Два трактата о правлении - Джон Локк

125. И поэтому весь этот шум об отцовстве Адама, величии его власти и необходимости предположить её существование никак не способствует установлению власти тех, кто правит, и не определяет повиновения подданных, [c.231] которые должны повиноваться, если они не могут сказать, кому они должны повиноваться, или если нельзя узнать, кто должен править, а кто повиноваться. В том состоянии, в каком находится сейчас мир, не знающий и никогда уже не узнающий, кто есть наследник Адама, это отцовство, эта монархическая власть Адама, переходящая к его наследникам, была бы не более полезна для управления человечеством, чем заверения нашего автора (если бы он их дал) в том, что для успокоения умов людей или сохранения их здоровья Адам обладал даром прощать грехи и вылечивать болезни, который по божественному установлению перешел к его наследнику, — пока этого наследника невозможно узнать. И разве не столь же разумно поступил бы тот, кто на основе этих заверений нашего автора пошел бы и покаялся в своих грехах и ожидал бы полного отпущения грехов или же с целью поправить здоровье принял бы лекарство от любого, кто назвался священником или врачом или обманом присвоил себе эти занятия, заявляя: "И получаю отпущение грехов благодаря способности, перешедшей по наследству от Адама" или "Я буду вылечен целительной силой, перешедшей по наследству от Адама", как и тот, кто говорит: "Я подчиняюсь и повинуюсь отцовской власти, перешедшей по наследству от Адама", когда признается, что все эти полномочия и способности переходят по наследству только к его единственному наследнику и что этот наследник неизвестен?

126. Правда, знатоки гражданского права претендуют на то, что они решили некоторые из этих дел, касающихся престолонаследия государей; но с точки зрения принципов нашего автора они вмешались в такое дело, которое к ним не относится. Ибо, если вся политическая власть должна вести свое происхождение только от Адама и быть передана только его последовательно сменяющим друг друга наследникам, по велению бога и божественному установлению, это есть верный и высший предшественник всякого правления; и следовательно, положительные человеческие законы не могут определять то, что само является основой всякого закона и правления и должно получить свои установления только от закона бога и природы. И поскольку в данном случае оно хранит молчание, я склонен полагать. что не существует такого права, которое должно передаваться этим путем; я уверен, что, если бы оно существовало, оно было бы бесполезно и люди пребывали бы в состоянии большей растерянности в отношении правления и подчинения правителям, чем если бы такого права вообще [c.232] не было; поскольку благодаря действующим законам и согласию, которые божественное, установление (если бы оно было) исключает, можно уверенно принять меры против всех этих бесконечных неразрешимых сомнений, но никогда нельзя понять, каким образом божественное естественное право, к тому же имеющее такое значение, как весь порядок и покой в мире, должно быть передано потомкам без какого-либо ясного, естественного или божественного правила, касающегося его. И наступил бы конец всякому гражданскому правлению, если бы гражданская власть назначалась наследнику божественным установлением и вместе с тем этим же божественным установлением личность этого наследника не могла бы стать известной. Поскольку по божественному праву эта отцовская монархическая власть принадлежит только ему, ни человеческое благоразумие, ни согласие не получают возможность облечь ею кого-либо еще; ибо, если только один человек имеет божественное право на повиновение людей, никто не может претендовать на это повиновение, а лишь только тот, кто может продемонстрировать это право; и умы людей не могут ни под каким другим предлогом быть принуждены к этому. А тем самым это учение подрезает под корень всякое правление.

127. Таким образом, мы видим, как наш автор, выдвигая в качестве твердой основы утверждение о том, что то самое лицо, которое должно править, и есть веление бога и определяется божественным, установлением, говорит нам в основном только то, что это лицо и есть наследник, но, кто этот наследник, мы должны догадаться сами; и тем самым это божественное установление, назначившее эту власть лицу, для узнавания которого у нас нет никакого правила, поступило так же, как если бы вообще никому не было назначения. Но чтобы ни предпринимал наш автор, божественное установление не делает таких нелепых назначений; нельзя предположить также, чтобы бог установил священный закон, что одно определенное лицо должно иметь право на что либо, и, однако, не дал правил, по которым можно было бы выделить и узнать это лицо, или давал наследнику божественное право на власть и вместе с тем не указывал, кто этот наследник. Скорее следовало бы полагать, что наследник не имел такого нрава но божественному установлению, чем считать, что бог дал бы такое право наследнику, но оставил неясным и неразрешимым вопрос о том, кто этот наследник. [c.233]

128. Если бы бог дал землю Ханаанскую Аврааму и в самих общих выражениях кому-то после него, не назвав его семени, благодаря чему можно было бы узнать, кто был этот "кто-то", то определить право на землю Ханаанскую было бы заданием столь же достойным и полезным, как определить право корон, дать империю Адаму и его наследникам, последовательно правившим после него, не сказав, кто его наследник. Ибо слово "наследник", если нет правила, как узнать, кто он, означает только кого-то, я не знаю кого, и ничего больше. Бог, делая божественным установлением правило, что люди не должны сочетаться браком с близкими родственниками, считает недостаточным сказать: "Никто ни к какой родственнице по плоти не должен приближаться с тем, чтобы открыть наготу"44, но, сверх того, дает правила, чтобы знать, кто эти близкие родственники, запрещенные божественным установлением, ибо в противном случае этот закон был бы бесполезен, поскольку бессмысленно вводить ограничения или давать привилегии людям в таких общих выражениях, что по ним нельзя узнать конкретного человека, которого они касаются. Но поскольку бог нигде не сказал, что прямой наследник получит в наследство все состояние или владение своего отца, то нам не следует удивляться, что он нигде не указал, кто должен быть этим наследником; ибо мы не можем ожидать того, чтобы он, никогда не замышляя нечто такое, никогда не предполагая никакого наследника в этом смысле, должен был где-то назвать или назначить какое-либо лицо на это место, — как мы могли бы ожидать, если бы дело обстояло по-другому. И поэтому, хотя в Писании встречается слово "наследник", там нет такого наследника, как понимает его наш автор, того, кто по праву природы должен был наследовать все, что имел его отец, отстранив своих братьев. Отсюда Сарра предполагает, что, если бы Измаил остался в доме и участвовал в дележе имущества Авраама после его смерти, этот сын рабыни мог бы быть наследником вместе с Исааком, и поэтому она говорит: "Выгони эту рабыню и сына её, ибо не наследует сын рабыни сей с сыном моим Исааком"45. Но это не может оправдать нашего автора, который, сказав нам, что в каждом собрании людей есть один, который является истинным и прямым наследником Адама, должен был бы нам сказать, каковы законы наследования. Поскольку он дал нам весьма скудные наставления относительно правил, но которым можно узнать, кто является наследником, давайте теперь посмотрим, что сообщает нам по этому необходимому [c.234] и основополагающему вопросу рассказанная им история из Писания, на которой он пытается целиком построить свое учение о правлении.

129. Чтобы оправдать название своей книги, наш автор начинает свою историю перехода монархической власти Адама но наследству следующими словами (с. 13): "Это господство, которое Адам по велению бога имел над всем миром и которым по праву, переходившему от него по наследству, обладали патриархи, было так же велико…" и т. д. Как он доказывает, что патриархи по наследству обладали ею? Относительно владычества над жизнью и смертью, говорит он, "мы обнаруживаем, что Иуда, отец, вынес смертный приговор своей невестке Фамари за то, что она была блудницей" (с. 13). Как это доказывает, что Иуда обладал абсолютной и высшей властью? "Он вынес смертный приговор". Вынесение смертного приговора не является обязательным признаком высшей власти, обычно это обязанность правителей более низкого положения. Право устанавливать законы жизни и смерти — действительно признак высшей власти, но вынесение приговора в соответствии с этими законами может быть сделано другими, и поэтому данное утверждение вряд ли может служить доказательством, что он обладал верховной властью. Как будто можно было бы сказать: "Судья Джеффрис в последнее время вынес смертный приговор, следовательно, судья Джеффрис обладал верховной властью!" Однако могут возразить: "Иуда сделал это не по поручению другого и, следовательно, сделал по своему собственному праву". Кто знает, было ли у него вообще какое либо право? В пылу гнева он мог сделать то, чего не имел права делать. "Иуда распоряжался жизнью и смертью". Как это проявляется? Он осуществил это право, он "вынес смертный приговор Фамари". Наш автор думает, что, раз он так поступил, это является очень хорошим доказательством того, что он, следовательно, имел право так поступать. Он с ней также спал, если применить тот же способ доказательства, он имел право делить это ложе, когда справедлива такая последовательность, при которой из какого-либо деяния вытекает право на такое деяние. Авессалом также мог бы быть среди монархов нашего автора, ибо он вынес такой смертный приговор своему брату Амнону в совершенно схожих обстоятельствах и к тому же добился приведения его в исполнение46, если только этого достаточно, чтобы доказать владычество над жизнью и смертью. [c.235]