Профессиональное убийство. Не входи в эту дверь! (сборник) - Энтони Гилберт

Я наполнил ее бокал, глаза мисс Аллен заблестели, и она продолжала:

– Что вы скажете об этой наглости? Он спросил: «Небось хочешь заработать легкие деньги?» Но фотографию я все равно получила. Хотя мне было безразлично, с кем Фэнни шла или что делала. Я ведь толком и не знала ее. Нет, конечно, я не пыталась заговорить с ней. Она всегда считала себя выше меня, даже когда мыла посуду, а к тому времени возвысилась вовсе.

– Ты, наверное, не сохранила ту фотографию?

– Она вам очень нужна? Так вот, сохранила. Наткнулась на нее только вчера, когда наводила порядок в коробке. Помню, я как-то показала ее своему другу. Он заметил: «Эта женщина родилась для чего-то высокого». «Может, ей уготована судьба королевы?» – засмеялась я, а он ответил: «Да. Или виселица. Заранее не угадаешь». Странно, правда?

Я поехал с этой женщиной к ней на квартиру, и она нашла для меня ту фотографию.

Фотография была пожелтевшей от времени, но я узнал бы Фэнни где угодно. У мужчины была бородка и очки в роговой оправе. Прежде я его никогда не видел.

Глава тринадцатая

Во всем есть мораль, если только сумеешь найти ее.

«Алиса в Стране чудес»

Мы никак не могли разыскать рыжебородого, и Фэнни не помогала нам. Не могу сказать, что мы предоставили ей много возможностей – Крук позаботился об этом, – но она даже не пользовалась той свободой действий, которую мы оплатили. Когда я приехал к Круку с той малостью слухов и фактов, какие удалось собрать, он вздохнул и сказал:

– Будь у меня все дела такими, я бы уехал в деревню и стал выращивать картофель. Мы с первого дня проверяли все, что нам известно, и не продвинулись ни на шаг. Пытались найти того человека в кинотеатре, среди станционных служащих и получили то, что я предвидел – множество стремящихся к известности придурков, и ни-кто из них не смог даже узнать ее по фотографии.

– Почему Фэнни сама не сказала нам об этом человеке? – спросил я.

– Потому, что он не имеет никакого отношения к убийству, а она не из тех молодых женщин, которые тратят твое время для забавы или из-за своей причастности к преступлению.

– Откуда она может знать?

– Например, потому, что связана с ним. Возможно, она его подельница с тех пор, как они поженились. Эта история с драгоценностью миссис Хэммонд… Я не удивлюсь, если Фэнни замешана в ней. Вместе с рыжим джентльменом.

– Может, спросить ее напрямик – я имею в виду о муже?

– Сейчас не имеет смысла расспрашивать Фэнни Прайс о ее сомнительном муже, – возразил Крук. – Если он виновен, то она, вне всякого сомнения, причастна к убийству, а наша задача доказать, что нет. Мы будем вести осторожную игру, и пусть эта леди делает как можно меньше признаний.

Я согласился, что не следует создавать у Фэнни впечатления, будто мы хотим втянуть в дело этого человека.

Крук покачал головой.

– Мы никого не втягиваем, – заявил он. – Но вероятность существует. Нам требуется только ее раскрыть. Кажется очевидным, что брак нашей прелестной Фэнни оставлял желать лучшего. Похоже, этот человек тянул с нее деньги при любой возможности.

– Я понятия не имел, что у нее был муж, – смущенно признался я.

– Вряд ли она относится к тем женщинам, которые рассказывают о себе все. Но вот отрывочные сведения об этом человеке из нескольких источников. – Крук начал делать какие-то записи. – Мисс Аллен видела их вместе в тридцать первом году. Та женщина на Фосетт-стрит говорит о рыжебородом мужчине в конце того года. Похоже, он нагнал страху на Фэнни. Она поспешила съехать, не оставив нового адреса. Помнишь ту закладную? Видимо, Фэнни сбежала из-за нее. Возможно, заложена была брошь миссис Хэммонд. Не знаю – и это не имеет никакого отношения к данному делу. Затем мы проследили ее до Армитидж-стрит. Либо он не нашел ее там, либо напал на другой источник содержания. В общем, после тридцать второго года мы не имеем о нем никаких сведений. Конечно, может, Фэнни посылала ему деньги, или ей удалось избавиться от него. Примечательно, что он не по-явился с какими-то предложениями, а она не упоминает о нем.

– Мы не знаем, почему она молчит.

– Да, – Крук ненадолго задумался, – и пока я не хочу их знать. Необходимо выяснить, кто он.

– Если не узнаешь этого у Фэнни.

– О, я просто загляну в тюрьму, увижусь с ней и скажу, мол, говорят, она замужем, и суд захочет узнать ее гражданское состояние по формальным причинам. Таким образом, я должен выяснить фамилию этого человека, и тогда мы сможем действовать.

– Тактичность, – пробормотал я, чувствуя себя так, будто вижу, как неопытный врач кромсает беспомощного пациента на операционном столе.

Но тактичности у Крука было не больше, чем у рака, который сначала хватает тебя клешней, а потом выясняет, кто ты. Я не поехал с ним в тюрьму, однако нетерпеливо ждал его возвращения.

– Фамилия этого человека Рэнделл, они поженились в двадцать седьмом или двадцать восьмом году – подробности неизвестны, – но мы легко сможем их разузнать. Фэнни не очень любезно отзывается о нем. Насколько я понял, они прожили вместе всего несколько месяцев, а потом она пряталась от него. О его нынешнем местопребывании нет никаких сведений.

У Маркса ушло немало времени, чтобы добыть эту информацию, и даже располагая его, мы по-прежнему оставались в начале своих поисков.

Фэнни вышла замуж за Рэнделла в двадцать седьмом году в Лондоне. Через три месяца они оказались в Париже, где, видимо, пробыли недолго, а потом вернулись в Лондон. Неизвестно, как они добывали средства к существованию, или Фэнни работала одна за двоих. Невозможно представить, чтобы какие-то обстоятельства сломили ее; даже плохого мужа она воспринимала бы спокойно. Рэнделл как будто именовал себя состоятельным чело-веком.

– Знаю я эти состояния, – усмехнулся Крук.

Судя по всем отзывам, он бывал в приличной компании, пил, хорошо одевался и покупал жене дорогие подарки. Во всяком случае, свидетели утверждали, что Фэнни носила драгоценности, роскошные меха и шелковые чулки.

– Было ли хоть что-то из этого куплено – другой вопрос, – заметил Крук.

Ему начинало нравиться это дело. После возвращения из Парижа история этой пары становится более отрывочной; очередным достоверным сведением о Фэнни был период ее работы посудомойкой, длившийся, правда, недолго, а затем работа в «Сдобном кексе». Тут у нас были точные даты. В двадцать восьмом году Фэнни трудилась в столовой, в двадцать девятом пела в ночном клубе. Осенью получила место секретарши у Вана, умершего в начале тридцать второго года. В конце тридцать первого года Фэнни неожиданно съехала с Фосетт-стрит, вероятно, из-за того, что муж появился снова. С тридцать второго года вела независимый образ жизни, и хотя ее видели с разными мужчинами, у нас не было сведений о мужчине с рыжей бородкой.

– Только это ничего не означает, – заявил Крук. – Он мог сбрить бороду; они могли встречаться там, где их вряд ли узнают. Во всяком случае, у нас нет ни единого свидетеля, который опознал бы его.

Где он находился в течение трех лет? – задумчиво произнес Крук. – Жил с какой-то другой женщиной за ее счет, был в работном доме, за границей, в тюрьме – право, Кертис, у нас есть одна зацепка. Полицейские ведут регистрацию – шанс невелик, но если повезет, нам это поможет.

Я был менее оптимистичен.

– При условии, что он был арестован под своей фамилией или продолжает ее носить. Даже если у полицейских есть его отпечатки пальцев, чем это нам поможет?

Крук похлопал меня по плечу.

– Не перескакивай через ступеньки. Ты не профессиональный спортсмен, так ведь?

Я сказал, что Берджесс мог бы оказать нам помощь в этом деле, но Крук возразил, что не намерен раскрывать все карты оппоненту. В Скотленд-Ярде есть и другие люди. Я не стал настаивать.

Вечером Крук позвонил и сообщил:

– Рэнделла арестовали за групповое мошенничество в октябре двадцать восьмого года. Он получил три года и попал в Кингстон. Дело было серьезным. Подлог помимо всего прочего. Теперь нам можно двигаться дальше.

Я встретился в кингстонской тюрьме с капелланом – рослым, рыжеволосым, веселым человеком с большим крючковатым носом и выпирающей челюстью.

– Рэнделл? – переспросил он. – Воспитанный, вежливый. Я его помню. Такие не нравятся мне больше всего.

– Неуживчивый? – уточнил я.

– Долгое время хандрил. Один раз пытался бежать. Потом стал тихим. Не люблю я этих благовоспитанных, вежливых заключенных.

– Он рассказывал что-нибудь о своей жизни?

– Ни слова. От него ничего нельзя было добиться. Но я готов был держать пари, что не пройдет и трех месяцев на воле, как он снова возьмется за старое. Может, тут вина тюремной системы. Обращаться с каждым заключенным как с неповторимой личностью, требующей особого подхода, нельзя. Иначе тебя обвинят в предпочтительном поведении, и прежде всего пострадают тихие, прилично ведущие себя парни, не создающие проблем. Им не нужно особого внимания. Парни вроде Рэнделла не учатся в тюрьме ничему, кроме того, что в следующий раз нужно быть более осторожным.