Два трактата о правлении - Джон Локк

239. В подобных случаях Баркли, великий защитник абсолютной монархии, вынужден признать, что королю можно оказывать сопротивление и что он перестает быть королем. Иными словами, говоря вкратце, чтобы не увеличивать примеров, в тех случаях, когда король не имеет полномочий, он не король и ему можно оказывать сопротивление; ибо, когда бы ни прекратилось действие полномочий, король тут же перестает быть королем и становится подобным другим людям, не имеющим полномочий. Те же два случая, которые он привел, весьма мало отличаются от вышеупомянутых по своей разрушительности для правительств; он лишь опустил тот принцип, из которого вытекает его доктрина, а именно нарушение доверия, поскольку не сохраняется та форма правления, о которой была договоренность, и не осуществляется цель самого правления, которая заключается в общественном благе и сохранении собственности. Когда король сам себя низложил и поставил себя в состояние войны со своим народом, то было бы хорошо, если бы Баркли и те, кто разделяет его мнение, сообщили нам, что может помешать народу преследовать судебным порядком того, кто не является королем, как народ поступил бы со всяким другим человеком, поставившим себя в состояние войны с ним. Я хочу ещё обратить внимание на одно место у Баркли, когда он говорит: "Злой умысел против себя народ может предотвратить до его осуществления"; тем самым он допускает сопротивление, когда тирания ещё только замышляется. "Если какой-либо король, — говорит он, — питает подобные замыслы и действительно стремится осуществить их, то он тут же отказывается от всяких забот и мысли о государстве"; таким образом, согласно ему, пренебрежение общественным благом должно считаться доказательством подобного замысла или по крайней мере достаточным поводом для сопротивления. А причину всего этого он излагает в следующих словах: "потому что он предал или принудил свой народ, свободу которого он обязан был с большим старанием охранять". То, что он добавляет, — "перейти под власть и господство иноземной нации" ничего не значит, так как вина и злоупотребление заключаются а утрате народом свободы, [c.402] которую король обязан был сохранить, и никакой разницы не составляет, под власть каких лиц народ принуждают перейти. Право народа в равной мере нарушено и свобода его утрачена независимо от того, сделают ли его рабом каких-либо лиц его собственной национальности или иноземной нации, именно в этом заключается ущерб, и только против этого народ имеет право защиты. Во всех странах можно найти примеры, показывающие, что оскорбление наносит не перемена национальности лиц, находящихся у власти, а перемена правления. Билсон, епископ нашей церкви и великий сторонник власти и прерогативы государей, признает, если я не ошибаюсь, в своем трактате "Христианская покорность"52, что государи могут утратить свою власть и свое право на покорность со стороны подданных; а если ещё нужны авторитеты в вопросе, где и без того все ясно, то я могу отослать своего читателя к Брэктону, Фортескью, к автору "Зерцала"53 и к другим — к авторам, которых нельзя заподозрить в том, что они незнакомы с нашим строем или являются его врагами. Но я думаю, что одного Гукера могло бы быть достаточно для удовлетворения тех людей, которые, опираясь на него в своей церковной политике, каким-то странным образом склонны отрицать те принципы, на которых он её основывает. Не делают ли их при этом своими орудиями более хитроумные деятели, чтобы заставить их лить воду на свою мельницу, — об этом им стоило бы получше подумать. Я убежден только в том, что их гражданская политика столь нова, столь опасна и столь разрушительна как для правителей, так и для народа, что, так же как прошедшие века никогда не могли допустить её проведения, точно так же можно надеяться, что и грядущие времена, освобожденные от наветов этих египетских надсмотрщиков, будут питать отвращение к памяти о подобных гнусных льстецах, которые, поскольку это им было, очевидно, на руку, превращали всякое правление в абсолютную тиранию и хотели бы, чтобы все люди рождались в таком состоянии, какое, по мнению этих низких душ, им подходило, — в рабстве.

240. Здесь, вероятно, будет задан обычный вопрос: "Кто будет судьей и решит, действует ли государь или законодательный орган вопреки оказанному им доверию?" Возможно, что недовольные и злонамеренные люди будут распускать в народе подобные слухи, когда государь будет только лишь пользоваться положенной ему прерогативой. На это я отвечу: народ будет судьей; ибо кому же ещё быть судьей и определять, правильно ли поступает его доверенное [c.403] лицо или уполномоченный и действует ли он в соответствии с оказанным ему доверием, как не тому, кто уполномочил это лицо и кто должен, так как он ого уполномочил, по-прежнему обладать властью отозвать его, если он не оправдал доверия? Если это разумно в случаях, касающихся частных лиц, то почему должно быть иначе в вещах величайшей важности, когда речь идет о благе миллионов и когда также и зло, если ему не воспрепятствовать, несравненно больше, а возмещение очень трудно, дорого и опасно?

241. Но, далее, этот вопрос ("кто будет судьей?") не может означать, что судьи вообще нет. Ведь, когда нет суда на земле для разрешения споров между людьми, судьей является господь бог, восседающий на небесах. Только он один воистину есть судия праведный. Но каждый человек является судьей для самого себя как во всех остальных случаях, так и в этом, когда другой поставил себя в состояние войны с ним и когда ему приходится взывать к всевышнему судье, как это сделал Иеффай.

242. Если возникает спор между государем и какими-либо людьми из его народа в таком вопросе, когда закон молчит или является сомнительным, а дело представляет величайшую важность, то я бы считал, что в таком случае самым подходящим третейским судьей должен являться народ в целом. Ведь в тех случаях, когда государю оказано доверие и он не подвластен простым обычным установлениям законов и если какие-либо люди оказываются потерпевшими и считают, что государь действует вопреки оказанному ему доверию или превышает его, то кто же ещё является более подходящим судьей, чем народ в целом {который первоначально оказал ему это доверие), чтобы судить о том, насколько далеко оно, по мнению народа, должно было простираться? Но если государь или кто-либо из стоящих у власти отклонит подобный путь разрешения спора, то тогда можно воззвать только к небу. Сила в отношениях между лицами, которые не знают высшей на земле или которая не позволяет обратиться к какому-либо судье на земле, есть, собственно, состояние войны, в коем можно обращаться только к небу; и в таком состоянии потерпевшая сторона сама должна определять, когда является правильным подобное обращение и когда к нему прибегнуть.

243. Заключаем. Та власть, которую каждый отдельный человек передал обществу, когда он вступал в него, никогда не может снова вернуться к отдельным людям, до тех пор пока общество продолжает существовать, но всегда [c.404] будет оставаться у сообщества, потому что без этого не может быть сообщества, не может быть государства, что противоречило бы первоначальному соглашению. Следовательно, когда общество вручило законодательную власть какому-либо собранию людей, для того чтобы эта власть находилась у них и их преемников, и это собрание имеет право и полномочие назначать таких преемников, то законодательная власть не может вернуться к народу до тех пор, пока существует данный государственный строй. Дело в том, что народ, дав законодательному органу право существовать непрерывно, тем самым передал свою политическую власть этому органу и не может вернуть её себе. Но если народ ограничил деятельность своего законодательного органа и сделал эту высшую власть в руках какого-либо лица или собрания только временной или если вследствие злоупотреблений лиц, находящихся у власти, они её утрачивают, то в результате такой утраты или окончания установленного срока эта власть возвращается к обществу, и народ имеет право действовать в качестве верховной власти и продолжать являться законодательным органом, либо создать новую форму законодательной власти, либо, сохраняя старую форму, передать эту власть в новые руки, как сочтет лучшим. [c.405]

КОНЕЦ