Последний секрет плащаницы - Давид Зурдо

— Да, эта галерея действительно великолепна, — с гордостью в голосе сказал монах. — Восточную часть стали строить в начале тринадцатого века в романском стиле. Строительство заняло почти сто лет, и поэтому колонны и декоративные детали большей части галереи выполнены уже в готическом стиле. В монастыре у нас есть еще две галереи, но они, конечно, не такие красивые, как эта.

Монах замолчал и замер на несколько секунд, завороженно глядя на галерею, словно видел ее впервые. Когда он наконец повернулся, Боссюэ спросил у него:

— Простите, где я могу сесть?

— Столы в глубине и справа предназначены для братьев монастыря. А вы можете сесть за любой другой стол.

Практически все места, предназначенные для монахов, были заняты, столы же для паломников, напротив, стояли совершенно пустые. Очевидно, Жиль был единственным странником, находившимся в монастыре в этот момент. Этот факт несколько озадачил его: возможно, пришло ему в голову, в это время не принято было совершать паломничество в Поблет. Или, тут же успокоил себя Жиль, это была просто случайность… «Или судьба», — подумал он, не зная в то же время, верил он в нее или нет.

Жиль выбрал место поближе к столам монахов в глубине трапезной. Однако брат Хосе не смог сесть неподалеку, поскольку свободное место ему удалось найти лишь на другом конце зала. Как раз в тот момент, когда Боссюэ уселся за стол, в трапезную вошли шестеро монахов с большими подносами в руках. С необыкновенной ловкостью и проворством они принялись расставлять по столам завтрак, состоявший из большой чашки молока и двух ломтей хлеба.

Жиль хотел было уже приняться за еду, как вдруг из-за одного из столов поднялся почтенного вида старик. Рядом с ним Боссюэ заметил брата Алехандро, сдержанно кивнувшего ему. Ответив на приветствие, Жиль снова устремил свой взгляд на старика, несомненно, являвшегося настоятелем монастыря. У него были совершенно седые волосы и длинная, немного растрепанная борода, закрывавшая большую часть лица. Закрыв свои проницательные, светившиеся мудростью глаза, аббат воздел к небу руки, и все монахи смиренно склонили головы и молитвенно сложили ладони. Боссюэ сделал то же самое, но не закрыл глаза, чтобы наблюдать за аббатом. У него был вид настоящего праведника, каких Жилю еще не доводилось встречать в своей жизни: спокойное и величественное лицо его излучало какую-то таинственную энергию.

— Благодарим Тебя, Господи, за дары Твои, которые мы будем вкушать, — мягким и в то же время сильным голосом произнес аббат, — и за то, что Ты подарил нам еще один день, чтобы мы провели его во славу Твою, в ожидании Твоего второго пришествия.

— Аминь! — в унисон возгласили монахи.

После молитвы аббат снова сел на свое место, и братья принялись за еду. Один монах тем временем стал читать слабым голосом Священное Писание. Заставив себя отвести взгляд от аббата и заняться своим завтраком, Жиль мысленно выругал себя за то, что чуть было не допустил большую оплошность — едва не взялся за еду до молитвы! Не требовалось быть знатоком религиозных обычаев и обрядов, чтобы догадаться, что монахи приступают к еде лишь после молитвы. Боссюэ сказал себе, что впредь следовало быть осторожнее и не допускать больше подобных промахов: он явился в монастырь как паломник и должен был вести себя соответственно. Иначе его, несомненно, ждали неприятности. Вряд ли все монахи в Поблете были столь же приветливы и доброжелательны, как брат Хосе.

Жиль не переставал досадовать на себя, однако, отведав завтрак, тотчас пришел в хорошее расположение духа. Хлеб был белый и мягкий, еще горячий. Несомненно, его делали в самом монастыре в больших печах, которые он видел на кухне. Жиль с жадностью съел оба куска и залпом выпил молоко — жирное, свежее и необычайно вкусное. Он был очень голоден, поскольку не ел уже больше суток.

Проглотив свой завтрак, Боссюэ огляделся вокруг и, обнаружив, что все монахи только начали есть, несколько смутился. К счастью, никто из них, как казалось, не обращал на него внимания. За исключением, правда, брата Хосе, с любопытством наблюдавшего за Жилем с другого конца зала. И еще одного человека… Окинув взглядом трапезную, Боссюэ заметил, что на него с крайним неодобрением смотрел со своего места брат Алехандро. Вот это было уже плохо. Готовый провалиться сквозь землю от стыда, Жиль отвел взгляд от глаз монаха и принялся разглядывать крытую галерею, делая вид, будто его чрезвычайно интересовал находившийся там фонтан.

Через несколько минут в трапезную снова вошли из кухни монахи и так же проворно, как расставляли завтрак, собрали со столов пустые чашки. Братья, закончившие завтракать, стали вставать со своих мест и выходить из трапезной. Жиль поискал глазами брата Хосе и увидел его неподалеку от стола аббата: он разговаривал с братом Алехандро, и тот несколько раз кивнул в сторону Боссюэ. Жилю не было видно выражения лица молодого монаха, стоявшего к нему спиной, и потому он не мог угадать, о чем шел разговор. Боссюэ подозревал, что ничего хорошего он ему не сулил, и потому был немало удивлен, увидев улыбающееся лицо направлявшегося к нему брата Хосе.

— Брат Алехандро на время освободил меня от моих обязанностей, — радостно сообщил он, приблизившись, — и поручил мне сопровождать вас повсюду, пока вы гостите в нашем монастыре.

— Замечательно. С вами я смогу узнать много интересного о Поблете, — с улыбкой ответил Жиль, хотя эта новость не слишком его обрадовала.

Несомненно, брат Алехандро хотел держать его под постоянным присмотром. Зачем еще стал бы он давать ему личного гида, явно не питая к нему особого расположения? В то же время добрая душа Хосе вряд ли понимал, какую роль он на самом деле играл в этой ситуации. Более того, Боссюэ был теперь почти уверен, что тайна, хранимая в монастыре, была известна лишь небольшой группе посвященных — тем немногим монахам, которые, по словам брата Хосе, имели доступ в такие места, куда остальным братьям запрещено было входить. Чтобы докопаться до этой тайны, Жиль собирался незаметно для всех провести расследование, но теперь постоянное присутствие рядом с ним монаха значительно осложняло задачу.

— Хотите посмотреть нашу библиотеку? — с улыбкой предложил брат Хосе.

— Да, конечно, — без особого энтузиазма, автоматически ответил Боссюэ, погруженный в свои размышления.

Монах, как казалось, ничего не заметил и бодро повел Жиля по левому коридору галереи, в противоположном вестибюлю направлении. Вскоре они вышли в другой коридор, соединявший главную галерею с галереей Святого Стефана. Этот коридор служил местом для бесед, и монахи, собравшиеся там небольшими группами, вполголоса разговаривали между собой. Брат Хосе открыл тяжелую деревянную дверь, находившуюся с одной стороны коридора, и пропустил Жиля вперед.

Войдя внутрь, монах поспешно закрыл за собой дверь, чтобы восстановить в библиотеке привычную тишину. Это был просторный зал, чуть меньше трапезной, с высоким потолком и готическими арками на вереницах колонн. За расставленными между ними столами сидели, прилежно склонившись над книгами, молодые монахи. На столах стояли старые, потемневшие от многолетнего использования масляные лампы, но в этот ранний час в них не было необходимости, поскольку зал и без того был залит ярким солнечным светом, проникавшим сквозь огромные окна. Они были установлены в проемах, оформленных в виде романских арок, и располагались по обе стороны зала, в глубине которого была видна какая-то дверь.

— А что там? — указав на нее, спросил Боссюэ.

— Там скрипториум, но туда можно входить только библиотекарю и его помощникам. Там хранятся книги и рукописи, и некоторые из них даже в наши дни переписываются от руки. Монахи, сидящие в зале, — это те, кто совсем недавно принял постриг, они выполняют пока самую легкую работу. В прежние времена здесь работали юноши из знатных и богатых семей, поступавшие в монастырь, а братья простого происхождения занимались тяжелой работой — например, на кухне или даже в виноградниках — вместе с крестьянами, работавшими при монастыре.

В этот момент дверь скрипториума внезапно открылась, и оттуда появилась круглая фигура, которую Жиль тотчас узнал. Это был повар, командовавший монахами на кухне перед завтраком. У него были прилизанные каштановые волосы и круглые очки на носу, смотревшиеся до нелепости маленькими на его широком, полном и румяном лице.

— Доброе утро, — сказал он мягким и изысканным голосом, совершенно не вязавшимся с его грубым видом.

— Доброе утро, брат Агустин, — ответил ему брат Хосе. — Позвольте познакомить вас с паломником из Франции: он пришел вчера и собирается провести в нашем монастыре несколько дней.

— Жиль Боссюэ, — представился Жиль, протянув руку брату Агустину. — Рад с вами познакомиться.