Магические узы - Марина Ефиминюк

Мы со Стрижом стремглав оглянулись.

– Что за человек, – пробормотал парень зло, – ни себе, ни людям!

Здышко, прижимая к разбитому носу платок, тыкал в нас пальцем, а за его спиной маячил испуганный отряд кладовщиков, чуть подслеповатых, как кроты, после сумрака подземелья. Мгновенно людный холл уставился в нашу сторону, и на потолке, похожий на маленькую черную дыру, разросся зыбкий охранный шар.

Стриж ловко оттолкнул меня, подставляя под удар испуганную незнакомку, когда из метнувшегося к нам шара вырвалась короткая парализующая вспышка. Девушка, широко распахнув глаза, превратилась в живую статую. Непроизвольно я прикрылась руками, и шар сошел с ума. Он странно надулся, и резко лопнул на пару десятков крошечных чернявых кругляшей.

В холле началась настоящая паника, ведь зыбкие мячики, обезумев, хаотично носились в воздухе и сыпали на головы всех, кого ни попадя, сковывавшие лучи. Мы мчались к дверям, и нам наперерез торопилась охрана, ошалелая от дерзкого ограбления. В спины ударила волна панического визга, и в хоре, без сомнения, принимали участия и мужские басы. Здышко несся на всех парусах, возглавляя редеющую с каждым шагом гвардию кладовщиков.

Мы со Стрижом выскочили на солнечную улицу, крепко держась за руки. Народ изумленно оглядывался, когда мы ринулись по мраморным ступенькам вниз, расталкивая случайно попавшихся под локоть зазевавшихся зрителей. Неожиданно лестница слова провалилась. Я стремительно нырнула вниз и измерила коленками пару мраморных ступеней, разодрав штаны.

– Держись! – Стриж резко дернул меня, поднимая на ноги. Футболка нехорошо хрустнула и подмышкой появилась дыра.

– Господи, я стану инвалидом, – пробормотала я, едва восстанавливая равновесие и не замедляясь ни на мгновение.

– В «Чайку», – приказал Стриж, таща меня за собой.

– Не заведется, – оповестила я.

– У меня заведется, – фыркнул парень.

Мы как раз уселись в нагретый на солнце салон, где от духоты было нечем дышать, когда из открывшихся дверей под голубое небо вырвались злобные шарики охранного заклятья и напали на прохожих.

Как ни странно, с первой попытки мотор раритета взвыл грозным медведем, и уже через пару секунду тряски мы сумели вырваться на мощеную дорогу. Судорожно пытаясь пристегнуться к скользкому креслу ремнем безопасности, через пыльное окошко «Чайки» я увидела Здышко, весьма неожиданно обернувшегося моим заклятым врагом. Он выскочил на улицу, и тут его нагнал охранный луч. С широко разинутым ртом, Здышко превратился в остолбенелое изваяние, расставившее руки и задравшее ногу в ботинке с длинным острым носом.

– Кажется, декрет мне можно не оформлять… – удрученно пробормотала я, даже боясь вспомнить, какой хаос мы только что учинили в конторе, и тяжко спросила: – Как ты думаешь, они мне дадут написать заявление по собственному желанию?

Разговор с родителями, отдыхающими в Бериславле, обратился настоящим водевилем. Это же надо было Стрижу засветиться в будочке коммуникатора перед зеркалом, заляпанным многочисленными следами от пальцев, да еще стянуть с башки кепку, чтобы почесать макушку! Обнаружив незнакомого молодого человека рядом с любимой дочерью, отец, как и полагается строгому родителю, полюбопытствовал: «А что это за баран с козлиными рогами?» Шальная от пережитого приключения в конторе я, не особо заботясь о приличиях, запросто призналась в трубку: «Аггел». Папа едва не поперхнулся и, шустро нацепив материны очки для чтения, повнимательнее пригляделся к парню, уже почуявшему неладное. «Этот приходил к тебе ночью?» – вопросил с гневом в голосе отец. Я тоже с любопытством покосилась на смазливого безусого мальчишку, шестью годами младше меня, и честно ответила: «Другой». В общем, тертому калачу отцу стало понятно, что аггелы меня окружают, как снежные сугробы маленькую пушистую елочку в зимнем лесу. Прежде чем он разразился возмущенным монологом, в коммуникаторе закончился денежный лимит, и соединение, на мое счастье, прервалось.

Прежде я бы отчаянно жалела себя из-за катастрофы, разразившейся в «Веселене Прекрасной», а уж после короткого разговора с родителем впала бы в черную депрессию и раз пятьдесят позвонила с жалобами Богдану. Я же, как бы возмутительно это не звучало, не испытывала даже признаков уныния.

Мы тряслись на пыльных ухабах, торопясь вернуться за город в заброшенную мануфактуру. «Чайка» ревела, но ползла на последнем издыхании по проселочной дороге, тянувшейся у подножья холма сквозь жиденький коридорчик тополей. Логово профессора таращилось на безлюдные пейзажи темными окнами и тянуло к небесам, обложенным серыми смурными облаками, две почерневшие от копоти печные трубы. Сердечный приступ настиг «Чайку» практически на финишной дистанции. Автокар, издав предсмертный сип, встряхнулся последний раз, как кошка, и затих. Из-под капота повалили клубы зеленоватого дыма, разгоняемого сильным ветром. В салоне запахло магическими испарениями.

– Загнали лошадь, – буркнул Стриж, откидываясь на кожаном сиденье.

Перед мысленным взором без промедления нарисовалось очередное объяснение с отцом за убитый раритет. В глазах родителя только что свершилось преступление с отягчающими обстоятельствами! Он, наверняка, вызовет на суд Великую Инквизицию в полном составе в лице тетушек и устроит мне сожжение заживо посреди гаражной клети, где доживала последние годы умерщвленная жертва. Представив безрадостную картину, я тут же с надеждой обратилась к Стрижу:

– Ты сможешь ее реанимировать?

– Загнанных лошадей пристреливают, – поделился приятель, с тоской поглядывая на дымные клубы.

– Ты моей смерти хочешь? – буркнула я.

– Слушай, ты лучше иди, пока Ратмир не вернулся, – поморщившись, Стриж нажал на какой-то невидимый рычажок под щитком. Крышка капота с хлюпающим звуком открылась, а дым повалил, будто из жернова ожившего вулкана.

– А ты? – обеспокоилась я, распахивая тяжелую дверь.

Холодный ветер носил по дороге пыль, швырял в лицо мелкие острые камушки. Волосы растрепались, порванные на коленях штаны моментально посерели.

– Скажу, что ты попросила пригнать этот раритет, – Стриж тоже вышел. – Иди, а то Ратмир может в любой момент появиться.

Непроизвольно мы с подозрением проверили пустынную дорогу, окаймленную тополями. Сильный ветер трепал кроны, и ветви гнулись от яростных порывов, осыпаясь листвой.

– Ты уверен? – все еще колеблясь, я сделала несколько шажков и остановилась, в нерешительности поправляя перекинутую через плечо широкую лямку матерчатой сумки.

– Уверен, – Стриж вынырнул из-под капота, едва не треснувшись затылком о жестяное ребро. – Если бы он приехал, то давно позвонил. Уж поверь на слово, нам бы это не понравилось.

Слова прозвучали в высшей степени зловеще, и меня одолела тревога. Ноги несли к зданию с такой быстротой, будто к ботинкам приделали крылья, а заодно за мной гнались недруги и подгоняли раскаленной кочергой. Рядом с входом в здание спортивного автокара Ратмира не оказалось, и я перевела дыхание.

Легкие поспешные шаги эхом разносились по пустым коридорам и лестничным пролетам, а от тишины звенело в ушах. Высоченные стены рябили яркими радужными рисунками, сделанными магическими красками, а потому медленно, будто неохотно двигавшимися. Сказочные узоры переплетались в причудливые орнаменты, перемежались с латынью – языком аггелов, распускались и вились у четырехлистного клевера, являвшегося центром лихо закрученной спирали.

Дверь в жилые помещения оказалась приоткрытой, и я неслышно проскользнула в щелку. Перед стойкой, заменявшей обеденный стол, исходил частыми снежными помехами беззвучный морок видения. Гудел оставленный включенным лэптоп с черным экраном. От царившего безмолвия немного коробило.

– Док? – позвала я профессора, заглядывая в лабораторию.

Ответом мне стало шуршание в клетках мышей-альбиносов, измученных заточением и обжорством. На столах отдыхали от профессорских изысканий многочисленные пробирки и мензурки, штативы с колбочками. Док как будто испарился в пространстве.

С надеждой отыскать его в спальне я бросилась в отведенную мне каморку и, ворвавшись внутрь, замерла, как вкопанная. Сердце сжалось до крошечного размера, зато глаза стали большими и круглыми, как зенки-пуговички у тряпичных кукол.

Вытянув ноги и скрестив руки на груди, посреди комнаты с искренне скучающим видом сидел Ратмир на притащенном из «гостиной» стуле. Мужчина, чуть склонив голову, внимательно изучал живописную трещину в плитке пола. Я так растерялась, обнаружив Ветрова старшего в мануфактуре, что не могла выдавить и слова. Взор Ратмира без интереса скользнул по мне, пробежался от пыльных носков ботинок до вздыбленной макушки. Моя рука непроизвольно пригладила спутанные волосы. Мужчина явно желал объяснений, и вопросительно изогнул брови.