ГСП «Спасите Китеж» - Вад Капустин

— Поживем, увидим, — с оптимизмом ответил Никита.

Выйдя из храма, патрульный сразу же отыскал взглядом Всеславу. Княгиня стояла рядом с Нежданом, что-то рассудительно доказывавшим группке горожан, и делала вид, что внимательно прислушивается к словам служителя.

— И ведь его одобрил сам Святовит! — донесся обрывок фразы витязя.

Обсуждают загадочное появление чужака, допущенного в храм, понял Никита.

Заметив появление Сыромятина, девушка встрепенулась и, не скрываясь, подошла к нему.

— Что ты решил? — жадно спросила она.

— Я должен уехать, но вернусь осенью, — ответил Никита. — И, может быть, даже навсегда.

— Я буду ждать, — отведя взгляд в сторону, ответила девушка. Никите показалось, что на щеке у нее сверкнула слеза.

— Я обязательно вернусь, — повторил Сыромятин.

— Эй, витязь, позволь я тебя провожу, — патрульного окрикнул жрец, подозвав к себе, и разговор пришлось оборвать на полуслове.

В суматохе прощания Никита так и не смог подобрать нужные слова. Всеслава ушла, заторопившись по делам.

Старый жрец, по дороге к побережью, долго и витиевато убеждал пришельца в том, что руянцы вполне способны обойтись и без посторонних, однако, раз уж Святовит велел, то и чинить препоны витязю в его делах никто не станет. Сыромятин, не вслушиваясь, кивал и не слишком вежливо распрощался на полдороге, не желая, чтобы кто-то видел, как новоявленный любимец многорукого исчезает в пустоте портала.

Никита уже понял — рано или поздно с ГСП придется распрощаться — просто он не ожидал, что все закончится так скоро. Судьба ждала его на Белинде, среди поселенцев. Этим людям Сыромятин был нужен, нужен не меньше, чем оживший идол, потому что без него у руянцев не было будущего.

Глава 6

Объяснение

   «История!   Гулящая история!   К чему тогда вся пыль твоих архивов?»

В экспедицию на поиски Китежа патрульные собирались отправиться на следующий день, а сегодня Сыромятину снова не спалось. После пары часов тяжелого вечернего сна, — измученный бессонницей двух прошлых ночей он отключился сразу после возвращения с Белинды и разговора с напарником, — Никита вышел из дома на берег, терзаемый тревожными мыслями.

— Что, и тебя к водичке потянуло? — услышав разраженное бормотание Сыромятина, сочувственно поинтересовался Мясоедов.

Двое напарников Сыромятина устроились на берегу и любовались долгим сиреневым закатом, дегустируя отвратительного вкуса безалкогольное паучье пиво. Никита отошел чуть подальше к деревьям, чтобы спокойно покурить — фелиноид Жарко не выносил запаха табака.

Котяра благодарно кивнул. Иллирниец Жарко Фьори был единственным в отделе патрульных дипломированным историком по образованию и считался неофициальным главой оперативной группы. Вальяжно развалившись на берегу, гигантский черный полукот препирался с новичком, готовясь к заседанию научного совета: — на своем участии в акциях спасения ГСП настаивали флуски, и Фьори сделал серьезную ставку на их поддержку в противостоянии со службой стабильности.

Необычное зрелище — иллирнийский кошак, державший в левой лапе помятый листок бумаги, на котором, по школьной привычке, записывал пришедшие в голову аргументы, вместо того, чтобы просто надиктовать их на коммуникатор, — напомнило Сыромятину об ученом коте из любимой в детстве сказки, ходившем по золотой цепи, зачем-то повешенной на дубе.

Ник невольно усмехнулся, заметив, как фелиноид забавно подергивает обрубком хвоста, торчащим из комбинезона, перебирая в уме доводы в пользу привлечения к спасательным операциям арахноидов.

Доводы сразу же излагались друзьям:

— Физическая сила, несоизмеримая с человеческой? Нечувствительность к экстрасенсорике? Экономия средств института истории за счет использования гуэргских кораблей? — перечислял Жарко. — Флуски, кстати, вообще работают не за зарплату, обещали даже спонсировать акции оперотдела. Еще один плюс, отсутствие личной заинтересованности и нежелательных любовных драм при работе с гуманоидными цивилизациями — Никита, извини! Решение проблемы комплектации отдела спасателей, пополнение кадров патруля, э?

Обычно патрульные не участвовали в спасательных операциях, курируя лишь обустройство и выживание перемещенных инородцев в новых мирах, но сейчас из-за дефицита кадров патрулю все чаще приходилось брать на себя функции спасателей. Очень многих сотрудников оперативки переманила к себе служба стабильности — конкуренты не стеснялись в средствах. Немало способствовали разочарованию историков и сами спасенные — носители погибших культур были далеко не белокрылыми ангелами.

Привлечение в китежский отдел энтузиастов-флусков легко решило бы проблему кадров, но, искренне восхищаясь оптимизмом Жарко, Никита затруднялся представить себе реакцию местных жителей на появление гигантских коричневых пауков на Руяне или, например, в Лангедоке.

Хотя, впрочем, представить себе, какой ужас и панику могли бы вызвать флуски не только на древней Земле, но и на любой другой гуманоидной планете, было несложно. Наверняка, примитивные аборигены разбегутся в панике, предпочитая знакомое зло. Какое уж тут спасение!

Не желая разочаровывать друга, напарники избегали высказываться однозначно, но прямолинейный Мясоедов на все доводы Жарко отвечал скептическим похмыкиванием. А потом и вовсе отвлекся, задумавшись о своем.

Лежа на все еще теплом, почти белом прибрежном песке, Севастьян любовался разноцветными облаками. Он вдруг понял, как давно не смотрел в небо. Закат был необыкновенно хорош. Наверное, Мясоедов никогда и не видел такого на Земле. Разноцветные полосы чередовались, превращая западную часть неба в подобие разноцветного мармелада. Узкая свинцово-синяя полоса сменялась светлой серо-зеленой, затем шла широкая ярко-голубая лента с узким лепестком розового, похожего по цвету на «распашонку» полуэльфа. Воспоминание о друге кольнуло сердце тоскливой болью, и взгляд резко скользнул выше. Наверху пестрела мешанина узких сиреневато-красных прослоек, доходя до мрачной бесконечности густого темно-синего.

— «Вкусно», — представив, что это действительно мармелад, Мясоедов непроизвольно сглотнул слюну. Больше всего понравилась голубая полоска с росчерком розового. «Похоже на подпись мастера Бога…», — мелькнула неожиданная мысль. Севка подумал о Кьяре и только для себя самого педантично уточнил: — «Великого отца».