Цикл аномалии - Ша Форд

Это то, что мне было нужно. Этот пинок протащит меня по этому коридору и вынесет за двери Учреждения. Я натянула куртку, которую дала мне Воробей, и застегнула ее до подбородка. Мои волосы были распущены. У меня не было ленты, волосы не стали бы держаться в косе без нее. Так что я скрутила темно-каштановые пряди и натянула капюшон на голову. Я думала лучше, когда мои волосы были убраны.

Пол прихожей представлял собой несколько секций металлических реек, вваренных в нижнюю часть изгиба. Он громко лязгал при каждом моем шаге. Я не знала, как Воробью удавалось двигаться так тихо, когда я, даже приложив все усилия, звучала как бык на стекле.

По обеим сторонам коридора были комнаты, спальни, идентичные той, в которой мы с Воробьем были. Но все эти комнаты были пустыми. Кровати были заправлены, полы — выметены. На столах тепло светились лампы.

На полу не было ни одного квадратного фута, на котором не было бы пыли, а я лучше других знала, что паутина могла появиться почти где угодно. Чтобы эти комнаты были такими чистыми, кто-то должен был за ними недавно ухаживать — значит, кто-то подметал полы и застилал кровати в совершенно пустых комнатах.

Эта мысль пугала меня. Почему-то казалось более естественным позволить пустой комнате собирать пыль, чем убирать ее. Внезапно я стала рада своей неуклюжей поступи и лязгу, которые издавали мои ботинки по сварным металлическим полам. Иначе была бы тишина. Вряд ли я смогла бы пройти между этими пустыми комнатами в тишине. Все это дополнительное давление могло помешать мне согнуть колени.

Я обрадовалась, когда коридор, наконец, повернул. Там был более короткий участок, вероятно, не более пятнадцати ярдов, и металлический туннель открывался в круглую металлическую комнату.

Эта комната была такой же пустой и чистой, как спальни. Четыре двери, раздвинутые и подвешенные в тисках рам, тянулись вдоль изогнутой стены передо мной. Над дверью не было вывески. Раньше была: я видела узкие лампы там, где были до этого установлены и подсвечены их метки. Но хотя свет все еще слабо светился внутри плафонов, слова были удалены.

Я не знала, куда идти. Я даже не знала, в каком направлении смотрела. Воздух внутри Учреждения был холодным и влажным — это, вероятно, означало, что мы все еще находились под землей. Но даже это было лишь предположением. Если я отсутствовала достаточно долго, чтобы мои раны зажили и образовались шрамы, то у любого, кто вошел в санитарную комнату, было достаточно времени, чтобы переместить меня.

Я вполне могла быть в другой части мира.

Было жутко стоять перед этими дверями и не знать, какую из них безопасно открыть. Я чувствовала себя кровью в человеческом сердце: вихрем в желудочке, не знала, смотрела я на аорту или артерию. За исключением того, что кровь не должна была ничего решать сама по себе. Она следовала за потоками, выталкиваясь или всасываясь с каждым ударом сердца.

Часть меня желала, чтобы моя жизнь была такой простой. Но это было не так. И я не могла стоять здесь весь день — или всю ночь — ждать, пока пустая металлическая комната даст мне ответ. Поэтому я выбрала дверь и подошла к ней.

Это была третья дверь слева. Я выбрала ее, потому что ненавидела четные числа, а выбор первой двери казался слишком очевидным. Третья дверь хорошо ощущалась. Я не могла точно объяснить, что это было за чувство, но я ощущала вспышку, когда взялась за ручку.

Мой большой палец скользнул по сканеру на замке. Лампочка над дверью одобрительно мигнула зеленым. Я была уверена, открывая дверь и вступая в комнату за ней, что приняла правильное решение.

Но когда я увидела, что меня ждало за этой дверью, я передумала.

ГЛАВА 8

Я не сразу поняла, что кто-то еще — что-то еще — находилось в комнате. Я была поражена светом и звуками, а также огромным количеством оборудования, втиснутого в одно маленькое пространство.

Эта комната напоминала мне командную станцию, которую мы с Ашей нашли в будке контрольно-пропускного пункта: маленькая комната с огромным изогнутым экраном спереди и раскидистый стол, заваленный ручками, циферблатами и кнопками. За исключением того, что в этой комнате были два стола, расположенных амфитеатром с экраном впереди.

Экран, который мы видели в будке КПП, был разбит — еще до того, как пады швырнули в него стул. Я помнила пустой белый экран, покрытый черными дергающимися лианами. Будто миллионы маленьких статических точек, которые обычно роились в мертвой ленте, каким-то образом свернулись в кольца. Такая же черно-белая каша появилась в проекции Куба Кляйн после того, как я воткнула его в дверь КПП.

И Куб не работал после этого.

Экран в этой комнате все еще работал. Я с изумлением смотрела, как он вспыхнул цветом. Картинка была разбита примерно на дюжину разных окон, каждое из которых показывало разное изображение мира под ними — далеко под ними. Деревья отображались как крошечные точки; дороги выглядели как царапины на песке. На некоторых кадрах могли быть люди, но слишком маленькие, чтобы их можно было заметить.

— Это …? Это реально? — прошептала я.

— Да, это прямая трансляция, — ответил роботизированный голос.

Я не ждала ответа, и меньше всего ответа, который исходил прямо от меня. Я подпрыгнула так сильно, что чуть не провалилась в дверь.

— Осторожно, юнит Х1-37, - спокойно сказал голос. — Ты уже однажды ушибла себе мозжечок. Вторая такая травма нецелесообразна.

Я узнала этот голос. Его я слышала перед тем, как потеряла сознание после очистки. Помню, я подумала, что голос звучал странно. Может, даже разумно. Я помнила, как подумала, как странно, что голос бота мог звучать так спокойно, в то время как любой другой бот, которого я слышала, звучал так, будто он кричал ​​через консервную банку.

Я не хотела, чтобы этот бот был опасен. Я хотела, чтобы он был таким же спокойным и добрым, как его голос. Но я узнала, что большинство ботов в Ничто просто хотели убивать. Поэтому я повернулась очень медленно.

Уолтер однажды рассказал мне о ботах, которые ходили на двух ногах, как люди. Он сказал, что они чертовски жуткие. В то время я не обратила на это высказывание толком внимания. Это была просто часть истории, еще одно отступление Уолтера с примесью ненормативной лексики, которое имело мало общего с его основной мыслью. Теперь, когда я,