Мое ходячее несчастье - Джейми Макгвайр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Рад тебя видеть, Шепли, — улыбнулся отец.
— Привет, дядя Джим. Проблемы с зажиганием?
Папа упер руку в свой округлый бок.
— Похоже на то… похоже на то, — кивнул он, заглядывая под капот.
— Почему вы так решили? — спросил Шепли, закатывая рукава.
— Да вот… тут оплавилось, — сказал Трентон.
— Действительно. Сейчас мы с Трэвом сбегаем в магазин запчастей, купим новый блок, поставим, и все должно заработать.
— Теоретически, — добавил я, подавая Шепу отвертку.
Он открутил блок зажигания, достал его, и мы все почувствовали запах гари.
— Надо будет еще вон те провода заменить. Видите, у них изоляция тоже плавится.
— Спасибо, Шеп. А я в душ: мне ведь на работу, — сказал Трентон.
Шепли лениво махнул ему на прощание отверткой и бросил ее в ящик с инструментами.
— Вы, ребята, как я погляжу, устали после ночного бдения? — спросил отец.
— Да уж, — ответил я, скривив рот.
— Как твоя юная леди? Америка, да?
Шепли кивнул, и по его физиономии расползлась широкая улыбка.
— Хорошо, дядя Джим. Спит.
Отец усмехнулся и тоже кивнул:
— А твоя юная леди?
Я пожал плечами:
— Да она, папа, не то чтобы моя…
Он подмигнул:
— И все-таки?
Шеп перестал улыбаться и нахмурился.
— Что такое, Шеп? Тебе не нравится его голубица?
То, что отец так назвал Эбби, позабавило Шепли, и уголок его рта даже дернулся, грозя новой улыбкой.
— Нет, она мне очень нравится. Просто они с Америкой как сестры, и это меня немного напрягает.
Папа выразительно кивнул:
— Тебя можно понять. Но по-моему, сейчас у Трэвиса все серьезно, тебе не кажется?
Шепли пожал плечами:
— Этого-то я и боюсь. Не хочу, чтобы первая, кому он разобьет сердце, была лучшей подругой Америки. Без обид, Трэв.
Я нахмурился:
— А ты мне не слишком-то доверяешь.
— Дело не в этом… Хотя, может, и в этом.
Отец тронул Шепа за плечо:
— У Трэвиса это первая попытка завязать с девушкой серьезные отношения, и ты боишься, что, если у него ничего не получится, у тебя будут проблемы с Америкой.
Шепли схватил грязную тряпку и вытер ею руки.
— Неприятно в этом признаваться, но да. Все так и есть, хоть я и болею за тебя, Трэв.
Хлопнув сетчатой дверью, из дому выбежал Трентон и ткнул меня кулаком в плечо, прежде чем я успел заметить, как он поднял руку.
— Пока, неудачники! — крикнул Трент и, повернувшись кругом, добавил: — Это я не тебе, папа!
На папином лице появилась улыбочка.
— Само собой, сынок, — сказал он, покачав головой.
Трентон улыбнулся и запрыгнул в свою машину — видавший виды бордовый «додж-интрепид». Даже когда мы учились в школе, эта тачка уже не считалась крутой, но Трент ее любил. Главным образом потому, что выплатил за нее кредит.
Услышав щенячий лай, я посмотрел на дверь. Папа улыбнулся и похлопал себя по ноге:
— Иди ко мне, трусишка!
Черный щенок сделал несколько шажков вперед, но потом, тявкая, попятился.
— Как он поживает? — спросил я.
— Два раза надул в ванной.
— Ой, извини! — скривился я.
Шепли хохотнул:
— Хорошо, что в ванной, а не где-нибудь еще. Значит, принцип он понял!
Отец кивнул и махнул рукой в знак согласия.
— Это только до завтра, — пообещал я.
— Все в порядке, сынок. Он нас очень развлекает. Трент от него в восторге.
— Хорошо, — улыбнулся я.
— Так о чем мы с вами говорили? — спросил папа.
Я потер то место на руке, где саднило после кулака Трентона.
— Шепли напомнил мне, что я, по его мнению, полный лузер в отношении девушек.
Шеп усмехнулся:
— Ты кто угодно, Трэв, только не лузер. Просто тебе еще много с чем придется столкнуться, и если учесть ваши с Эбби характеры, то обстоятельства против тебя.
Я выпрямился; все мышцы у меня напряглись.
— У Эбби нормальный характер!
— Тихо, не заводись, — успокаивающе проговорил отец. — Он не сказал про твою девушку ничего плохого.
— Нормальный у нее характер.
— Верю, — улыбнулся папа.
Он умел утихомирить нас, парней, когда в воздухе запахнет дракой. Ему почти всегда удавалось замять ссору, прежде чем она успевала принять опасный характер.
Шепли бросил тряпку на ящик с инструментами:
— Поехали в магазин.
— Я рассчитаюсь с вами за запчасти.
Я помотал головой:
— Нет, пап, я ведь не отдал тебе деньги за собаку. Так что будем как раз в расчете.
Отец улыбнулся и принялся восстанавливать порядок в ящике, после того как Шепли там похозяйничал.
— Ну ладно. До скорого.
Мы с Шепом сели в его машину и поехали в магазин за блоком зажигания. Я поежился и спрятал руки в рукава, чтобы не замерзнуть.
— Холод сегодня собачий, — сказал Шепли.
— Близко к тому.
— Щенок должен ей понравиться.
— Надеюсь.
После еще нескольких подобных реплик и долгих пауз между ними Шепли тряхнул головой и сказал:
— Ты ведь знаешь: я не хотел обидеть Эбби.
— Знаю.
— Я понимаю, что ты к ней чувствуешь, и искренне желаю тебе успеха. Просто мне немного неспокойно.
— Ага.
Шепли припарковался на стоянке возле магазина, но не выключил зажигание.
— Трэвис, сегодня она встречается с Паркером Хейсом. А что, если он ее склеит? Ты об этом подумал?
— Об этом я как раз стараюсь не думать.
— А может, зря? Если ты действительно хочешь, чтобы у вас что-то получилось, иногда придется поступать не так, как тебе удобнее, а как будет полезнее для дела.
— Как же это, например?
— По-твоему, Эбби станет думать о тебе лучше, оттого что, пока она собирается на свидание, ты ходишь надутый, а когда является Паркер, ведешь себя с ним как последний говнюк? Или, может, ей больше понравится, если ты скажешь, как она здорово выглядит, и проводишь ее по-дружески?
— Я не хочу быть для нее только другом.
— Я это знаю, и ты знаешь, и Эбби, наверное, тоже… И уж точно об этом знает Паркер, можешь даже не сомневаться!
— Обязательно все время повторять имя этого урода?
Шепли выключил зажигание:
— Успокойся, Трэв. Нам обоим известно: он только о том и думает, как бы тебе нагадить. Не бесись, не доставляй ему такого удовольствия. Ты должен играть лучше, чем он. Со временем Эбби сама поймет, какое он дерьмо, и избавится от него без твоей помощи.
Я несколько секунд помолчал, а потом взглянул на Шепа:
— Ты… правда так считаешь?
— Да. А теперь пойдем и купим то, за чем приехали, пока Америка не взорвала мой телефон. Наверняка она забыла, что я сказал ей перед отъездом.
Я рассмеялся и следом за Шепли пошел в магазин.
— И все-таки он урод.
Шеп быстро нашел нужную запчасть и еще быстрее ее установил. За какой-нибудь час с небольшим он успел прикрутить модуль зажигания, завести грузовик да еще и поболтать с моим отцом. Когда мы, помахав папе, поехали к себе домой, было самое начало первого.
Как Шепли и предполагал, Америка проснулась до нашего прихода. Пока Шеп еще раз не объяснил ей, куда мы отлучались, она притворялась рассерженной, но на самом деле просто радовалась, что ее парень дома.
— Мне было так скучно! Эбби до сих пор спит.
— Правда? — спросил я, сбрасывая ботинки.
Америка кивнула и скорчила рожицу:
— Она любит поспать. Сутками дрыхнуть может. Я уж больше и не пытаюсь переделать ее в жаворонка.
Я медленно открыл дверь в спальню, петли скрипнули. Эбби лежала на животе, почти в той же позе, что и до моего отъезда, только на другой стороне кровати. Волосы закрывали ей лицо и мягкими карамельными волнами ложились на подушку. Из-под футболки, завязанной на узел, виднелись голубые трусики — самые обыкновенные, ничего особенно сексуального. И вообще Голубка была в глубокой спячке: развалилась как попало на моей белой простыне под уже припекающим солнцем… Но я смотрел на нее, и она казалась мне неописуемо красивой.
— Голубка? Ты сегодня вставать собираешься?
Она что-то пробормотала и повернула голову. Я подошел на несколько шагов ближе:
— Голубка?
В ответ снова послышались невнятные обрывки слов. Мерик была права: ее подруга и не думала просыпаться. Я осторожно прикрыл дверь и вышел в гостиную к Америке с Шепом. Они клевали начос, которые Мерик только что приготовила, и смотрели какую-то девчачью ерунду по телевизору.
— Встала? — спросила Америка.
Я сел в кресло и покачал головой:
— Нет. Только пробормотала не пойми что.
Мерик улыбнулась, не переставая жевать.
— Эбби в своем репертуаре, — проговорила она с набитым ртом. — Я слышала, как ты ночью ушел из спальни. Что-то случилось?
— Я опять повел себя как осел.
Америка приподняла бровки:
— Правда? Что же ты учудил?
— Ничего, просто разозлился: наговорил ей кучу всего о своих чувствах, а у нее как будто в одно ухо влетало, в другое вылетало.