Князь Святослав II - Виктор Поротников

Коснячко захлопал глазами, не зная, что сказать. Перечить князю он не смел, а противиться воле княгини боялся. Да и не обращалась Гертруда к нему за помощью до сего случая ни разу.

Выручил воеводу Изяслав, который выставил-таки жен за дверь.

- У братьев моих жены как жены, а моя как ворона все крови ждет! - посетовал Изяслав наедине с Коснячко. - Твоя-то женка, говорят, тоже норовистая. Так, воевода?

- У-у, княже, палец в рот не клади! - усмехнулся Коснячко.

Изяслав засмеялся и похлопал Коснячко по плечу: приятно сознавать не на себе одном Божье наказание, а иначе злонравие своей жены Изяслав и назвать не мог.

Гертруда отплатила мужу той же ночью, не впустив к себе в спальню. Тогда Изяслав велел дружинникам седлать коней и по ночной дороге поскакал в Вышгород.

«Глупая гусыня тщится досадить мне и сама не ведает, что для меня ее ласки хуже потных дней, - думал Изяслав, усмехаясь. - Иль не найду я телесной утехи с той, что и помоложе, и побелее…»

Когда неожиданно девять лет тому назад скончался в Смоленске брат Изяслава Вячеслав, вдову брата Эмнильду Изяслав вместе с сыном поселил в Вышгороде.

Эмнильда была дочерью маркграфа саксонского Отона. Была она и глуповата, и простовата. Вся какая-то бесцветная: белокурые волосы, светлые брови, бледный цвет лица, серые глаза с грустинкой… В присутствии Изяслава Эмнильда часто терялась, заливаясь краской стыда, голос был тихий и покорный. Улыбалась она редко, смеялась еще реже, но тот, кто хоть раз слышал ее смех, уже не забывал его никогда. Смех Эмнильды был по-детски заливчатый, будто колокольчик звенел.

Мужа своего Эмнильда любила очень сильно и, когда его не стало, всю свою любовь перенесла на сына Бориса, которого втихомолку называла Михелем. Мальчик норовом и статью пошел в отца-русича, от матери-немки унаследовав лишь белокурые волосы и серые глаза. Изяслав, взявший опеку над племянником, подыскал Борису опытных воспитателей и даже нашел дружков для детских игр княжича.

Любовная связь Изяслава с Эмнильдой возникла внезапно и толчком к этому послужил нелепый случай.

Как-то осенью уже по окончании годового траура Эмнильды Изяслав приехал в Вышгород, в окрестностях которого любил охотиться на туров. Охота в тот раз была неудачной. Уставший, промокший под дождем князь выплескивал свое раздражение на рабынь, прислуживавших ему за столом. Эмнильда как хозяйка дома старалась изо всех сил, угощая Изяслава и его свиту. Чтобы сделать Эмнильде приятное, Изяслав отправился вместе с ней взглянуть на спящего Бориса, которому тогда только исполнилось семь лет. Затем Изяслав направился в опочивальню, наказав Эмнильде, чтобы она прислала к нему рабыню с сосудом вина, указав, какую именно. Эту девицу Изяслав заприметил сразу, едва та появилась в пиршественном зале.

Что случилось потом, всегда вызывало у Изяслава улыбку и одновременно приятные воспоминания.

Изяслав еще не ложился, хотя был уже в одной исподней рубахе. Стоя у стола спиной к двери, он снимал нагар со свечи. Язычок пламени колыхнулся, когда дверь тихо отворилась и кто-то бесшумно переступил через порог. Изяслав, не оборачиваясь, велел вошедшей рабыне поставить сосуд с вином на скамью возле кровати и раздеться самой. Он слышал, как та торопливо снимает с себя одежды, как звенят, падая на пол, височные кольца и браслеты. Князь нарочно не оборачивался, чтобы не смущать рабыню. Перед этим она с таким смущением осушила кубок пенного меду. Видать, еще не привыкла к вниманию знатных мужей.

Так же не оборачиваясь, Изяслав приказал рабыне запереть дверь на задвижку.

Когда щелкнула деревянная щеколда, Изяслав повернулся и обомлел - перед ним стояла обнаженная Эмнильда!

То ли по недалекости своей, то ли из излишнего желания угодить великому князю, но оказалась Эмнильда на месте наложницы-рабыни, как обычно, не смея ни взглянуть на Изяслава, который к тому же был старше ее на тринадцать лет, ни возразить ему даже в такой ситуации.

Изяслав после выпитого недолго колебался.

«Чему быть, того не миновать!» - успокоил себя князь, заваливая белокурую немку на ложе.

Эмнильда отдалась ему без сопротивления и без слез, словно сама давно жаждала этого. Изяслав, привыкший к неподатливости своей супруги, которая проявлялась даже в постели, был просто очарован той покорностью, с какой Эмнильда позволяла ему вытворять с ее телом все что угодно.

После этого случая Изяслав стал чаще наведываться в Вышгород.

Днем на глазах слуг и свиты между ним и Эмнильдой все было пристойно. Изяслав уделял внимание не столько ей, сколько племяннику Борису. Но едва наступала ночь…

Из бояр Изяславовых об этой связи знал только Коснячко.

Природная робость Эмнильды и ее душевная простота делали ее непревзойденной наложницей. Она не требовала от Изяслава дорогих подарков, не ревновала его к другим наложницам, не устраивала сцен, если они не виделись слишком долго, не возмущалась, когда ее любовник требовал от нее ласк всю ночь напролет. Она всегда была готова к соитию даже в самом неподходящем для этого месте, стоило Изяславу изъявить желание. Сама того не сознавая, Эмнильда постепенно до такой степени приучила Изяслава к своему телу, что князь позабыл всех своих случайных женщин, охладел к супруге, которая позволяла себе надсмехаться над его мужскими способностями, и постоянно стремился к любовнице.

Так, ласковая покорность женщины и ее умение всегда поддерживать в любовнике страстный пыл превыше всего ценятся людьми грубоватыми, стыдящимися слишком уж явно проявлять свою похотливость. Таким и был князь Изяслав. Не блиставший умом, Изяслав не ценил его и в Гертруде, потому ближе была князю недалекость Эмнильды, понятней склад ее ума, приятней откровенность ласк, даримых только ему. Они не нуждались даже в словах, какие обычно срываются, вольно или невольно, с уст любовников, обычно соединяясь на ложе молча как заговорщики.

В Вышгород Изяслав примчался еще до рассвета.

Княжеский посадник, привыкший к внезапным наездам своего господина, не удивился, увидев перед собой ночью Изяслава.

- Крепко спишь, Огнив! - с притворной строгостью сказал Изяслав, слезая с коня. - Бухаем в ворота, а в ответ ни гу-гу. Стража твоя перепилась, что ли?

- Так ведь свои-то все дома по лавкам спят, княже, в такой час только чужие шастают, - шутливо отвечает посадник, бывший с князем на короткой ноге.

- Поговори мне, козлиная борода! - усмехнулся Изяслав, передавая поводья конюху. - Как поживает княгиня и племяш мой?

Огнив почесал лохматую голову и ответил со вздохом:

- Худо дело, князь. Захворал Бориска, пять дней пластом лежит.

- Лекарь был?

- И лекарь был, и знахарь приходил, и толку никакого. Помирает отрок.

- Придержи язык, пустомеля! - Изяслав оглянулся на своих дружинников. - Коней в стойла. Самим почивать. Посадник укажет где. - Князь толкнул Огнива в бок. - Распоряжайся!

На ходу срывая с себя шапку, плащ, тяжелый пояс, Изяслав темными переходами и скрипучими лестницами поспешил на ту половину терема, где жила Эмнильда с сыном.

Княгиню он застал стоящей на коленях перед иконой Богородицы. Эмнильда была в одной исподней рубашке с распущенными по плечам волосами. Вся комната была уставлена зажженными свечами, тянуло густым запахом ладана.

На приветствие князя Эмнильда ответила истеричными рыданиями. Обняв колени Изяслава, она стала умолять спасти ее сына от неминучей смерти.

- Кто тебе наговорил, что неминучей? - рассердился Изяслав. - Оклемается Бориска, отрок он крепкий!

- Нет, князь милый, не оклемается сыночек мой, ибо наказанье наслал на меня Господь за грехи, - причитала Эмнильда.

Она перешла на родной немецкий, потом опять на русский, на обоих языках княгиня слезно поминала Пресвятую Деву Марию, гнев Господень и свою греховность.

Изяславу это надоело. Он рывком поставил Эмнильду на ноги.

- Ну будет! Слезами горю не поможешь. Лекаря надо хорошего искать, а не поклоны бить.

Эмнильда стояла перед князем с опухшим от слез лицом, опустив руки и закрыв глаза. Тонкая льняная рубаха сползла у нее с одного плеча, обнажив тонкую ключицу и белую округлую грудь с розовым соском. Один вид женской груди подействовал на Изяслава зажигающе.

Князь припал губами к теплой упругой плоти, прикасаться либо представлять в мыслях ее было одинаково приятно. Но Эмнильда резко оттолкнула от себя Изяслава.

- Наин!.. Наин!.. Прочь!.. - воскликнула она. - Через этот грех страдает недугом сын мой. Уйди, князь! Мне надо молиться.

Изяслав сначала оторопел от неожиданности, потом в нем стал закипать гнев. Он догадался, с чьих слов говорит с ним Эмнильда, набожность которой до сего случая проявлялась лишь при грозе.