Партизанская богородица - Франц Таурин

Уходя с отрядом, Катя сознавала, что предстоят нелегкие испытания. Она и не сразу решилась. Но Вепрев убедил ее, что оставаться в деревне нельзя.

— Подумайте, — говорил он, — всем известна ваша причастность к смерти Малаева. Если придут белые, вас ждет не только смерть, но пытки и надругательства.

— Неужели еще придут белые! — ужасалась Катя.

— Кто может знать. В партизанской войне линии фронта нет. Зачастую бывает так: партизаны в тылу у белых, белые в тылу у партизан. Вам нельзя отставать от отряда.

И когда объединенный отряд двинулся в сторону Братского острога, Катя ушла с ним.

Бугров первые дни откровенно косился на нее. И отпускал довольно колкие намеки в адрес Вепрева. Катя обезоружила его своей молчаливой скромностью, готовностью услужить всем, старательным выполнением любого поручения.

Когда же Катя, переписывая сочиненное Брумисом обращение к трудовым крестьянам (такие обращения расклеивались в каждой деревне, которую проходил отряд), предложила заменить некоторые фразы и Брумис с нею согласился, Бугров даже похвалил ее и сказал:

— Теперь вижу, что не зря крестьянский хлеб ешь!

Все Катино имущество умещалось в небольшой четырехугольной плетенке. Как-то, помогая Кате закинуть корзину на телегу, Брумис подивился ее тяжести и узнал, что там книги. Просмотрев их, Брумис спросил, приходилось ли ей читать вслух.

Катя улыбнулась вопросу.

— Конечно. Я же учительница.

— Будешь читать бойцам, — сказал Брумис, — а то они уж устали от моей политики.

— Станут ли слушать? — усомнилась Катя.

— От тебя зависит. Читай интересное, будут слушать.

Для первого раза Катя прочла «Сказку о рыбаке и рыбке». Шибко понравилось. Много смеялись над глупой и жадной старухой. Старика тоже не одобряли. «Больно добер. А доброта да простота хуже бывает воровства»,

А один из бойцов сказал:

— Старуха — это мировая буржуазия. Ей все мало. Ей не разбитое корыто, а самое удавить надо было!

На второй вечер Катя прочла «Старуху Изергиль».

Всем встревожило душу горящее сердце Данко.

Азат Григорян сказал;

— Далеко видим, близко не видим. Вот ты, — он ткнул пальцем в сидевшего рядом Петруху Перфильева, — когда поплыл на лодке с Владимиром, тоже, как Данко, шел навстречу смерти.

— Ты скажешь, — застеснялся Петруха, — тут сердце человек вырвал, а мы что...

— Верно говорит Азат, — сказал Трофим Бороздин, — пришел бы к Малаеву, он бы тебе не только сердце, и печенку вырвал. Я это так понимаю, Данко пример нам и всему трудовому, народу. Не щадить жизни, покудова всю контру не ликвидируем.

Вечерние читки вошли в обычай. И когда, как-то после длинного перехода, Катя сослалась было на позднее время, бойцы шумно запротестовали и упросили ее почитать «хоть самую малость».

Теперь Катя стала в отряде своей. Особенно стали ее уважать, когда убедились, что между нею и Вепревым нет никаких интимных отношений.

А вначале такие подозрения были.

Вепрев относился к Кате особо предупредительно и заботливо. И в первые дни его покровительство было не лишним. Нашлись охотники «пошутковать» с застенчивой и робкой девушкой. Вепрев решительно охладил их задор.

Катя была благодарна ему, и все же постоянное его внимание и удручало, и тревожило ее.

Она чувствовала, что не безразлична ему. Временами ловила взгляды, которые выдавали его, и страшилась, вдруг не выдержит он и скажет напрямик... Она не могла ответить на его чувства. Почему?.. Вепрев был молод, красив, отважен и добр к ней... Но едва она начинала думать о нем, как о человеке, который может стать близким ей, — перед ней вставало его перекошенное ненавистью лицо, какое она увидела после потрясшего ее выстрела...

Может быть, постепенно потрясение это и забылось бы... Но сегодняшняя расправа с казачьим офицером, которая никак не вынуждалась обстановкой, снова ввергла Катю в смятение...

Вепрев вернулся после полудня.

Узнав, что поймали белого лазутчика, спросил:

— Допросили?

Петруха сердито мотнул головой.

— Казачий офицер? Я его растрясу. Приведите!

— Далеко за ём идти, — сказал Петруха, — да и не добудишься его.

Вепрев понял.

— Чего же поторопились?

— Командир шибко осерчал. Саморучно шашкой развалил ему черепушку.

Вепрев только плечами пожал.

Сведения, привезенные Вепревым, заставили пересмотреть маршрут отряда.

Первоначальный план был таков: подняться по правому берегу Ангары выше Братского острога, с тем чтобы, перехватив Ангаро-Ленский тракт, отсечь группу капитана Белоголового от белых войск, занимавших приленские села Усть-Кут и Жигалово. Затем атаковать Белоголового и освободить Братск и Николаевский завод.

Но Вепреву удалось выяснить, что отряд капитана Рубцова задержался в долине Илима.

Продвигаться вперед, оставляя в тылу Рубцова, значило самим залезать в мешок.

Военно-Революционный Совет принял решение: разделиться на два отряда, поставив каждому свою определенную задачу.

Отряду Бугрова — следуя первоначальному плану, продолжать движение к Братскому острогу и, заблокировав, при возможности выбить из Братска карателей капитана Белоголового.

Отряду Вепрева — перевалить в долину Илима и, пополнив отряд крестьянами Илимской волости, ударить на Рубцова. В дальнейшем — смотря по обстановке: или присоединиться к отряду Бугрова, или двигаться на верхнюю Лену.

Само собою подразумевалось, что с Бугровым останутся ветераны отряда, а с Вепревым уйдет взвод бывших пленных красноармейцев. Надо было лишь определить место перфильевских партизан, стоявших под началом Ильи Федосеевича Голованова.

— Я с Вепревым! — категорически заявил Петруха Перфильев, — Мне Рубцова достать надо. У меня с ём, а того пуще с евойным фельдфебелем свой счет. Да счет этот, почитай, у каждого из наших есть. Так что чего тут раздумывать!

Но Голованов был другого мнения.

— Нешто Белоголовый милостивее Рубцова? Одна у них волчья хватка. И злоба наша должна быть одна — на всю ихнюю свору. Выведем всех под корень, все счета повершим.

— Не порол тебя Рубцов! — закричал Петруха.

Но Голованов даже отвечать не стал на его выкрик.

— Ты что предлагаешь, Иван Федосеевич? — спросил Брумис.

— Считаю, надо идти не куда охота, а куда надо. А куда нужнее, пущай Совет решит.

— Свой кровный счет — тоже не последнее дело, — сказал Брумис, — но нам известно, что в Братском остроге у Белоголового триста солдат, а у Рубцова всего семьдесят.

Выходило: взводу перфильевцев остаться в отряде Бугрова.

Противился этому один Петруха. Тогда решили отпустить его с отрядом Вепрева. Тем более что Петруха бывал раньше в илимской тайге и почти во всех деревнях по Илиму.

Определили: отряду Вепрева выступать завтра наутро. Отряду Бугрова задержаться дня на три, провести митинги в окрестных деревнях.

Узнав, что отряд Вепрева выступает рано утром, Катя стала собираться в дорогу.

Но тут, будто кто-то другой спросил ее: «А почему?» Конечно, Вепрев надеется, что она уйдет с ними. Надеется, потому что желает этого.

А она, Катя, чего она желает?..

Долго Катя сидела возле наполовину уложенной корзины, не зная, на что решиться...

Она все еще, по привычке, утвердившейся в первые дни пребывания в отряде, видела в Демиде Евстигнеевиче Вепреве своего заступника и покровителя. И хотя теперь нужды в его покровительстве не было, остаться одной не хватало духу... Но не легче было и решиться уходить с ним. Уходя с ним, она невольно обманывала его, а себя ставила в заведомо ложное положение...

Она уже готова были идти к Брумису, к которому чувствовала особое уважение, поделиться своими сомнениями и тревогами и просить совета.

Решение пришло неожиданно.

Дверь распахнулась настежь, и вся штабная изба заполнилась людьми.

Вездесущий Петруха сообщил Брумису:

— Урожайный день, комиссар! Еще девять человек задержали.

— Кого задержали! — Насмешливо возразил высокий кудрявый парень в солдатской гимнастерке. — Хорошо своих встречаете! Где Бугров? Где Ширков?

Кате сразу бросилось в глаза его красивое смелое лицо с густыми разлетистыми бровями.

— Ты с вопросами погоди! Сперва сам ответишь! — зло отрезал Петруха.

— Кто здесь главный? — спросил светловолосый худощавый человек с наганом на боку.

Катя прежде всего заметила его большие, темные от въевшегося в поры кожи металла и масла руки. Такие же руки были у ее отца, паровозного машиниста.

— Командира сейчас нет. Я секретарь военревкома, — представился Брумис.

Машинист (так решила Катя) достал из кармана гимнастерки бумагу и подал Брумису.

Брумис прочитал вслух.

— Предъявитель сего товарищ Набатов Сергей Прокопьевич является председателем Совета Рабочих Депутатов Николаевского железоделательного завода.