Расколотый идол - Гидеон Эйлат

— Помнишь, Хафранида, как мы вдвоем любовались закатом? — проникновенно осведомился вор. — Как ласкали друг друга под сенью дерев в ночной прохладе? Я узнал, что ты больше не жена Леивону, и пришел за тобой, как обещал.

Хафранида ойкнула от неожиданности.

— Но это было двенадцать лет назад! — воскликнула она.

— Но я же поклялся любить тебя вечно, — не растерялся Пролаза.

— Да, поклялся — чтобы затащить под сень дерев, — прошипела Хафранида. — А потом только тебя и видели. Сдается мне, ты не за мной пришел, а за моими деньгами.

— Ну что ты, милая. — Пролаза укоризненно покачал головой. — Неужто забыла, как хорошо нам было вместе? Клянусь милостью Бела, я люблю тебя и обещаю любить еще много раз. Только не кричи.

Взор Хафраниды затуманился, в ней боролись два чувства — похоть и жадность. Очень скоро жадность одержала чистую победу.

— Караул! — завопила она. — Помогите! Грабят, обдирают как липку, отнимают последний грош! Держи вора!

Пролаза вскочил на ноги, ушибив голову о прилавок, и кинулся к двери. Тяжеловесная Хафранида топала сзади и оглашала лавку истошными воплями. Рывком отодвинув засов, немедиец распахнул дверь, занес ногу над крыльцом, но в этот момент короткопалая пятерня сгребла его ворот. ~ Помогите! — заверещала Хафранида, словно не она поймала вора, а он ее. — Убивают!

Пролаза не заметил, как оказался на коленях. Хафранида крякнула, припечатывая жирный кулак к уху бывшего любовника. Тот, пискнув от страха и боли, наугад ударил кошельком с камнями, рванулся изо всех сил и кубарем скатился по крыльцу, оставив в руках разъяренной жены лавочника почти треть рубахи. Задний двор Пролаза пересек на четвереньках — Хафранида буквально наступала ему на пятки и любую попытку встать беспощадно пресекала могучими пинками.

Только за хлипкой калиткой щуплый немедиец получил простор для маневра. «Надо же было так влипнуть! — клял он на бегу свое невезение. — Теперь толстуха растрезвонит обо мне по всей округе. Так и с Леивоном поссориться недолго». Последняя мысль вызвала у него улыбку. Помириться с Леивоном будет нетрудно — он все простит бывшему другу детства, когда тот опять явится к нему сбывать краденое. Дело превыше всего. Но это случится еще не скоро, а сейчас Леивон будет рвать и метать. Обязательно кого-нибудь наймет, чтобы вытряс душу из Пролазы. Так что в таверну «Все радости рая» пока лучше не возвращаться. Какой он все-таки умница, что прихватил с собой деньги! Теперь придется искать другое логово, отсиживаться… А может, бросить все и податься куда глаза глядят? Оставить воровской промысел, зажить честно. Нет, подумал он печально. Чему не бывать, тому не бывать. Для праведной жизни он недостаточно богат. Вдобавок, идол не отпустит. Да, этот изверг на краю света достанет.

«Пожалуй, — решил он, — сейчас лучше не мудрить, а отнести камешки Конану. И побыть у него на подхвате до поры до времени. Рядом с ним как-то спокойнее. Да, так и сделаю. А там жизнь что-нибудь присоветует».

Он шел самой короткой дорогой к храму кадуцеев. Близился полдень, скоро должна была начаться молитва, так что Пролаза надеялся застать Сабу у себя. При мысли о Сабе взор его мечтательно затуманился, поэтому он едва не наскочил на Леивона, который изрядно навеселе возвращался в лавку из таверны.

— Привет, Леивон, — бросил ему Пролаза, не укорачивая шага. — Прощай и прости.

Леивон икнул и проводил его озадаченным взглядом.

Погруженная в тоскливые раздумья, Саба сидела перед зеркалом. «Да, я красива, — говорила она себе. — Но красота гораздо чаще приносит беду, чем благополучие. В этом я уже тысячу раз убедилась на собственном горьком опыте. И сейчас… эти огромные зеленые глаза и чудесные золотые волосы разве спасут меня от заклания на алтаре проклятого медного рогоносца? Конану и Пролазе наверняка своя шкура дороже, Фефим еле жив от ран и побоев, а больше надеяться не на кого».

— Не на кого, красавица, не на кого, — эхом откликнулся в ее голове Ониксовый. — С твоим прекрасным телом поступят подобно тому, как ты поступила с моим, ибо такова моя воля.

— Все меня бросили, — пожаловалась Саба вслух, — только ты, злой бездушный истукан, не даешь покоя.

— Барашек был хорош, красавица, но я жду тебя. И дня не пройдет, как тебя погубят те, кого ты считаешь своими друзьями. Со мной тоже так было. Ахамур уверял, что любит меня. Клялся пуще собственного глаза беречь мое тело. И где оно теперь? — Вспомнив о своем теле, Ониксовый, как всегда, тотчас пришел в неистовство и обрушил на Сабу волну головной боли. — Верните мое тело! Прекрасное ониксовое тело!

— Заткнись! — Саба ударила себя по голове черепаховым гребнем, но от этого ей ничуть не полегчало.

— На мужчин надеяться не стоит, — подумала Саба, когда боль отпустила. — Только на собственные силы. Помнится, жрицы Деркэто рассказывали про одного известного мага, который изгоняет злых демонов. Возможно, этот могучий волшебник за хорошую плату избавит меня от Ониксового. Мне все равно, что он сделает с этим противным божком, лишь бы остаться живой. Пускай он заточит Ониксового в какой-нибудь сосуд или… — Ее взгляд скользнул по полкам и остановился на статуэтке Бела, бога воров. — …Или в эту фигурку. Избавиться от нее будет гораздо проще, чем от огромного медного Урука. Зарою его поглубже в землю, или брошу в морскую пучину, или найму бродягу, чтобы унес статуэтку подальше от Шадизара, туда, где Ониксовому будет не до меня. Короче говоря, что-нибудь придумаю, или колдун даст дельный совет. И для этого вовсе незачем ждать, когда будет восстановлен ониксовый идол. Вот только хватит ли у меня денег, чтобы расплатиться с магом?

— Ничего, — решила она. — Красота — тоже товар. Правда, я его берегу на черный день, но похоже, этот день уже настал».

Она почувствовала, как за спиной шелохнулась занавеска, и обернулась.

— А, Пролаза, — рассеянно сказала она. — Ну, что тебе?

— Как это — что тебе? — опешил Пролаза. — Мы же договорились. Я принес свою часть идола.

— Выкупил у лавочника? — равнодушно поинтересовалась Саба, поворачиваясь к зеркалу и принимаясь гребнем пушить золотистую челку.

— Выкупил? Ты шутишь? — Пролаза гордо выпятил грудь. — Может, и не такой удалец, как Конан, но свое ремесло знаю.

— Что верно, то верно, ты вор, каких поискать, — подтвердила Саба, и Пролаза гордо расправил грудь — он обожал похвалу. — Стало быть, и камешки добыл, и денежки сберег. Кстати, ты их, случайно, с собой не прихватил?

— А что? — Пролаза насторожился, но рука, непроизвольно скользнувшая за пазуху, выдала его.