История Франции - Марк Ферро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И наоборот, в то время как количество крупных забастовок везде, за исключением транспортной сферы, сокращается, число невыходов на работу по причине болезни продолжает возрастать, словно эта форма протеста пришла на смену стачкам. На самом деле данное явление значительно более сложное, поскольку невыход на работу по болезни может означать как сомнение работников в правильности организации рабочего процесса (так обстояло дело раньше, причем во Франции были зафиксированы случаи невыхода на работу в течение 13–17 дней в году, тогда как в США — в течение четырех), так и негативную реакцию работников на дезорганизацию трудового процесса, особенно после кризиса, начавшегося около 1974 г.
Следствием этих действий стали опасения работников быть уволенными и реструктуризация компаний. Так обстояло дело, например, с сотрудниками компании «Электрисите де Франс» (EDF) около 1993 г.: среди них возрос стресс и увеличилось число заболевших.
Нестабильность, ощущение беззащитности добавились к старым причинам заболевания работника, и в результате всего этого невыход на работу по болезни стал современной формой индивидуального протеста в ответ на всеобщий кризис.
В 90-е годы французы стали мировым лидером по потреблению антидепрессантов. А количество заболеваний во Франции продолжает расти.
Между безработицей и увольнением: сравнение с США
Хотя сам термин «безработица» в современном смысле слова появился примерно в 70-е годы XIX в., а в число статистических показателей он вошел лишь в 1896 г., само явление безработицы существовало гораздо раньше: если даже ограничиться эпохой промышленной революции, то требования рабочих 1848 г. о праве на труд, озвученные после завершения революционного кризиса, сами по себе означали, что безработица уже была реальностью… Спустя век, в 1968 г., во Франции было создано Национальное агентство занятости (НАЗ), что свидетельствовало о структурном характере безработицы, которая достигла апогея в 1932 г. параллельно с экономическим кризисом, когда люди думали лишь о «работе и хлебе». Несмотря на реструктуризацию экономики после Второй мировой войны, введение индикативного планирования, «Тридцать славных лет», безработица снова усилилась. При этом ее появление было ожидаемым.
Специфика Франции состоит и в том, что антипатия к неквалифицированному труду здесь вылилась в сокращение соответствующих рабочих мест и привела к увольнениям, тогда как, например, в США та же антипатия привела скорее не к увольнениям, а к уменьшению зарплат по данным вакансиям. Это различие объясняется тем, что в Соединенных Штатах человек теряет работу быстрее, чем во Франции, но и находит ее быстрее. В США люди оказываются безработными чаще, но их период бездействия совсем небольшой. Во Франции же люди теряют работу реже, но если теряют, то новое место они могут искать дольше, чем их коллеги в Америке, а то и вообще всю жизнь. В США основная часть работников, потерявших работу, находят другую, но в промежутке между ними некоторое время пребывают в статусе безработных. Во Франции около половины трудящихся, меняющих место работы, не пребывают в состоянии безработного, а сразу же переходят со старого места на новое. На рубеже XX и XXI столетий во Франции из 4 миллиона вакансий, которые ежегодно предлагают соискателям, менее 1 миллиона предлагают безработным, 2 миллиона — тем, кто уже работает в другом месте и 1 миллион — новичкам на рынке труда. К этим данным следует добавить еще один факт: во Франции устроиться на работу сложнее, чем в США, но и уволить работника труднее. Кроме того, тот факт, что зарплаты во Франции могут увеличиваться, даже когда растет безработица, свидетельствует о том, что партнеры по социальному диалогу — профсоюзы и работодатели — ведут переговоры, стремясь скорее сохранить тех, кто еще работает, и защитить их, чем найти работу для безработных. Таким образом, во Франции люди, выпавшие из круга работающих, имеют больше проблем с тем, чтобы вернуться в этот круг, тогда как в США им приходится довольствоваться нищенскими зарплатами.
МЕСТО ИНТЕЛЛЕКТУАЛОВ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ
Можно ли сказать, что положение, которое интеллектуалы сегодня занимают в политической жизни Франции, является особым в структуре французского общества? Каково их место, их роль в той гражданской войне, которую французы ведут друг против друга?
Первый сюрприз нас будет ожидать тогда, когда мы сравним социальный состав Национального собрания в 1789 г. с составом того же собрания в 1945 г. или сегодня: контраст между ними поразителен. Во время Французской революции самые великие умы той эпохи заседали в Собрании или активно участвовали в Революции, вдохновляя ее на новые свершения или сражаясь с ней. Это аббат Сийес, еще до созыва Генеральных штатов получивший известность как автор брошюры, посвященной «третьему сословию», это ученые — астроном Жан Сильвен Бальи и математик Николя де Кондорсе, писатели — Константин Франсуа Вольней, Жан Пьер де Флориан, Николя де Шамфор, Андре Шенье. Благодаря своей журналистской деятельности прославились Камиль Демулен, Жан Поль Марат, Антуан Ривароль. Ничего подобного нельзя найти в Собраниях Четвертой или Пятой республик: в них не заседают ни величайшие ученые, ни величайшие писатели, ни нобелевские лауреаты. Что означает такая перемена?
Иначе этот вопрос рассматривается в других странах. В России, например, интеллигенция представляет собой нечто вроде отдельного сообщества, моральной власти, имеющей право критиковать власть официальную; но, как только ее представители начинают сотрудничать с правящими силами, будь то царский режим или советская власть, они тут же теряют свой авторитет. То есть в России, так же как во
