Сказания о Хиль-де-Винтере - Моранн Каддат

Услышав знакомое название замка, Гард и Като переглянулись. Бармен понял это по-своему.

— Сразу видно, что вы не здешние! Виски! Кому вообще могло прийти в голову пускать последнюю пшеницу на сусло? Будто и без того уже Белая напасть не замела своими треклятыми песками последние посевы в предгорьях…

— Что пьет тогда все это сборище? — Вприщур уставившись на бармена, а вовсе не на «гостей гула», отчеканил кот.

— Метаку.

Кот и девушка снова переглянулись, на этот раз чтобы убедиться, что слово это не знакомо ни одному из них.

— Ну вы оба вообще что ли с Северных равнин спустились? — Поразился их невежеству бармен. — Метака — это такая ездовая скотина, горбатая и горбоносая полу-нечисть, которую захватили в битве при Горэйле у тамошних племен. Она одна и находит себе поживу в наступающих песках. А молоко ее когда перебродит, получается вполне себе сносная метака. Вам одну или две?

— Мне чуть-чуть, на пробу, — не замедлила отозваться Като, смутно представляя себе вкус этой полумифической араки или же кумыса.

Бармен незамедлительно достал два бокала откуда-то из-под стойки, и у Като возникли подозрения, что им подали остатки чьего-то заказа.

— А насчет вон той женщины, о которой вы спрашивали, это вдова Клико.

— Странное у нее имя. Винное какое-то, — отозвался Гард, примериваясь к бокалу метаки. — Пошире посудины не найдется?

— Просто никто не знает ее настоящего имени, — заговорщицким шепотом, чтобы их не расслышал предмет их разговора, ответил бармен, переливая метаку Гарда в плоскую миску. — Она приходит сюда каждый вечер, иногда расплачивается деньгами, но чаще — вещами пропавшего мужа. Думаю, она уже все продала из дома, что могла, вот и сидит, плачет, что не может расплатиться за выпивку.

— А что с ее мужем? — Так же шепотом поинтересовалась Като. — Он умер?

— Никто точно не знает. — Бармен взял бокал с беловатыми потеками метаки и немытым поставил на полку. — Говорят, ушел однажды на охоту и не вернулся. Наверное, волколаки загрызли, он был откуда-то издалека.

— Волколаки? — С ужасом переспросила Като, чуть не расплескав свою порцию странного напитка.

— Опять вы про эту чушь! — Встрял в их разговор кот.

— А вы, насколько я понимаю, тоже некоторым образом оборотень? — Глаза бармена при взгляде на Гарда разгорелись от любопытства.

— Я? Это еще почему? Может быть, я просто зверь какой говорящий.

Бармен хохотнул, но тут же притих.

— К нам в трактир однажды заходили гулы. Вы, конечно, знаете, это оборотни из Белой пустыни. Побежденные при Горэйле, кстати, предрекали, что гулы нас чуть ли не всех однажды захватят и сожрут … Так вот, зашли, процокали своими когтями, прямо вот сюда к барной стойке — и заговорили со мной человечьими голосами. Я потом неделю лежал в запое. — Бармена всего передернуло, словно он только что увидел в своем заведении нечисть, о которой рассказывал. — Так вот, выпивки они не заказывали, только куриную кровь…

Бармена снова передернуло.

— Ну а ты, — пересилив себя, он обратился к Гарду. — Если ты обычный хищный зверь, что же пьешь с нами метаку и так странно косишься на наш череп? — С этими словами бармен любовно протер лошадиный череп со стойки той же тряпочкой, которой секунду назад надраивал стакан.

— Тоже мне, сельский Эркюль Пуаро, — фыркнул кот. — И зачем вообще держать эту дрянь в баре?

— Наш хозяин пасечник, — объяснил детина в жилете. — Лошадиный череп всегда был символом пасеки. Странно, что вы и об этом не знаете, — удивился он.

— А мы не сельские, — отозвалась Като, допивая последний глоток своей жирно-сырной на вкус метаки.

Глядя, что они собираются уходить, бармен поспешил их остановить.

— Стойте, подождите. У меня тут для вас кое-что есть.

— И что же? — Недоверчиво спросил кот, угрожающе вытягиваясь в полный рост — от пола до стойки.

— Эй, вдова! — Крикнул он заплаканной женщине по ту сторону барной стойки. — Покажи посетителям, что ты сегодня принесла.

Вдова Клико неспешно поднялась со своего места и приблизилась к нашим странникам. Черная шаль ненароком спала с ее плеч, и Като вдруг увидела, какая же вдова была на самом деле маленькая и худенькая. Она была совсем еще молодой девушкой, ее просто старили опухшие от слез веки и тяжелый взгляд потухших глаз. Может, даже раньше она была красива, симпатична — наверняка, но сейчас в это верилось с трудом, ибо потеря мужа и ежедневные попойки оставили неизгладимый след на ее лице.

— Что они хотели? — Произнесла она резко, поднимая свою шаль и снова кутаясь в нее, хотя было совсем не холодно.

— Брось, Клико, покажи им, что ты сегодня принесла. Им-то это точно понадобится.

— Я не собираюсь отдавать вещи моего мужа в руки всяких, — она в последний момент сдержала себя, чтобы не нагрубить Като.

— Ну и дура, — упрекнул ее бармен. — Останешься без выпивки.

Борясь с остатками гордости, хмуря некогда черную, а теперь почти полностью седую бровь, вдова нехотя развернула какой-то сверток, который все это время лежал у ее ног. Като увидела большой резной лук, тугой, не намного меньше ее самой, и синий бархатный колчан, набитый стрелами с наконечниками из серебра. Затем вдова достала большой кинжал, длиной чуть меньше расстояния от кончиков пальцев до сгиба локтя. Он блеснул в этом тускло освещенном трактире, как брильянт, и тут же снова стал матово-серым. В его ручку был вделан большой синий камень.

— Несокрушимая дамасская сталь с лазуритами, врачующими раны, стрелы из тисовой древесины, которые не сломать рукой, с наконечниками из чистейшего серебра, сафьяновый колчан с шагреневым подкладом… Ну, Клико, сколько ты хочешь за всю эту прелесть? Или желаешь продать по отдельности? — Обратился к женщине бармен, в то время как вдова бережно, почти любовно заворачивала от посторонних глаз оружие обратно в сверток.

— С такими вещами нужно уметь обращаться, — нехотя бросила она, присаживаясь на свое место у стойки.

— Сколько ты хочешь? — Повторил свой вопрос бармен. — У нас тут бесплатно не наливают.

— Десять золотыми, — шепнула женщина.

— Сколько? — Не расслышал бармен.

— Я говорю, девять золотом, — срывающимся, будто просила милостыню, голосом, еле слышно проговорила владелица оружия.

Като никогда еще не предлагали купить такую красоту так задешево. Да и ювелир, пусть и заточенный теперь в кошачьем обличье, шепотом подтвердил ее догадки о немалой ценности показанного им оружия. Като, конечно, смутно понимала, зачем ей все это нужно, но и не купить всю эту прелесть уже не могла. Порывшись в кармане, она начала пересчитывать сеймурианские золотые и серебряные монеты, которые когда-то оставили ей герцогские слуги в «Красной розе».