Тайны Парижа - Понсон Террайль

– Нет, нет, – пробормотал Арман, – в Пасси, на улицу Помп, к отцу.

Карета помчалась во весь дух и приехала в Пасси менее чем через час. Было около девяти часов утра. Полковник уже встал и тихими шагами прогуливался по саду. Уже с полгода старик, которого терзали нравственные муки его сына – его единственной привязанности на этом свете, его надежды, путеводной звезды – все более и более горбился, и шаги его потеряли свою уверенность, и он ходил, шатаясь.

Увидав сына, он вскрикнул от радости, но этот радостный крик тотчас же замер. Арман был бледен, расстроен, платье на нем было смято и в беспорядке, как будто он провел ночь в каком-нибудь грязном притоне. Заметив это, старик задрожал и отступил назад, дрожа всем телом.

– Отец, – хриплым голосом сказал Арман, – позвольте мне начать без предисловий; дело слишком серьезно, и я прямо буду задавать вам вопросы. Мне некогда.

– Господи! – воскликнул полковник. – В чем дело, дитя мое?

– Как велико состояние, которое вы мне завещаете, отец?

– Миллион, – ответил полковник. – Но…

– Можно реализовать эту сумму?

– Разумеется. Но… к чему?

– Бранить меня вы будете после, а теперь необходимо спасти мою честь.

– Честь! – вскричал полковник.

– Я проиграл двести двадцать восемь тысяч франков, – продолжал Арман. – Они нужны мне сейчас же, чтобы я мог уплатить свой долг…

– Ты получишь их, – печально, но без гнева ответил полковник.

– Уплатить и драться, – докончил Арман.

Слова эти имели действие гальванического тока на полковника. Старик выпрямился, точно так же, как некогда встретив на скале капитана Лемблена, глаза его вспыхнули.

– Драться! – вскричал он. – Ты хочешь драться? Но с кем? Кто оскорбил тебя?

– Оскорбили не меня, отец, а вас, – ответил Арман.

– Меня! Меня! – удивился старик.

– Вас, отец.

– В таком случае, драться буду я; я могу еще драться, могу…

– Отец, – перебил его Арман, – человек, которому я должен двести двадцать восемь тысяч франков, человек, которого я убью, заплатив долг, осмелился сказать мне…

– Ну? – с тревогой спросил полковник.

– Он сказал мне, – продолжал Арман, пристально смотря на побледневшего полковника, – что вы были начальником шайки убийц и что деньги, которыми вы владеете и которые я проиграл, были приобретены ценою крови и воровства. Неужели это правда, отец?

Слова эти поразили старика, как громом. Он отступил назад, поднял руки, глухо вскрикнул и упал на колени перед сыном, пробормотав только одно слово:

– Пощади!

– Ах, так, значит, это правда! – вскричал Арман.

И так как он не мог просить и не хотел осудить такого великого преступника, каким был его отец, то благородный молодой человек отвернулся и убежал.

– Я чувствую, что схожу с ума… – прошептал он.

XLIX

Арман, снова садясь в карету, был в таком состоянии, что кучер не осмелился спросить, куда ему прикажут ехать и наудачу поехал по дороге в Париж. Во время пути Арман был всецело поглощен мыслью:

«Заплатить маркизу де Санта-Крос, потом убить его и умереть самому»;

Но как заплатить? Разве маркиз не сказал ему, что состояние его отца было приобретено убийством и воровством? И когда Арман умолял полковника разубедить его, тот упал на колени, моля о пощаде, вместо того, чтобы гордо выпрямиться и гневно сверкнуть глазами, как честный человек, которого оклеветали. «Никогда! никогда! – решил он. – Такими деньгами я не могу платить своих долгов».

И несчастный молодой человек в отчаянии бился головою о стенки кареты, спрашивая себя, где бы ему достать ту огромную сумму, которую он задолжал, потому что он оставил уже мысль продать свой дом, лошадей, мебель и драгоценные вещи. Все это он получил от своего преступного отца, которого любил и уважал до сих пор, но все это запятнано преступлением.

У Армана было много друзей в Париже, но какой друг одолжит двести тысяч франков без гарантии платежа? А у Армана ничего более не осталось, он сделался бедняком с той минуты, как узнал о позорном происхождении своего богатства.

Карета продолжала мчаться, и кучер привез его на площадь Бово, думая, без сомнения, что молодой человек хотел приехать именно туда. Когда карета остановилась, Арман высунулся в окно, узнал отель Дамы в черной перчатке и только тогда, более чем через три часа, вспомнил об этой женщине, так безумно любимой им и бывшей первой причиною ужасного несчастья, разразившегося над ним. Он выскочил из кареты и вошел во двор:

«О, она спасет меня!» – подумал он.

Но привратник остановил его в подъезде:

– Маркиза уехала сегодня утром, – сказал он, – оставив мне письмо к вам.

Арман, почувствовавший, что ноги подкашиваются под ним, взял письмо, распечатал и, пробежав его глазами, бессильно прислонился к стене комнаты привратника.

Письмо заключало всего несколько строк:

«Друг мой, я уезжаю на три дня. Через три дня я поблагодарю вас".

Арман чуть не лишился чувств.

– Но, наконец, – спросил он, – майор Арлев дома?

И он подумал: «Майор казался моим другом, он спасет меня».

– Г-н майор уехал вместе с госпожой маркизой, – ответил привратник.

«О, как бы мне хотелось умереть!..» – подумал Арман, направляясь к карете и шатаясь, как пьяный.

– Куда прикажете ехать? – спросил кучер.

– Домой, в Шальо, – ответил Арман.

Во время переезда молодому человеку казалось, что им овладела галлюцинация. Он вообразил, что видел ужасный сон, и сказал себе:

«Однако я никак не могу проснуться».

Карета, лошадь которой изнемогала от усталости, въехала во двор маленького отеля, затерявшегося среди больших деревьев, где Арман провел столько счастливых и спокойных дней. Первое лицо, которое он увидел, был старый Иов, слуга, преданный ему до самопожертвования. На глазах у Иова блестели слезы; вид у него был сдержанный и серьезный. Он помог своему молодому барину выйти из кареты, не задав ему ни одного вопроса.

– Иов, друг мой, – сказал ему Арман разбитым голосом, – ты стар, разбит и заслуживаешь покоя и довольства до конца твоих дней. Но и тебе придется трудиться, начать снова жить, потому что твой хозяин беднее тебя и не может долее кормить тебя.

Иов на это ничего не сказал и не выразил даже удивления, а только поднял на Армана глаза, полные слез.

– Иов, – продолжал Арман, опираясь на старика, так как он чувствовал крайнюю слабость, – помоги мне дойти до моей комнаты и дай мне все, что нужно для письма.

Старик кивнул головою в знак того, что приказание будет исполнено.

Арман поднялся в свою спальню и, окончательно ослабев, упал в кресло.

Иов молча поставил перед ним стол.

Молодой человек и старик встретились взглядами.