Искатель. 1972. Выпуск №1 - Аркадий Вайнер

Я знал, что книги регистрации происшествий не имеют сроков хранения, они лежат в архиве вечно. Но книга регистрации содержит очень скупые сведения и отсылает к материалам дела. Вот дела только этого не было.

Начальник уголовного розыска отделения, молодой парень с университетским значком, просматривавший вместе со мной старую книгу за 1954 год, спросил:

— А в каком месяце это произошло?

— Не знаю. Но я думаю, надо смотреть что-нибудь с апреля — зимой редко пользуются услугами чистильщиков.

Медленно листали мы страницы, старые, волглые, с завернувшимися уголками, засаленные на краях, в чернильных кляксах и бурых каплях грязи — печальную летопись неправильного поведения людей на территории с населением немного меньше, чем в Люксембурге. Муж избил жену… Украли сохнущее на чердаке белье… Учинили драку в пивной на Сретенке… Доставлен и предупрежден о систематическом нарушении положения о прописке… Задержан в автобусе во время карманной кражи… Из ларька похищено семь бутылок вина «Кюрдамир»… Сосед вышиб дверь в ванной… Вырвал сумку из рук и скрылся… В трамвае «А» нецензурно выражался, будучи в пьяном виде… Несовершеннолетние из дома тринадцать угнали голубей… Пропал ребенок семи лет… Падерин, пытаясь привлечь внимание Кононовой, выстрелил через окно в ее комнату из ракетницы, чем вызвал пожар… Доставлен пьяный водитель автомобиля «Победа»…

«…12 мая, 17 часов 20 минут. Несовершеннолетний Белаш и еще двое неустановленных граждан привязали будку чистильщика к троллейбусу, что вызвало волочение будки по проезжей части улицы Сретенки вместе с чистильщиком и обслуживаемым клиентом. Материал передан участковому…»

Вот и все. Материал был передан дознавателю, который наверняка очень быстро установил личности — двух «неустановленных граждан», и, учитывая эти личности — ранее несудимы, школой и по месту жительства характеризуются положительно, в совершенном поступке искренне раскаиваются, — ограничился штрафом, материал пошел в архив, а через год за малозначительностью был ликвидирован.

Значит, отсюда мне на этих ребят не выйти. Я сидел и думал, как бы мне добраться до них, не обращаясь с расспросами к Белашу, и почти механически листал журнал происшествий дальше, и все тот же поток маленьких человеческих горестей неровным фиолетовым чернильным ручейком струился у меня между ладонями.

«…Пушкарев хулиганил в фойе кинотеатра «Уран»…

В Клубе глухонемых украли с вешалки пальто…

Монахов угрожал ножом Снзоненко…

В Колокольниковом переулке 10-летнего Сашу Басова искусала собака, подозрительная на бешенство…

Никифоров доставлен за безбилетный проезд в автобусе и отказ платить штраф…»

А может быть, спросить у Белаша? Кто был с ним? Нет, пожалуй, нельзя. Если я не прав в своих домыслах — мой вопрос глубоко уязвит его. Он, конечно, назовет людей, но результат разговора с ними остается гадательным. Если же я прав, то, во-первых, насторожится Белаш и поймет, что я стал копать вглубь. Людей не назовет: забыл — и точка. Но, во всяком случае, будет готов к атаке. А так сохраняется надежда на фактор внезапности. Что же делать? Как поступить? Неужели тупик?

«…Неустановленный мошенник продал Лаптеву медное кольцо под видом золотого…

Ерохин выстрелил из охотничьего ружья, заряженного солью, в спину Селиверстову…

Щукин выгнал из дому семью и буйствует в пьяном виде…

Калугин задержан в момент попытки обворовать машину БМВ…»

Почему он так скоропалительно уехал тогда? Или, может быть, это вообще все чушь? А если даже что-то важное подтолкнуло его, то какое отношение это имеет к нынешним делам? Ведь было это все так давно! Или я сам боюсь себе признаться, что окончательно потерял маршрут поиска? Интуиция? Но она молчит — ничего она мне не говорит сейчас. Или этот ненормальный интерес к личности Белаша, несостоявшегося преемника дел и мук Иконникова, и есть интуиция? Но интерес — это не интуиция. Или я удовлетворяю свое любопытство за казенный счет? Разве я смирился с пропажей скрипки? Или был прав Белаш, когда говорил мне, что не для того воруют скрипки, чтобы попадаться? Так что — я подозреваю Белаша? В чем? Наверное, это не так линейно: я просто уверен, что Белаш гораздо больше знает, чем говорит мне. Значит, я ищу в бумажках — старых, истертых, забытых — ключ? Ключ к пониманию его поведения спустя столько лет? Но разве так бывает? Люди сильно меняются за такой срок. Уж очень много лет утекло…

«…Убийство. Ограблена квартира гр-на Семынина и убита его мать. 76 лет. Розыск ведет оперсостав отделения и Московский уголовный розыск».

Эта строчка, написанная торопливо, прыгающими, разбегающимися по странице буквами, просто брызнула мне в глаза, будто в стоялую воду забытого омута давно истаявших людских бед с силой бросили камень, потому что так уж, наверное, устроен человек: убийство и через семнадцать лет, и через сто семьдесят привлекает к себе острое внимание, особенно если ты прослужил уже много лет в уголовном розыске, и от этого, читая скачущую журнальную скоропись, сразу представляешь себе мгновенную тишину, что, как варом, заливает дежурку, и тяжелый, торопливый топот наряда, бегущего к машине, и сразу осунувшееся лицо оперативника, который сейчас примет на себя всю власть и всю ответственность за начальный розыск, и горячечный перезвон телефонов, истошные крики родственников и испуг соседей. И чем ты больше повидал такого, тем меньше привыкаешь…

И все-таки, прочитав эту строчку, я, наверное, пошел бы дальше. Но запись была сделана седьмого августа — 00 часов 35 минут 7 августа. А перед этим я долго думал о Белаше. 10 августа он должен был писать сочинение на приемных экзаменах в консерваторию. И у меня перед глазами стоял его экзаменационный листок:

«1/VIII — специальность — отлично.

10/VIII — русский письменно — не явился».

В те незапамятные времена, когда я еще был не в силах одолеть премудрости игры в домино, я любил выстраивать костяшки ровным длинным рядком, одну за другой, и, соорудив сложную конструкцию, легонько толкал крайнюю кость. Падая, она толкала следующую, та — третью, и весь ряд с негромким треском заваливался на бок.

Найдя сообщение об убийстве семнадцатилетней давности, я толкнул крайнюю костяшку в длинном ряду человеческих судеб, которым пришлось стоять рядом на расстоянии одного человеческого падения…

— А в наших материалах, в МУРе, вы нашли что-нибудь интересное? — спросила Лаврова.

— Нет, их же арестовали через два дня — Баранова и Костылина. Пришли в «скупку» два таких важных сопливых деятеля с меховым манто. А уже ориентировка прошла. Ну их прямо там и взяли. Допросили и передали в прокуратуру, они ведь оба были несовершеннолетние. К вечеру они рассказали про Лопакова.