Тайна трех государей - Дмитрий Миропольский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Памятник Ивана – уникальный Покровский собор, который называли ещё Троицким или Иерусалимским, но чаще всего – храмом Василия Блаженного. Собор известен всему миру не хуже Кремля: в голливудских фильмах и клипах поп-звёзд он символизирует Москву так же, как Эйфелева башня обозначает Париж.
Уникальным памятником Петра стала новая столица России. Салтаханов почти двадцать лет прожил в Петербурге, хорошо его знал и готов был согласиться, что самый необычный российский город – это гигантский монумент в память о государе, которому страна обязана прорывом в Европу.
С Павлом тем более всё понятно: главную память о нём по сей день хранит Михайловский замок, не похожий ни на какое другое строение в Петербурге.
Кстати! Салтаханов посмотрел на часы. Тот мужик из службы безопасности замка, с которым он вчера говорил про Мунина, так и не прислал обещанных материалов. Можно подождать, скажем, до полудня, а потом позвонить как бы между делом и напомнить о себе…
…но ждать почти не пришлось. Через несколько минут Одинцов сам позвонил Салтаханову на мобильный:
– У меня есть немного свободного времени. Хотел кое-чем поделиться. Могу подъехать, если это удобно. Скажите куда.
– Да, конечно, подъезжайте, – ответил Салтаханов и назвал адрес.
Покровский собор (храм Василия Блаженного, Москва).
Мигом повеселев, он убрал документы Мунина в папку, подсунул под неё блокнот и закрыл компьютерный монитор заставкой – снимком техасского красного волка. Этот Одинцов, похоже, тёртый калач. Не стал отправлять по электронной почте то, чего по правилам отправлять не должен…
– Кофе, к сожалению, только растворимый, – посетовал ему Салтаханов после крепкого рукопожатия. – Будете?
– Лучше чаю, а то я от кофе уже булькаю, – Одинцов обвёл взглядом кабинет и кивнул на доску с портретами преступников. – Они мешают нам жить?
– Ага. Их разыскивает полиция, – подтвердил Салтаханов, манипулируя с заваркой.
Санкт-Петербург, город-памятник основателю Петру Первому.
За чаем Одинцов передал Салтаханову флешку с личными данными Мунина и, пока тот копировал файлы в свой компьютер, пояснил:
– В отделе кадров кое-что ещё на бумаге есть, но это надо их лишний раз беспокоить, со сканером возиться, на вопросы всякие отвечать… Ни к чему, верно? Я из общей базы потихоньку материалы взял. И один скан всё-таки сделал, увидите там. От Мунина в кадры пришло заявление на отпуск. Отправлено с Московского вокзала как раз в день пропажи.
Михайловский замок.
На самом деле это был скан заявления, которое Мунин написал заново по просьбе Одинцова. Двое суток – маловато для «Почты России», чтобы доставить письмо за три километра от вокзала до Михайловского замка. Но нельзя упускать возможность направить академиков по ложному следу и заодно прощупать Салтаханова в комфортной обстановке. Настоящее заявление всё равно придёт рано или поздно, ляжет кадровикам в подшивку, и кто станет сличать – оно ли было на картинке…
– Охотой увлекаетесь? – поинтересовался Одинцов, разглядывая коллекцию волков. – У вас тут прямо как в Зоологическом музее, только побогаче.
– Охотой не особо, – Салтаханов вернул Одинцову флешку. – Да и времени нет. Просто волки нравятся.
– Волк – хороший зверь, – согласился Одинцов. – Он, говорят, слабее льва, зато в цирке не выступает.
Салтаханов оценил удачный пассаж, а на прощание сказал:
– За информацию спасибо. Вы застали меня врасплох. Но я всё помню, бутылка виски за мной.
– Это не к спеху, – успокоил Одинцов.
20. Тайное становится явным
Вчера на обратном пути после встречи с Евой рядом с Вараксой устроился Одинцов, а Мунин был отправлен на заднее сиденье.
Конечно, стоило обсудить услышанное от американки, а потом решить, какими будут следующие шаги. Но это лучше делать на свежую голову. Сейчас правильнее всего – выспаться.
Замызганная машина везла их домой.
– А зачем ты расспрашивал насчёт профессора, к которому она на семинар приехала? – вспомнил Одинцов и посмотрел на Вараксу. – Как его… Арцыбашев?
– Арцишев, – уточнил Варакса, не отрываясь от дороги. – Он эксперт по новым источникам энергии и вообще головастый мужик. С мировым именем учёный.
– Ты-то его откуда знаешь?
– Да так… слышал. Статейки всякие читал. Надо же немного в будущее смотреть. Время газа и нефти заканчивается, бензиновый движок – вообще вчерашний день, а дальше что?
Одинцов удивился.
– Странное дело. С каких пор ты так наукой интересуешься? Это по бизнесу или для общего развития?
Варакса молча подвигал кустистыми бровями. Усы он отклеил ещё в ресторане.
Дома загонять Мунина в отведённую ему комнату пришлось чуть ли не силой. Впечатления от последних событий переполнили историка адреналином: он никак не мог угомониться и желал продолжить лекцию про своё исследование. Одинцов сурово предупредил:
– Подъём в пять тридцать.
Угроза подействовала. Расстроенный Мунин после душа скрылся в кабинете и уснул, как только коснулся головой подушки, даже прикроватную лампу не выключил. Варакса лёг на диване, разложенном в гостиной. Одинцов по праву хозяина дома отправился в спальню и под утро видел во сне контуженную сову, которая боком ковыляла по жухлой от солнца пыльной траве, волоча за собой крыло с растрёпанными перьями.
За завтраком все молчали и только после кофе стали разбирать вчерашнюю вылазку. Импровизированная операция удалась, однако толку от встречи с Евой было немного. Американка рассказала о розенкрейцерах; объяснила, как строился анализ автореферата, и похвалила работу Мунина, так что историк покраснел от удовольствия. Вот, собственно, и всё.
– С маркерами у неё круто придумано, – заметил Варакса.
– Кто на что учился, – поддержал Одинцов.
– Может, всё дело в британцах? – строил догадки Мунин. – Неспроста ведь она выделила их в отдельный маркер. Может, поэтому академики так заинтересовались?
Ева посчитала важным, хотя и непонятным пока маркером британский след в жизни трёх русских царей.
Иван привлекал англичан в Московию. Засылал в Лондон сватов к королеве Елизавете Тюдор, выбрав её одну из всех европейских невест. Даже большой флот в Вологде построил, чтобы добраться до Англии.
Придворным идеологом Петра с ранней юности и до конца дней оставался потомок шотландских королей, воин и учёный Яков Брюс. Он сопровождал Петра во время путешествия с Великим посольством по Европе, когда царь уделил Англии неожиданно много внимания.
Павел так и вовсе обязан британцам всеми трагедиями своей жизни. На деньги англичан свергли его отца, и сам он потерял трон. Став императором, Павел был вскоре обманут английскими союзниками. А когда он разорвал с ними дипломатические отношения – из Британии снова заплатили заговорщикам, которые лишили Павла жизни.
Рыцарская тема, которую Ева рассматривала отдельно, также оказалась отмеченной британским маркером.
Иван Грозный создал опричнину – особую структуру, прежде на Руси невиданную. Это учат в школе. Но мало кому известно, что опричники были рыцарским орденом наподобие европейских, а роль Великого магистра в нём играл царь Иван.
Мунин добыл из папки и продемонстрировал прижизненный портрет Ивана Васильевича в парадном облачении тамплиера – рыцаря-храмовника. А ведь орден Храма уничтожили на двести пятьдесят лет раньше. Тогда заговор против тамплиеров поддержала вся Европа, и не тронул рыцарей только шотландский король Брюс…
…а его прямой потомок Яков Брюс четыре века спустя подсказал русскому царю Петру основать орден Андрея Первозванного. Вдобавок Пётр наладил отношения с наследниками ордена Храма, мальтийскими госпитальерами, – и на Мальте начали посвящать в рыцари бояр из ближайшего окружения царя.
Пётр оставил дочери Елизавете увлекательную книгу по истории мальтийских рыцарей. Елизавета Петровна передала её своему внуку Павлу, который зачитал книгу до дыр. Взойдя на трон, он стал Великим магистром мальтийцев. Из-за Мальты начался конфликт Павла с Британией, приведший императора к трагической гибели.
– Я могу покопаться в этой теме поглубже, – сказал Мунин. – Мальтийский орден существует до сих пор. Очень серьёзная структура.
– Тоже сборище умниц вроде твоих розенкрейцеров? – предположил Одинцов, наливая себе вторую кружку кофе.
Мунин на провокацию не поддался.
– Умниц там наверняка хватает, – сдержанно ответил он, – только масштабы разные и статусы разные. Госпитальеры вдвое старше розенкрейцеров и уже почти тысячу лет занимаются в основном финансами, а не наукой. Мальтийский орден, чтобы вы понимали, это суверенное государство. Имеет представителей в ООН и Совете Европы, выпускает паспорта, поддерживает дипломатические отношения с другими странами, курирует кое-какие вопросы в Ватикане и очень неплохо себя чувствует. Среди рыцарей такие серьёзные господа попадаются, что… о-го-го!