Год грифона - Диана Джонс

Лукин тоже ее заметил. Он видел, как вешалка вышла из лаборатории и неуклюже затрусила по лужам вслед за Клавдией.

— Кому-то делать нечего! — громко сказал он нарочито веселым тоном.

Они с Ольгой дружески подхватили Клавдию под руки и увлекли в столовую.

Коркоран к тому времени уже был в столовой, и Вермахт с ним. Вермахт дулся. Коркоран сразу увидел своих первокурсников: они стояли в очереди за едой, пока Эльда караулила их места. Эльда с удивлением взглянула на Коркорана — и тотчас же отвернулась. Она все никак не могла разобраться в своих чувствах к нему. Два дня тому назад она была бы счастлива увидеть Коркорана здесь. Но теперь она скорее смутилась. С чего это ему вздумалось поужинать с простыми студентами?

Коркоран оставил Вермахта за столом, стеречь места, и скромно встал в хвост очереди. Его тут же окружила толпа студентов. Все жаловались на то, что у них течет крыша и с потолка капает.

— Зачем вы это мне рассказываете? Жалуйтесь волшебнику Денчу! — сердито отмахивался Коркоран.

«Вот всегда так!» — подумал он. Стоит показаться на публике, и все так и норовят отвлечь его от работы. С каждым шагом, с которым он продвигался к еде, к нему подходил очередной жалобщик. Да, видимо, с крышами в этом году действительно особенно плохо… Ну, а в еде ничего особенного заметно не было: самая обычная университетская жрачка, подумал он, морщась при виде жесткого, как подошва, мясного пирога и жареных пирожков с капустой, с которых так и капало вонючее сало. Волшебники, разумеется, в столовой никогда не ели — разве что совсем уж некуда было деваться. Сам Коркоран всегда посылал за ужином в единственный приличный ресторан, что был в городе. И человек в накрахмаленном белом фартуке доставлял ему лучшие блюда прямо в комнаты. Однако Коркоран отважно положил на подносы по порции того и другого и перенес их на стол, за которым сидел Вермахт.

За стол так никто и не сел, кроме Вермахта. Вокруг него образовалась своего рода запретная зона. Студенты забирали оттуда стулья и подсаживались к другим столам — куда угодно, лишь бы не сидеть рядом с Вермахтом. Коркоран подумал, что это и к лучшему. Сам же Вермахт, похоже, ничего не замечал. Однако на еду внимание обратил. Он поморщился.

— Я думал, что навсегда избавился от этого! — сказал он. — И что теперь со всем этим делать?

— Есть, я думаю, — ответил Коркоран. — Вероятно, заклятие приводится в действие в процессе поглощения пищи.

Они угрюмо взяли ножи и вилки и принялись за трапезу. Однако ничего не произошло. Коркоран, с трудом жуя пересохший пирог, осторожно следил магическим взором за своими шестью студентами. Фелим сидел отдельно от остальных. Его утащила к себе за стол стайка девушек. Похоже, недавние опасности, пережитые Фелимом, сделали его необыкновенно популярным. Прочие, однако, держались вместе. Эльда занимала одну сторону большого стола, а остальные заговорщицки придвинулись к ней и о чем-то шушукались. Коркоран усилил свой слух с помощью магии и попытался подслушать, о чем они говорят, но в столовой царил такой гам, что никакое заклинание его бы не пересилило. Все, что удалось расслышать, — это обрывок реплики Лукина:

— И все же, Рёскин…

Волшебник начал понимать, что страдает, видимо, понапрасну, но тут шум внезапно стих. Дверь столовой распахнулась, и в нее протиснулась вешалка. Самая обычная деревянная вешалка, на трех ногах и со множеством деревянных крюков наверху. Казалось бы, никакие чувства ей свойственны быть не могут. И тем не менее эта вешалка ухитрялась выглядеть виноватой. Будь она человеком, можно было бы сказать, что она страшно смущена. Клавдия ужасно побледнела, сделавшись зеленовато-белой, и, казалось, не могла отвести глаз от этой вешалки. Вермахт тоже слегка вздрогнул.

И ни Вермахт, ни Клавдия не обратили внимания на то, что вслед за вешалкой в столовую вошло множество высоких, решительных, пестро одетых людей, а шум в столовой внезапно стих оттого, что точно такие же люди вошли из кухни. Они выстроились вдоль стен и сбросили с себя белые фартуки. Под фартуками обнаружились у кого заряженный арбалет, у кого пара огромных пистолетов.

Глава 8

Тех, кто ворвался в столовую следом за вешалкой, возглавлял высокий, широкоплечий мужчина. Он был уже немолод — лет сорока, а то и пятидесяти, — но тем не менее удивительно хорош собой: точеное, худощавое, хищное лицо, и фигура ему под стать. Мужчина явно знал об этом и гордился собою. Копна золотых, не тронутых еще сединою волос была забрана назад и перевязана черным шелковым шарфом, а широкий черный пояс, стягивающий алую куртку, подчеркивал тонкую талию. Его пистолет был украшен золотой насечкой, и рука, державшая его, была тверда. На каждом пальце этой руки красовалось по золотому кольцу тонкой работы. Люди, теснившиеся у него за спиной, выглядели далеко не столь живописно, однако же и у них пистолеты в руках не дрожали.

У Коркорана в животе возникло странное, непривычное ощущение. Он перевел взгляд с пистолетов у дверей на десяток или больше арбалетов и пистолетов вдоль стен и ощутил, что его чудовищно подставили.

— Вы ведь вроде говорили, будто наложили на кухню достаточно заклятий! — прошептал он Вермахту.

— Не двигаться, не пытаться пользоваться магией, и никто не пострадает! — громко объявил красавец.

Вермахт тем временем отчаянно корчил рожи, пытаясь дать Коркорану понять, что он все сделал, как просили, и не понимает, отчего его заклятия не сработали. К несчастью, его гримасы привлекли внимание красавца.

— Следите за этими двоими! — распорядился он. — Это настоящие волшебники!

На стол, за которым сидели Коркоран с Вермахтом, немедленно навели несколько арбалетов и пистолетов. Коркоран сглотнул. Вермахт, конечно, был в своем одеянии, так что понятно было, что он волшебник. Коркорану хотелось бы думать, что красавец узнал в нем волшебника благодаря его величию и достоинству, но, скорее всего, дело не в этом. Просто этот разбойник где-то его видел. Да Коркоран и сам видел этого человека, но где именно, демон его побери?

— Кто вы такой? — осведомился он. — Что вам надо?

Голос у него слегка срывался, но не дрожал — и на том спасибо.

— Да неужто вы меня позабыли? — усмехнулся красавец.

Коркорану едва не стало дурно от этой усмешки.

— Стареете, Коркоран, стареете. А вот я вас не забыл. Да и вы меня должны бы помнить. Мы с вами малость повздорили из-за денег во время последнего тура Чесни. Вы меня еще в море зашвырнули. Олаф Гуннарсен я. Припоминаете?

Олаф Гуннарсен! Ну конечно! Коркоран вспомнил тот вечер на пристани, почти девять лет тому назад, который он изо всех сил старался забыть. Однако все это вернулось к нему как наяву: рыбный запах Внутреннего моря, крики чаек над головой, пятна соли на досках причала — все до мелочей. И потрепанный ветрами и бурями деревянный корабль, возвышающийся на фоне закатного неба, и Олаф, который стоит на пристани перед своим кораблем и целится из этого самого пистолета с золотой насечкой в толпу напуганных туристов, прячущихся за спину Коркорана. Только в те времена Олаф не был таким щеголем. Он выглядел таким же потрепанным, как его посудина. Коркоран его ужасно боялся. В конце концов, это была не его вина, что кто-то надоумил Олафа потребовать вдвое больше обычного за то, что он сделает вид, будто захватил туристов в плен. Однако Олаф был уверен, что Коркоран участвовал в сделке и прикарманил денежки себе. Коркоран помнил даже, что именно орал Олаф ему в лицо и как вся команда Олафа, от одноногого помощника капитана до мальчишки-юнги, стояла на палубе у них над головой и тоже выкрикивала оскорбления. А под конец Олаф заявил, что будет убивать туристов одного за другим, пока Коркоран не раскошелится. Коркоран пришел в такой ужас — что скажет на это мистер Чесни?! — что тут же зашвырнул Олафа куда подальше самым сильным заклинанием, какое сумел вспомнить, и крикнул туристам, чтобы те спасались бегством. Ну не виноват же он, что с перепугу малость перестарался! Олаф, вертясь волчком, перелетел через свой корабль и с громким плеском рухнул в воду где-то далеко позади, а за ним последовала вся его команда. Коркоран как наяву слышал всплески, крики и проклятия. И вот, видимо, этот человек отыскал его, чтобы отомстить…

— Так вы, значит, по-прежнему пиратствуете? — сказал он дрожащим голосом.

Олаф покачал точеной головой.

— Нет, завязал. С тех пор как не стало Чесни, пиратствовать сделалось невыгодно. Я нынче человек почтенный. Охраняю торговые суда, что ходят по Внутреннему морю.

— То есть вы теперь сделались рэкетиром? — уточнил Коркоран.

Сидевший рядом с ним Вермахт заерзал. Он явно пришел в ужас.

— Коркоран, как так можно! Разве вы не знаете, что Гуннарсен — один из самых богатых людей во всем мире?

— Заткнись! — перебил его Олаф. — Оба заткнитесь. Я сюда явился не затем, чтобы с вами лясы точить. Я пришел за этой хитрой ведьмой, моей дочуркой. Ольга, марш ко мне! Пошли отсюда.