В гору - Анна Оттовна Саксе

— Мирдзинь, дочка, — Озол взял дочь за локти и трижды повернул ее кругом. — Помоги уговорить Зенту прийти завтра работать, за это я тебе в следующий раз привезу конфетку!

6

ВОЛОСТНОЕ СОБРАНИЕ

На другое утро Озол спозаранку отправился в местечко по ту сторону реки, где в бывшем помещении почты обосновался волостной исполнительный комитет. Ян Приеде поселился в том же доме, на втором этаже, в маленькой чердачной комнатушке. Когда пришел Озол, он уже был во дворе у колодца и лил себе на голову холодную воду.

— Что, голова болит? — поздоровавшись, спросил Озол.

— Ну да, болит, — пробурчал Ян. — Я ее, эту водку, больше в рот не возьму.

— Можем мы начать работу? Ты уже позавтракал?

— Да нечего же есть, — махнул Ян рукой.

— Как нечего есть? — не понял Озол.

— Нечего. Вчера последний кусок хлеба съел. Никто не продает. Говорят, будто мельница разрушена, молоть негде.

— А сам ты осматривал? Может, мельницу можно исправить?

— Пожалуй, можно. В мукомольне не было ни взрыва, ни пожара, только шерсточесалка взорвана. Остальное недавно разминировали. Только не знаю, кто унес приводной ремень.

— Наверно, унесли такие же мародеры, как твой бывший хозяин Петер Думинь, — Озол внимательно посмотрел Яну в глаза. — Ну расскажи откровенно, что у него дома понатаскано.

— Откуда мне знать, — Ян отвернулся. — Я работал в поле. Что он делал дома, того я не знаю.

— Ян, тебе надо бы оставить свое равнодушие, — с с жаром воскликнул Озол. — Пойми, ты отвечаешь за все имущество волости. И за благополучие всех жителей.

— Но мельница же принадлежит Лидаку, — оправдывался Ян. — Уехал и бросил все как было. Рассказывают, что сам и велел немцам взорвать.

— Так почему же ты говоришь, что мельница еще принадлежит Лидаку? — вспылил Озол. — Это наша волостная мельница. Нам нужно беречь каждый винтик, а не только ремень.

— Да как же я могу уберечь? — недовольно ответил Ян. — В правлении мне тоже надо бывать.

— Тебе нужно найти мельника, и пусть тот отвечает.

Во двор вошли Мирдза и Зента, румяные от утренней прохлады. Зента вела велосипед. Девушки были веселы, от них веяло молодым задором, что так не вязалось с равнодушием и вялостью Приеде. Одновременно в сердце Озола зашевелились жалость и сочувствие к Яну, который за всю свою жизнь только и знал, что тягость труда на чужих, хозяйских полях и в хлеву. С малолетства он не смел ничего желать. В тысячах людей это возбуждает упрямое стремление сломать такой порядок, но иным беспросветная жизнь надламывает крылья, и, когда такие люди вырываются на волю для полета, ими овладевает усталость. Но, может быть, это временная усталость и Ян Приеде стряхнет ее?

— Папа, я притащила Зенту чуть ли не силой, — весело щебетала Мирдза, держа за руку подругу, словно та собиралась убежать, — поэтому я должна получить две конфеты!

— В таком случае надо выяснить, не убежит ли она сразу же, — Озола заразила веселость девушки, — тогда ты не получишь ни одной.

— Это странно, — Зента состроила капризную гримасу, — я должна работать, как вол, а Мирдза будет лакомиться.

— Ну, если ты будешь хорошо работать, то председатель тебя одним шоколадом кормить будет, — подзадоривала ее Мирдза.

— Откуда я его возьму, с неба упадет, что ли, — проворчал Ян, не поняв шутки.

— Ну, ладно, девушки, — Озол стал серьезным, — шутить — это хорошо, но нам быстренько надо браться за работу. Пойдемте.

— Подождите! — Зента схватила его за рукав. — Подумайте хорошенько, ну какая из меня секретарша — мне ведь только двадцать два года.

— Самое время начинать серьезную работу, — сказал Озол. — На фронте ребята в таком возрасте уже командуют. Так неужели девушки в тылу с бумагами не управятся?

В канцелярии новые работники сразу же столкнулись с трудностями: не было копировальной бумаги, поэтому каждый опросный лист надо было писать и расчерчивать в отдельности. Как ни старались они втроем — Ян из-за своего плохого почерка в этой работе не участвовал, — время двигалось быстрее их рук.

— Так ничего не получится! — Озол нервно бросил карандаш. — Надо найти еще помощников.

— Я могла бы съездить на велосипеде за Эриком Лидумом, — смущенно вставила Мирдза и густо покраснела. — У него четкий почерк.

Зента поняла, почему она покраснела, но, желая поддразнить подругу, с улыбкой заглянула ей в глаза и вполголоса, словно опасаясь, как бы ее не услышали, таким же тоном добавила:

— А я могла бы съездить за Густом Дудумом…

Озол слышал это замечание, но ему было некогда вникать в скрытый смысл девичьих шуток. Он видел на столе кипу еще чистых листов, и ему становилось не по себе — вот-вот начнет сходиться народ, соберется вся волость, после короткого собрания надо будет провести регистрацию, но ничего еще не готово, людям придется ждать, и с полным основанием они будут роптать, что их отрывают от самой срочной работы — от уборки перезревшего урожая.

— Поезжай, Мирдза, побыстрее, попроси Эрика и также Салениека, — скомандовал Озол. — Когда соберутся люди, найдем среди них еще кого-нибудь.

— А ты, Ян, мог хотя бы графить линии, — сдержанно сказал он. Озол чувствовал, что к горлу подкатывает досада на Яна, который спокойно сидит, сложа руки, словно ему нет никакого дела ни до лихорадочной спешки, охватившей остальных, ни до чувства ответственности.

— А где твой Рудис Лайвинь? Почему он не является? — строго спросил Озол, сердясь, что Ян слишком медленно потянулся за листом бумаги, намусолил палец и пощупал, не склеились ли листы.

— Да я же не знаю, — спокойно ответил Ян. — Вчера он на похоронах был. Многовато выпил.

— Берет пример с начальника, — заметил Озол.

У Яна начали дрожать руки, и лист бумаги полетел под стол. Ему казалось, что новая жизнь, новая его должность увлекла его, как волнующееся море, но он плавать не умеет, а Озол, желая научить, так безжалостен, что время от времени погружает его с головой в воду. Ему