Развлечения для очень взрослых девочек (СИ) - Анна Аникина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пыталась отдышаться. Склодовская глотала воздух, как рыба, выброшенная на берег. Потом закашляла. Безудержно. Будто кол в горло воткнули. Спазм долго держал её в тисках. Пока слезы из глаз не брызнули.
А потом вдруг отпустило. Она прислушалась к себе. Не было стыда! Её вечного стыда за то, что она бракованная. Ни тени. Горечь. Боль. Но не стыд.
Дав себе ещё десять минут на то, чтобы побыть тут, в её детском тайном месте, Лёля села на валун. Взгляд заскользил по воде.
Металлического цвета волна накатывала на бетонные причалы совсем недалеко. На рейде стояли корабли точно такого же цвета, как волна.
Лёле остро захотелось прямо сейчас услышать Шурин голос. Но телефон не отвечал. Значит, скорее всего, лежит сейчас в его столе. А сам Кузьмин в операционной. До ночи ей так и не удалось до него дозвониться.
Проведя ночь в полузабытьи, утром Лёля обнаружила сообщение, пришедшее в половине второго ночи. И как она не услышала?
"Прости, солнце, я был на операции. Ты уже спишь скорее всего. Целую тебя всю. "
От последней фразы загорелись щеки и внутри сладко заныло. Она соскучилась. Ужасно соскучилась по нему. К хорошему, как известно, привыкаешь быстро. Ей к Кузьмину даже и привыкать не пришлось. Он будто бы был всегда.
Глава 44
Владимир Максимович убыл в штаб флота с самого утра. И до вечера его дома не было.
Лёлин телефон был все время рядом с ней. Она хваталась за него, как за спасательный круг, боясь пропустить сообщение от Кузьмина.
Это немало раздражало Людмилу Викторовну. Поэтому когда во время ужина телефон блямкнул и показал фото, та выхватил его и мельком глянула на экран.
— Мама, не надо брать мой телефон.
— Лёля… Глянь. Ты знаешь этот номер?
— Мам, отдай. О, Господи…
Лёля побледнела. Взгляд расфокусировался. Тело стало сползать со стула. Ей тут же прилетела пощечина.
— Ай! За что?
Лёля схватилась за щеку. Голова гудела. Она подскочила. Пыталась выбежать кухни. Но мать уже загородила собой дверь.
— Уф… Ну хоть в обморок не упала… И то хорошо, — беззлобно выдала Людмила Викторовна, — Я машинально, чтоб ты в себя пришла. Кто тебе прислал это?
— Я не знаю.
На фотографии был Кузьмин собственной персоной. Его ладонь лежала на беременном животе интересной ухоженной блондинки. Оба улыбались.
— Не верь!
— Почему?
— Потому что если бы я верила всему, что мне писали про твоего отца, я бы даже замуж за него не вышла! Не то чтобы сорок лет быть вместе. Знаешь сколько я таких вот анонимок получила за все годы?
Лёля покрутила головой. Об этой стороне отношений родителей она ничего не знала.
— Их было одиннадцать. В среднем раз в четыре года мне присылают гадость про отца. Не смей верить!
У Лёли тряслись руки. Дыхание перехватывало. В глазах плясали разноцветные круги.
Мама сунула ей в руки чашку с водой. Зубы застучали об край.
— И что делать?
— Пиши своему Шуре. Прямо пересылай фото и спрашивай, что это. Сейчас же!
— Я не буду этого делать!
— Будешь! Или это сделаю я!
Людмила Викторовна потянулась к Лёлиному телефону.
— Мама, не смей! Я не хочу унижаться!
— Ты хочешь поверить бессовестной твари, которая даже показаться не хочет, а не своему мужчине?
— А ты всегда верила папе?
— Да, дочь. Я всегда верила.
— И ни разу не проверяла?
— Я всегда, ты знаешь, остро чувствую ложь. Не могу тебе объяснить, как. Так вот, он ни разу мне не солгал. А это, — она ткнула пальцем в телефон — наглая и вонючая ложь. Пиши!
Дрожащими руками Лёля разблокировала телефон. Набрала сообщение.
"Шура, мне с неизвестного номера пришла эта фотография. Объясни."
И перестала дышать. Забралась на стул с ногами. Людмила Викторовна подошла и обняла дочь.
Ответ пришёл минут через пятнадцать, когда в голове у обеих Склодовских пролетела уйма кадров разного содержания.
Глава 45
От звука входящего сообщения Лёля дернулась, как от выстрела. Повернула телефон к себе экраном.
"Это Наташа Медведева — жена моего однокурсника Жени Медведева и отличный врач. У ребят будет тройня после ЭКО. Мы на юбилее нашего профессора в Меде", — спокойное сообщение от Кузьмина.
Это странно, как легко ощутить энергетику сказанного, даже если это всего-навсего сообщение в мессенджере.
Теперь и Лёля чувствовала. То, что написал Кузьмин — правда от первого до последнего слова. Не потому, что ей бы этого очень хотелось. А потому, что она это твёрдо знала.
Не разрешавшая себе плакать при матери, она разрыдалась. От облегчения. От стыда за свои мысли и намерения. От того, что по своей воле была готова поверить кому-то. Но не Шуре.
Людмила Викторовна к слезам относилась неодобрительно.
— Толку то плакать, — утирая слезы дочери салфеткой и укачивая её, как маленькую, приговаривала она, — Видишь, всё хорошо. Теперь дай ему время разобраться, что за мрази было нужно это сделать. Это его война. Не твоя. Дай ему победить за вас обоих. Ценнее будешь.
Мысленно Лёля уже рвалась расследовать всё самостоятельно. Никогда и никто не воевал за неё. Рассчитывать всегда приходилось только на себя. Отойти в сторону сложно, когда тебя и твоего мужчину затянули в липкую вонючую субстанцию.
Хотелось взять билет и часа через четыре оказаться рядом с Шурой. Посмотреть ему в глаза.
— Мам, мне, наверное, надо полететь.
— Не надо. Вот есть у тебя ещё два дня. Тогда и полетишь.
— Но я хотела посмотреть в глаза.
— Ты ему не поверила?
— Поверила, — уверенно ответила Лёля.
— Тогда что ты ему хочешь показать своим приездом?
Договорить им не дал телефонный звонок. Кузьмин. Лёля вышла с кухни в свою комнату.
— Привет! — прошелестела в трубку.
— Солнце, привет! — обеспокоенный родной голос на том конце, — Скинь мне номер, откуда пришла фотография. Хотя я, кажется, догадываюсь, чья работа. Она успела тебя расстроить?
— Она?
— Ну, да. Фотография. Она. И человек, который это сделал, тоже "она".
— Да. Я испугалась. И мне было больно.
— Можно я попрошу?
— Конечно.
— Пожалуйста, если когда-нибудь неважно кто будет что-то говорить обо мне или присылать что-то, я буду
