Южный Крест - Юрий Слепухин

— Ни слова больше — какие могут быть извинения? Дорогая фройляйн Армгард, на станции всегда кто-то есть — либо Карльхен, либо я сам. Приезжайте в любой момент или хотя бы просто пришлите записочку, я всегда к вашим услугам. Фройляйн Армгард — честь имею!

— До свиданья, мой милый полковник, — проворковала она, забираясь в джип.

Остаток пути Астрид гнала на полном газу, сбавила скорость только подъезжая к остерии, чтобы не рассердить Филиппа еще и этим.

— Послушайте! — закричала она, влетая в комнату. — Вы не поверите, какая у меня удача!

Помещение, которое занимали мужчины, было типичным для этих старых построек колониальной эпохи — пол из красных выщербленных плиток, небольшие зарешеченные окошки в нишах необычайной глубины (глинобитные стены были толщиной в метр), источенный термитами дощатый потолок, с которого сыпалась какая-то труха. Три казарменные койки, покосившийся шкаф и стол посредине составляли всю обстановку, если не считать нескольких стульев с плетенными из камыша сиденьями. В углу громоздился экспедиционный багаж, лежали запасные покрышки к джипу и висели три карабина в промасленных брезентовых чехлах.

Филипп лежал на своей койке, читая путеводитель. Когда влетела Астрид, он сбросил ноги на пол и сел. Полунин, который работал за столом, отложил паяльник, взял с пепельницы дымящуюся сигарету и тоже вопросительно посмотрел на девушку.

— А где Дино? — спросила Астрид.

— Пошел рыбачить. Что у вас случилось?

— О, Филипп, вы должны меня поцеловать, честное слово! Сами увидите, я это заслужила. Я сейчас познакомилась с одним мофом [38] и так его очаровала, что он собирается ввести меня в избранный круг изгнанников. Ничего не выдумываю, повторяю его собственные слова. Слушайте, но какой я оказалась актрисой! Мишель, если бы вы меня видели, — что там ваш хваленый Большой театр!

— Я всегда отдавал должное вашим талантам, — сказал Полунин и снова взялся за паяльник.

— Рассказывайте скорее, рассказывайте, — нетерпеливо перебил Филипп.

Астрид передала весь разговор с Кнобльмайером, стараясь не пропустить ни одной детали. Оживленно рассказывая, она расхаживала по комнате, жестикулировала, потом как бы невзначай очутилась возле койки Филиппа и села рядом с ним.

— … Ну, и после этого я уехала, — закончила Астрид. — И помчалась прямо сюда. Что скажете? Мсье, я жду награды… — Она прижалась к нему плечом и, закрыв глаза, подставила щеку. — Целуйте хоть сюда, на большее не рассчитываю…

Филипп засмеялся, шутливо обнял ее и, поцеловав в щеку, встал.

— Браво, Астрид, вы действительно молодец…

«Чего никак нельзя сказать о вас», — со вздохом подумала она и от души пожелала недогадливому Мишелю провалиться как можно глубже со своим паяльником и своей вонючей канифолью. Работал бы, черт побери, где-нибудь под навесом, на свежем воздухе!

— Ладно, и на том спасибо, — Астрид встала. — Пойду тогда мыться и переодеваться, я вся пропылилась. Обед скоро?

— Узнайте, пожалуйста, у хозяйки. Дино, наверное, сейчас придет.

Когда Астрид удалилась с разочарованным видом, Полунин выдернул вилку паяльника из висящей над столом розетки и стал собирать свое хозяйство в большую коробку из-под сигар.

— А ты ведь, пожалуй, был прав тогда, — сказал он задумчиво. — Как ни странно, она и в самом деле может оказаться полезной…

— Что? — переспросил Филипп.

Сказанного приятелем он не расслышал — мысли его, точнее ощущения, были заняты другим. На его губах держался еще вкус этого шутливого поцелуя, мимолетного прикосновения теплой упругой щеки, от которой пахло солнцем, дорожной пылью и немного бензином. Этакий неугомонный чертенок… И ведь, в сущности, хорошенькая — если приглядеться. А распущенность, которой она так щеголяет, это наполовину напускное… как у всей этой послевоенной молодежи. Во что бы то ни стало хотят выглядеть хуже, чем есть на самом деле. Но странно, почему он не пригляделся раньше…

— Я говорю, это ее знакомство, — продолжал Полунин, — может, и в самом деле как-то использовать?

— А как ты его используешь…

— Ну, если он действительно пригласил ее в местную колонию.

— Ты считаешь, ей следует поехать? — спросил Филипп.

— Ехать-то, может, и не следует, но…

Но Филипп уже увлекся идеей.

— А, собственно, почему бы и нет? По-немецки она шпарит так, что ее и в самом деле не заподозришь, а легенда насчет пропавшего папочки вполне правдоподобна и многое объясняет. И более того! — Филипп щелкнул пальцами. — Эта легенда рассчитана именно на немецкую сентиментальность! Они не смогут не расчувствоваться, ты понимаешь? Черт побери, молоденькая соотечественница, дочь солдата…

— Понимаю, — сказал после паузы Полунин. — Это-то мне как раз не очень нравится…

— Но почему, старина? — изумленно спросил Филипп.

— Не знаю, как-то это… Что-то в этом есть не очень хорошее Спекуляция на таких вещах…

— Да брось ты, в самом деле! В данном случае цель оправдывает средства, мы ведь не ради личной выгоды. Нет, это ты зря, Мишель.

— Может быть, — неуверенно согласился Полунин. — Вообще-то, конечно, мысль неплохая… Надо только хорошо все взвесить. Тут ведь может оказаться и так, что немцы затеяли это приглашение, чтобы выведать о нас… Справится ли Астрид? Вдруг еще ляпнет что-нибудь. Ладно, придет Дино, посоветуемся. Конечно, если бы ей удалось разыскать хотя бы одного из служивших с Дитмаром…

— Еще бы! — подхватил Филипп. — В том-то и дело! Ей нужно только назвать номер дивизии, — у этих бошей культ «фронтового товарищества», ты же знаешь, все сослуживцы держатся друг друга. Тут только зацепить, найти хотя бы одного человека, а дальше ниточка потянется…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Кнобльмайер приехал за Астрид в субботу перед вечером Филипп и Дино как раз в это время вышли покурить на воздух и стояли на веранде, когда надраенный до зеркального блеска «форд-8» подкатил к остерии и замер точно напротив крыльца. Молодой светловолосый водитель выскочил из-за руля и распахнул заднюю дверцу, откуда не спеша появился и ступил на землю высокий немецкий офицерский сапог — такой же блестящий, как вся машина, — и следом за сапогом выбрался его обладатель. Поднявшись на крыльцо, Кнобльмайер сдержанно поздоровался, сказал что-то насчет жаркой погоды.

— Армгард сейчас выйдет, — сказал Филипп, — вероятно, еще одевается.

— Спасибо, я подожду, — отрывисто буркнул немец. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке в присутствии итальянца и француза — постоял в нерешительности, потом сцепил пальцы за спиной и принялся вышагивать по веранде взад и вперед. На нем были бриджи офицерского покроя, сшитые из тропикаля песочного цвета, того же материала пиджак с узенькой черно-бело-красной ленточкой «Железного креста» в петлице, галстук бабочкой и темно-зеленая тирольская шляпа с узкими полями, украшенная фазаньим перышком.

Астрид тем временем получала в своей комнате последний инструктаж.

— Предположим, — говорил Полунин, — вас спросят: откуда вы знаете, что ваш отец был в Нормандии летом сорок четвертого года?

— Как это откуда! Из писем, последнее было отправлено из Руана.

— Опять ошибка. На письмах полевой почты обратный адрес не указывался, а все географические названия в тексте вымарывала цензура. Дислокацию части вы могли узнать из письма только в том случае, если оно было доставлено не по почте. Понимаете? Это очень важная деталь. Ну, скажем, кто-то ехал в отпуск — ваш отец мог попросить зайти, передать посылочку, письмо…

— Это вариант правдоподобный?

— Вполне. Так делали многие, и, если человек доверял посланцу, он мог писать совершенно откровенно.

— Ладно, так и скажу — приезжал кто-то из папиных сослуживцев.

— Номер дивизии хорошо помните?

— Так точно, Семьсот девятая пехотная! — отчеканила Астрид.

— Верно. Воинское звание отца?

— Увы, всего-навсего лейтенант. Повыше нельзя?

— Нет, не нужно. Лейтенанту легче было пройти незамеченным. Бывают ведь самые нелепые случайности — вдруг вы там же нарветесь на кого-нибудь, кто служил в этой именно дивизии? Полковники, майоры — они все-таки больше на виду, даже капитаны, — а лейтенанты на передовой менялись так часто, что теперь уже никто и не вспомнит, действительно ли был там этот Штейнхауфен, или такого в списках не значилось. Тем более что ни номера батальона, ни даже номера полка вы не знаете, а дивизия — хозяйство обширное, там за каждым не уследишь.

— Ну хорошо. Предположим, мне назовут кого-нибудь, кто там служил?

— Вы очень обрадуетесь, запишете адрес и скажете, что непременно с ним повидаетесь или спишетесь, чтобы расспросить о судьбе отца.

— И больше ничего?

— Больше ничего. А вообще держите глаза и уши хорошо открытыми. Если зайдет разговор о других колониях — постарайтесь запомнить, где они расположены.