Основной инстинкт - Ричард Озборн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это не имеет значения. Ведь три месяца назад она меня ещё не знала.
— Ну, может быть, это не она платила ему. Если ты работаешь во Внутренней службе, то найдётся немало людей, которые захотят приобрести у тебя какую-либо информацию. В конце концов, кто за тобой будет следить?! Если ты сам работаешь во Внутренней службе, то тебе вовсе незачем бояться её. Разве я не прав?
— Она заплатила ему.
Гас Моран усмехнулся:
— Конечно, мне-то какого чёрта может быть известно об этом? Я просто старый городской ковбой, который пытается не выскочить из своего седла.
— Ладно, убираемся отсюда.
— О’кей, напарничек.
Когда они подошли к побитой «Севилье» 1980 года, принадлежавшей Гасу, у хозяина возникли некоторые проблемы с тем, чтобы открыть замок дверцы. Честно говоря, он не был ещё в состоянии самостоятельно водить автомобиль.
— Хочешь, я подвезу тебя? Знаешь, как говорится, друзья никогда не оставят друзей.
— Я не пьян.
— Мне это известно. Просто мне подумалось, что, возможно, тебе захочется, чтобы я отвёз тебя. И тебе не стоило бы об этом беспокоиться.
— Ты? В своей дерьмовой автомашине? Нет уж, увольте. Я не собираюсь уходить со службы по состоянию здоровья. Я уже заработал себе на хорошую пенсию я рассчитываю, что мне подарят неподдельные золотые часы «Сейко», Так что…
У машины Гаса было одно явное преимущество: переднее сиденье его антикварного, изъеденного ржавчиной автомобиля, было широким и комфортным как диван в гостиной, в то время как «мустанг» был довольно-таки узким.
— Ну, ладно, я могу вести и эту ржавую консервную банку.
Гас выглядел глубоко оскорблённым:
— Эта «консервная банка», как ты его назвал, так уж получилось, является «кадиллаком». Ты думаешь, я позволю тебе сесть за руль кадиллака»? Ты управляешь моим «кадиллаком»?! Ха, знаешь ли, такая картина может присниться мне только разве что в страшном сне!
— Гас…
— Да отстань, ты, сынок… Я уезжаю. — Он запрыгнул в салон и завёл огромный двигатель. Потом несколько раз газанул, как гонщик, проверяющий свою машину, переключил сцепление и резко рванул прочь со стоянки, оставляя за собой запах жжёной резины и шлейф от выхлопных газов.
Он проехал уже три квартала, а Ник Карран всё ещё мог слышать рёв мощного двигателя «кадиллака» и визг его тормозов. Ник покачал головой в надежде, что Гас доберётся до дома целым и невредимым, а не по кускам.
Затем он медленно побрёл к собственному автомобилю. Он снова и снова повторял в уме слова Гаса и размышлял о связи Кэтрин Трамелл с Нилсеном. Какими были эти отношения? Почему она была уверена, что он согласится передать ей его личное дело? Конечно же, никаких доказательств не было, что она получила дело действительно из рук Нилсена. И на все эти вопросы тут же рождался один-единственный ответ: Нилсен продал его личное дело, потому что он ненавидел его, Ника Каррана. Деньги играли здесь второстепенную роль, они были лишь приятным дополнением.
Ник настолько был увлечён своими раздумьями, что совсем не заметил автомобиля, следовавшего за ним. Он не обращал никакого внимания на машину до тех самых пор, пока водитель не прибавил оборотов мотора и не попытался сбить его.
Не существует ничего тише звука двигателя «лотуса», работающего на полных оборотах. Чёрная машина пронеслась по узкой улице как артиллерийский снаряд, целясь прямо в Каррана. Тот успел увидеть этот автомобиль лишь мельком, да и то только тогда, когда машина, ударив Ника, забросила его на капот. Ник перелетел через крышу, водитель ударил по тормозам, и «лотус» с визгом остановился. Двигатель вновь взревел: теперь была установлена задняя передача, и автомобиль резко дёрнулся назад в направлении Ника.
Ник отскочил от того места, где находился, и пополз в сторону своего «мустанга», «лотус» же вновь попытался наехать на него.
Водитель «лотуса» — Кэтрин? — видимо, подумал, что двух попыток таким образом покончить с Ником достаточно для одного вечера, и машина стрелой бросилась на улицу и резко повернула в правый проезд.
Уже через несколько секунд Ник был за рулём «мустанга» и нёсся в жаркой погоне по узкой улочке. Вскоре он заметил отблеск чёрного «лотуса», поворачивавшего налево на Вэйленсию.
«Лотус», виляя по холмистым улицам, направлялся в сторону Норт-Бич, огромная машина без особых усилий преодолевала крутые подъёмы. Она пронеслась мимо ярко освещённых витрин «топлесс»-баров и порнотеатров на Бродвее, затем взобралась на холм в Вэлледжо, потом в Кирни, потом в Грин. Ник не отставал от неё, хотя двигатель его «мустанга» работал далеко не на полную мощность.
Теперь «лотус» был на Телеграфном холме, самой высокой точке окраины Сан-Франциско, холме, который так крут, что многие из его улиц располагаются не в длину, а скорее в вышину — огромным, длинным рядом бетонных ступенек. Ник швырнул «мустанг» на самый нижний уровень, затем вдавил педаль газа в пол, направляя визжащий автомобиль вверх по ступеням. Цель, которую он преследовал таким образом, была очевидна: «мустанг» должен был выскочить на дорогу на возможном месте встречи с «лотусом» и перегородить тому путь.
«Мустанг» подпрыгивал и становился на дыбы, его выхлопная труба и глушитель каждый такой раз ударялись о бетон, каждый узел и сварной шов кузова машины пронзительно трещал, но мощный двигатель всё-таки поднял автомобиль на самую верхушку. Как только авто Ника выскочило наверх, он тут же взял вправо, в сторону Кирни.
Теперь фары «лотуса» были направлены прямо на него, и игра детишек превратилась в схватку двух всемогущих автомобилей. На самом деле Ник ударил по педали газа и понёсся прямо лоб в лоб на «лотуса». В самый последний момент, когда это было ещё возможно, нервы водителя «лотуса» не выдержали, и он попытался свернуть с узкой дороги, но свободного пространства вокруг не было.
Машина с визжащим мотором соскочила с дороги и тут же врезалась в возведённый под «Мокоун-Центр» фундамент. Она перескочила через заграждения, полетела вниз и, дважды перекувырнувшись is воздухе, рухнула на землю. Мотор заглох.
В тот момент, когда Ник спустился к «лотусу», он понял, что это была Рокси. Она была в ужасном состоянии, лежала, наполовину вывалившись в раскрытую дверь. У неё была переломана шея.
Совсем неподалёку взвыли полицейские сирены.
У Ника создалось очень приятное впечатление о Джоне К. Ситизене, полицейском, которому он давал показания и который аккуратным почерком записывал их в специальном блокноте для происшествий. Наконец полицейский протянул блокнот Нику, чтобы тот подписал протокол.
Но это было не совсем обычное дорожное происшествие. Далеко не многое количество ДТП привлекает внимание детективов Салливана и Моргана из подразделения Внутренней службы департамента полиции Сан-Франциско или лейтенанта Уокера, главы отдела по расследованию убийств.
Уокер вырвал протокол из рук Ника и сунул бумаги ему под нос:
— Вот это дерьмо и есть твои показания? И ты собираешься поставить здесь свою подпись?
— А почему бы и нет? — Ник сунул в рот сигарету, поджёг её и затушил спичку. — Почему я не должен этого делать? Это был самый настоящий несчастный случай.
Уокер похлопал по протоколу тыльной стороной ладони, будто пытаясь наказать за что-то написанные там слова.
— Давай сыграем в откровенность, Карран. Итак, ты просто, без всякой задней мысли, катил себе по Норт-Бич, а эта машина не уступила тебе дорогу? И ты будешь рассказывать мне, что это была случайность?
— Послушай, Фил, я, действительно, не думал, что она в самом деле решит свалиться туда. Как бы ты поступил на моём месте?
— Дай-ка мне его на минутку, — попросил Уокера Салливан.
Уокер только отмахнулся от следователя Внутренней службы.
— Не пытайся запудрить мне мозги, Ник, — спокойно сказал он. — Понимаешь, мне не нужно даже какого-нибудь особого мотива, чтобы свернуть тебе шею.
В разговор влез Салливан:
— Полное имя потерпевшей — Роксэйн Харди. Последнее известное место жительства — какая-то дыра в Клоувердэйле. Приводов нет, осуждена не была. Машина зарегистрирована на имя Кэтрин Трамелл. Он со шлепком захлопнул свой блокнот. — Мир тесен, не так ли? А, Карран?
Уокер посмотрел на Ника взглядом, в котором можно было прочесть желание убить того здесь же и сейчас же:
— Ты был знаком с ней?
Ник пожал плечами:
— Мы с Гасом беседовали с ней в доме Трамелл. Всё, что мы тогда сделали, так это написали её имя.
Уокер был на грани нервного срыва:
— Значит, ты записал её имя, а потом — о какой сюрприз! — она на своей машине прёт прямо на тебя и погибает. О чём ты мне говоришь? Ты думаешь, что я когда-нибудь поверю в это?!
Ник втоптал окурок в липкую грязь:
— Это всё, что мне известно.
— Ну, и пошёл ты в этом случае! Теперь мне наплевать на тебя, Ник. Они могут выжать из тебя все соки, я даже пальцем не пошевелю. — Он пошёл прочь, но вдруг остановился. — Запомни хорошенько, Ник, ты сам этого добивался. И тебе некого в происшедшем винить, кроме себя самого.