие годы. Он отвечает: "Ну почему вы, дети, пишете, что "Москвич" – этокоптилка на колесах? Это вполне нормальная машина!".

Решение принято, и все начало вертеться в одну сторону: мы ищем деньги. Эмма перебирает свой гардероб и все бросает в ненасытную пасть механизации: кофточки, платья, блузки, подаренные родителями дорожки, коврики и т. п. На мои вериги покупателей нет, и мой алчущий взор устремляется на фундамент семейной жизни – кровать с никелированными шишечками. Если есть любовь и матрац, то с родной женой можно спать и на полу…

Бабке, которая из ближней деревни нам носит молоко, нужна именно такая кровать. Договариваемся: цена 300 рублей, с моей доставкой. Пока я добывал машину, бабуля отказывается от покупки: слишком большой шик для ее деревни, завистливые односельчане могут не выдержать.

– Нет, нет, бабушка, все уже решено, вот и машина подъехала. Как вы можете отказаться от такой прелести всего за 300 рублей???

Я загружаю кровать и привожу ее к бабуле. Потом она хвалилась:

– Ой, какая красота! У меня вся деревня перебывала: любовалась шишечками! А уж как мягонько спать!

Какие-то деньги мы занимаем у родителей. Правда, потом они категорически отказались получить наш долг…

Позже я с удивлением уразумел, что продавать старую машину знакомым, тем более – начальству, – себе дороже. Все грядущие поломки и недочеты в машине обращаются на бывшего владельца. Наверно об этом догадывался и Шабанин, но отступать ему уже некуда. Тем более, что я принял его, несколько завышенную цену, не торгуясь. Шабанин едет в Ленинград, проходит там непонятную операцию "техосмотр" и заново окрашивает машину. Я прошу его окрасить ее в серый цвет, который мне тогда почему-то нравился, но тут Шабанин непреклонен: цвет останется "родной" – "беж с краснинкой".

Этот цвет мне очень нравится до сих пор. На замурзанной до предела машине стоило протереть фары и никелированные детали, – и она смотрелась как чистенькая и новая. А уж если хорошо отмыть ее – она вообще ставала нарядной и светлой. Во всех своих последующих машинах я хотел иметь именно этот цвет, но бывали только похожие. Кроме того, я понял, что перекрашивать без полной разборки машину в другой цвет – последнее дело: старая краска начнет проявляться в самых неожиданных местах.

Ранней весной 1960 года "Москвич 401" стает нашей собственностью. Мы с Шабаниным едем в Питер оформлять продажу-покупку. Я сажусь за руль легковой машины, фактически, – впервые. Тем более – в условиях интенсивного городского движения. Шабанин морщится от моих рывков-толчков. Я еще не чувствую своего положения на дороге, и ориентируюсь по проекции капота на бровку, – просто смех. Возле Комаровского моста меня зажимают с двух сторон огромные МАЗы, я вижу вокруг только их колеса, – страшно, аж жуть… Что делается сзади – в зеркальце через маленькое заднее окошечко – плохо видно. Да, собственно я туда и не смотрю: хорошо бы увидеть все впереди. Чтобы показать едущим сзади, что я поворачиваю налево, – следует приоткрыть левую дверь. А если направо – еще хуже: надо опустить стекло и выставить левую руку, согнутую в локте. А рук только две, ими еще надо рулить и переключать передачи. А педали слишком маленькие, их потерять – раз плюнуть! Ох, недоработал фюрер этот "Опель кадет", из которого москвичи потом слепили свой "четыреста первый"! Да еще при изготовлении "усугУбили" многое, что я узнаю несколько позже. И все-таки – автомобиль есть, и он бегает!

Возвращаюсь в Котово уже бывалым водителем. Мой первый рабочий рейс – встретить Эмму из санатория в Саках. Поезд в Окуловку приходит очень рано, и я завожу будильник так, чтобы иметь запас времени. Будильник не срабатывает. Я просыпаюсь в то время, когда в Окуловке поезд уже подходит к перрону. Как ошпаренный вскакиваю, наспех одеваюсь. Благо машина – под окнами, для нее 10 км – не расстояние, хоть дорога и не ахти…

На полпути мой аппарат пару раз чихает и останавливается. Лезу под капот: что там могло произойти??? Второпях что-то отвинчиваю, что-то подкручиваю. Не помогает – не заводится. Беру себя в руки – начинаю думать, вместо "трясения дерева". Версия: нет бензина. Отвинчиваю бензопровод: да, он сухой. Почему, когда у меня полный бак? Над бензонасосом стеклянный отстойник подозрительно коричневый. Надо снять. Только бензонасос размещен рядом с раскаленным коллектором. Перчаток нет, в брезентовых рукавицах – не отвернуть. Руки – заживут, отворачиваю. В отстойнике полно грязи. Вычищаю, ставлю на место. Подкачиваю бензин рычажком на бензонасосе. Машина завелась. Рву со старта. Через 50 метров – опять глохнет. Повторяю все предыдущие операции. Заводится. Проезжаю опять только 50 метров. Остервенел. Повторяю все сначала. Опять проехал 50 метров, опять заглох. Руки уже все обожжены, но я упорно продолжаю двигаться как кенгуру. Со времени прибытия поезда прошел уже почти час. Я уже озверел. Если бензонасос не работает, то как же он подает бензин при ручной подкачке??? Бессмысленно шевелю рычажок подкачки, и вдруг замечаю, что он может фиксироваться и во втором положении внизу. Оставляю его там. Машина заводится и больше не глохнет. После ручной подкачки я оставлял бензонасос в выключенном состоянии! Такая идиотская конструкция бензонасоса была только в одном 401-м "Москвиче" и нигде больше!