В рясе смертника - Валерий Горшков

Этот закономерный и все же неожиданно заданный вопрос заставил и сержанта, и второго оперативника, и даже картинно попыхивавшего трубкой Альберта Карловича переключить внимание на меня.

– Да, действительно, батюшка… вы ведь так и не объяснили, что вы делали во дворе в тот момент, когда этот нанюхавшийся жирдяй выбросился из окна? – куда менее строго поинтересовался чернявый. Подумав, он убрал ненужный теперь пистолет Стечкина в кобуру.

Пауза затягивалась, нужно было отвечать. Три пары глаз пристально буравили меня в ожидании ответа.

– Дело касается тайны исповеди, – вынужден был ответить я. – Я не имею права ее разглашать даже в органах милиции и спецслужб. Это все, что я могу вам сказать.

– Не слишком убедительно. Липа, я бы сказал! – не унимался лейтенант. – Боюсь, батюшка, вам придется проехать с нами в райотдел для более детальной беседы. Сержант, а вы на всякий случай не спускайте с него глаз. Вот так, отец Павел, – подытожил, явно довольный собой и своей властью над чужими судьбами, едва оперившийся оперативник. На вид ему было не больше двадцати трех, но почему-то он чувствовал себя очень крутым и командовал своим явно более опытным коллегой. Уж не сынок ли кого-нибудь из милицейской верхушки? Очень похоже. Именно так – по-хозяйски, бесцеремонно – и ведут себя драгоценные чада. А опытные опера, которым приходится служить в одном райотделе с таким вот выскочкой, матерясь сквозь зубы, предпочитают не лезть в бутылку и продолжают тянуть свою нелегкую ментовскую лямку.

Как скоро выяснилось, моя догадка оказалась верной.

В сатанинский храм, удивленно озираясь, вошел хмурый капитан Томанцев с неизменной сигаретой в зубах.

Глава 13

Небрежно кивнув чернявому, сыщик явно нехотя обменялся рукопожатием с чересчур бойким лейтенантом, торопливо протянувшим ладонь.

– Ну просто картина Репина, – обозрев интерьер, сказал Томанцев. Он даже не взглянул в мою сторону. – Что, Семенов-младший, снова счастье привалило?

– Как видишь, – скривил губы веснушчатый опер. – Хаза сатанинская во всей своей красе. А хозяин во дворе, кокса нюхнул и по асфальту размазался.

– Бывает, – махнул рукой капитан. Тут он обратил внимание на засохшую кровь на стенках золотого черепа и тихо присвистнул. – Ни хрена себе забавы!

– А ты какими судьбами в наши палестины, Миxaлыч? Ты же сейчас в главке.

– Да вот старого знакомого пришел повидать. Рома, он у нас потерпевшим по одному уголовному делу проходит, – только сейчас окинув меня взглядом, устало проговорил Томанцев. – Здравствуйте еще раз, отец Павел. Интересные у нас с вами встречи получаются. Где вы – там сразу же криминал. Притягиваете вы его, что ли?..

– Ага! – обрадовался лейтенантик, бросая в рот подушечку жевательной резинки и тем нанося сокрушительный удар по подкрадывающемуся кариесу. – То-то я сразу подумал: подозрительный какой-то батюшка нарисовался у нас на горизонте. Спрашиваю: чего это вы, падре, потеряли в вонючем дворе в первом часу ночи? А он мне с понтом: тайна исповеди не подлежит разглашению! Во фрукт, а, Михалыч?!

– Не торопитесь, лейтенант, делать выводы и давать оценки людям, которых вы видите впервые в жизни, – спокойно осадил лейтенанта Томанцев, разглядывая голую бронзовую женщину. – Отец Павел у нас заслуженный человек, бывший офицер-десантник. Сейчас – настоятель тюремной церкви на Каменном острове. Это где пожизненные гниют, – напомнил капитан. – В отпуск в родной город приехал и сразу же влип в неприятную историю…

– Вот оно что, – сконфуженно пробормотал парень, апломб с него вмиг слетел. – А что за история? Может, расскажешь, Михалыч? Или у тебя тоже тайна исповеди и все такое… Ха-ха!

Смех звучал явно натянуто. Хорошая мина при плохой игре…

– А нам скрывать нечего. Верно, отец Павел? – Томанцев подошел к полке с книгами и стал торопливо листать одну из них. – Попал наш батюшка в аварию на Петергофском шоссе, а в джипе том, что его «Таврию» в кювет снес, сидели трое приметных уродов… Стали нашему отцу Павлу пистолетиком в лицо тыкать, богохульные речи себе позволяли, на куски порубать грозились. А когда порешили обещанное исполнить, батюшка дюже осерчал и так прижал мудаков к ногтю, что те едва не описались от страха. Между прочим, один из них, самый упитанный, сейчас лежит внизу в месиве собственных мозгов и кровищи. И джип злополучный, как сегодня выяснилось, на него, родимого, записан… Не иначе ребятки решили, от греха подальше, подельничка своего грохнуть и тем самым следы замести. Ищи теперь ветра в поле… Вот такая история, Рома. А тебе, я думаю, за подозрения необоснованные и грубость к старшим, тем более священнослужителю, стоит извиниться перед отцом Павлом. Думаю, что папа твой, генерал-майор милиции Семенов Андрей Андреич, мною лично глубоко уважаемый и по долгу службы, и просто по-человечески, сказал бы тебе то же самое… Как считаешь, Семенов-джуниор?

Томанцев бросил гнусную книжонку обратно на полку и исподлобья глянул на Романа. Лицо лейтенанта покрылось багровыми пятнами, он походил на провинившегося школьника, хотя изо всех сил старался держать грудь колесом. Плохо это у него выходило, совсем по-детски… Да ведь он и был еще желторотым юнцом.

Стоящий в сторонке и не встревающий в разговор чернявый опер чуть заметно улыбался. Круглолицый сержант упорно разглядывал какую-то гнусную картину и делал вид, что ему вообще до фени все эти разборки. Наше, мол, дело маленькое…

– Ладно, батюшка, беру свои слова назад. – Надув щеки, конопатый лейтенант торопливо захлопал себя по карманам пиджака в поисках сигарет. – А то… сам посуди, Михалыч… что мог делать поп… то есть священник… в таком месте в такое гиблое время? Тут у любого мента вопросы возникнут!

– Согласен, – сгладил ситуацию Томанцев, не ставший дожимать и без того поставленного на место парня. – Как я понимаю, батюшка наш по своим каналам каким-то образом прознал про эту пакостную квартирку и, прежде чем звонить мне, решил для начала просто понаблюдать за ее обитателями. А тут вдруг такое дело… Верно я излагаю, отец Павел? – почти по-приятельски подмигнул мне капитан.

– Примерно так все и было, – кивнул я. – Только добавьте еще одну деталь. За несколько минут до убийства я успел сфотографировать того, кто выкинул упитанного молодого человека из окна. Я почти уверен, что кокаин здесь ни при чем…

После неожиданных откровений Томанцева – обычно тертые опера не слишком разговорчивы, даже с коллегами, – уже не имело смысла что-либо скрывать. В любом случае сегодняшний эпизод будет прицеплен к инциденту на Петергофском шоссе, и делом продолжит заниматься капитан, несмотря на то, что убийство Пороса произошло на территории, которую «держали» местные опера.

– Чудно, – сокрушенно покачал головой лейтенант Семенов. Щелкнув дорогой зажигалкой, он жадно затянулся и пыхнул дымом в зеркальный потолок. – Я так понимаю, Михалыч, нам можно не напрягаться, дело это все равно вам отфутболят?

– Напрягаются в туалете, джуниор, – беззлобно хмыкнул Томанцев и похлопал лейтенанта по плечу. – А ты, ладно уж, можешь просто расслабиться…

– Расслабляются в постели с девочкой, – не остался в долгу озорно сверкнувший глазами молодой опер.

На прикрытый простыней труп Пороса, лежащий на заплеванном асфальте, с низкого, свинцового, несмотря на белые ночи, питерского неба упали первые тяжелые капли дождя…

– Веселые вы, менты, как я погляжу, – сказал, растоптав окурок, нахмурившийся Томанцев уже без толики юмора. – Короче, дело к ночи. Ковыряйтесь тут со своим жмуром, отписывайтесь, шмонайте, а мы с отцом Павлом уходим… проявлять фотографии. Сейчас подойдет мой человечек с видеокамерой, так что вы не пугайтесь – это свой, а не журналюга с телевидения. В общем, бывайте, соседи. Привет отцу, Семенов-младший!

– А показания? – оживился лейтенант.

– Будут тебе показания, парень. Завтра, – успокоил капитан, кивком головы указывая мне на дверь в коридор. – Пойдемте, батюшка. Нас ждут великие дела…

Спустившись вниз, мы вышли из подъезда, в несколько секунд миновали заметно поредевшую, жмущуюся под зонтами толпу зевак на тротуаре и уединились на мягком заднем сиденье черной «Волги» с номером ГУВД.

– Денис, погуляй пока, – коротко бросил капитан сидевшему за рулем парню с бритым затылком. Тот, кряхтя, вылез из машины под дождь, захлопнул дверцу, отошел под прикрытие козырька подъезда и закурил, демонстративно не глядя в нашу сторону.

– Ну, рассказывайте, кто вас навел на квартиру, – сухо потребовал Томанцев. – Только, бога ради, без этих ваших церковных закидонов! Только факты! Кто?

– Я не знаю этого человека, – сказал я чистую правду. – Я встретился с ним сегодня… точнее, уже вчера вечером впервые в жизни. Он пришел в храм на исповедь. И вскользь упомянул о квартире на Васильевском острове, где, по слухам, собираются типы в черных балахонах, жгут свечи, приносят в жертву животных и устраивают оргии. Их шабаш неоднократно видела одна пожилая дама из дома напротив и даже писала заявление в милицию. Но у нее давно проблемы с головой, так что всерьез к бумажке не отнеслись… Вот и все, что я узнал… Вы понимаете, что я не мог оставить эту информацию без внимания. А звонить вам не стал, чтобы за психа не приняли… Просто взял фотоаппарат и приехал сюда. Вычислил, куда выходят окна квартиры, зашел в подъезд напротив, поднялся наверх и стал ждать… Шторы не были до конца задернуты. Сначала я увидел толстяка, размахивающего руками. Потом к окну подошел тип в балахоне, и я отщелкал два кадра. Он, по всей видимости, заметил вспышку. Задернул шторы, потом погас свет…