Выбирая свою историю. «Развилки» на пути России: от рюриковичей до олигархов - Ирина Карацуба

Внимательный наблюдатель, английский ученый и дипломат Джильс Флетчер сделал в 1589 г. в трактате-донесении о состоянии России точный прогноз: меры Ивана Грозного «так потрясли государство и до того возбудили всеобщий ропот и непримиримую ненависть, что это должно окончиться не иначе как всеобщим восстанием»[4]. Так и произошло: в стране наступила Смута, сопоставимая по размаху с гражданской войной 1918–1920 гг.

Ее не смогли предотвратить ни наследник царя Ивана Федор (1584–1598 гг.), мало похожий на доброго царя из трагедии А. К. Толстого, ни царский шурин и ловкий политик Борис Годунов. Восхождение молодого опричника к «высшей власти» напоминало детективный сюжет. Борис не раз находился на грани опалы и даже казни. Он посмел сватать свою сестру-царицу (при жизни хилого мужа) за австрийского принца, и этот секрет узнала польская разведка. Ему приходилось отбивать нападения вооруженной толпы на свой двор и даже просить политического убежища у английского посла. И все же Борис сумел оттеснить соперников — Мстиславских и Шуйских, поставил «своего» патриарха и стал фактическим правителем страны.

В январе 1598 г. умер царь Федор. Законная династия пресеклась, началась ожесточенная борьба придворных группировок за власть. Борис Годунов блестяще провел «избирательную кампанию»: пока в Думе спорили его противники Мстиславские и Романовы, он от имени сестры-царицы объявил амнистию «всех винных людей и татей и разбойников по всем городам из тюрем» и демонстративно удалился от мирских забот в монастырь. Бориса поддержали Церковь во главе с патриархом Иовом, младшие бояре, опричные «выдвиженцы», назначенные им руководители приказов. В феврале 1598 г. он был избран царем. Упустившая время знать сопротивлялась; но раздача войску во время объявленного царем похода на татар (так и непоявившихся) жалованья сразу за три года устранила сомнения служилых людей в правильности выбора. Боярам пришлось смириться, и Борис венчался на царство в Успенском соборе Кремля.

Годунов оказался талантливым правителем и многое сделал для страны, порой опережая свое время: в два раза снизил налоги, стремился ликвидировать «белые» (не платившие налогов) частновладельческие слободы и дворы в городах, основал главный порт допетровской России Архангельск. Заключив мир на Западе со Швецией в 1595 г. и Речью Посполитой в 1600 г., Борис обратился к делам на Востоке и укрепил южную границу. Новая цепь сторожевых постов и укрепленных острогов, важнейшим из которых был Царицын, выдвинулась далеко в «дикое поле». Первым из русских царей он просватал свою дочь за иноземного принца и за 100 лет до Петра I стал приглашать в Россию иностранных специалистов: врачей, рудознатцев, военных. Он хотел основать в Москве университет и послал в Вену и Оксфорд дворянских «ребят» для изучения иностранных языков и прочих наук. В результате реализации строительной «программы» царя появились колокольня Ивана Великого, Лобное место, стены Белого города в Москве и мощная Смоленская крепость на западной границе. Часть этих сооружений — результат организованных впервые в отечественной истории «общественных работ», имевших целью предоставить заработок голодающим крестьянам.

Но «наследство» Ивана Грозного — крепостническая политика — заложило основу для будущих потрясений: указами 1592/1593 гг. был повсеместно отменен Юрьев день, указ 1597 г. ввел пятилетний срок сыска беглых крестьян. На осваиваемых окраинах появились московские воеводы и помещики; свободное население и бежавшие на окраины «казаки» вновь попадали в крепостную зависимость.

Еще десяток спокойных лет — и новая династия окрепла бы, а юный и образованный сын царя вполне годился для роли реформатора. Но полоса успехов была прервана голодом 1601–1603 гг. Катастрофическое положение заставило царя в 1601 г. восстановить Юрьев день для крестьян провинциальных помещиков. Крестьяне стремились уйти от владельцев, а те — любой ценой удержать рабочую силу.

Беглые и холопы собирались в крупные отряды, против которых в 1603 г. приходилось посылать войска; в том же году был — уже окончательно — отменен крестьянский «выход». Последствия голода и колебаний правительства стали гибельными для династии. В глазах знати Борис всегда был худородным выскочкой; теперь же он оказался «плохим» царем и для служилых, и для крестьян. Природные катаклизмы и социальные тяготы воспринимались людьми того времени как наказание стране, оказавшейся под властью грешного или «неистинного» царя.

В такой общественной атмосфере просто должен был появиться царь «истинный», «природный». Один за другим появляются самозванцы из «низов», выражавшие характерные для общества настроения и чаяния. Григорий Отрепьев, бывший дворянин на службе бояр Романовых («чудесно спасенный» царевич Дмитрий), осенью 1604 г. перешел русскую границу. Его польско-казацкий отряд был сразу же разгромлен; но самозванец получил поддержку крестьян, посадских людей и казаков с южной границы, открывавших ему ворота крепостей. После скоропостижной смерти Бориса в апреле 1605 г. на сторону претендента перешло войско; уже в июне он вступил в Москву.

Заняв престол, «Димитрий Иванович» (1605–1606 гг.) оказался в сложном положении. Посулив всем «благоденственное житие», он не мог выполнить все обещанное: передать будущему тестю польскому сенатору Юрию Мнишеку Новгород и Псков, отменить крепостное право. В результате осложнились отношения с Речью Посполитой. Льготы получили лишь крестьяне Комарицкой волости и путивльские горожане, первыми признавшие царя. Землевладельцы получили разрешение возвращать крестьян и холопов, бежавших после 1600 г. Московские бояре, прекрасно знавшие, что царь — самозванец, стали просить у польского короля Сигизмунда III его сына на московский престол.

Лжедмитрий пытался уйти от этих осложнений: готовился к большому походу на Крым и получил поддержку служилых людей южных уездов. Он был храбр, молод, энергичен — но явно не «вписывался» в образ «природного» царя, постоянно задевал национальные и религиозные чувства подданных: окружал себя иноземцами, не спал после обеда, не ходил в баню, собрался венчаться с «гордою полячкой» Мариной Мнишек накануне постной пятницы. Есть сведения о готовившейся им секуляризации церковных земель. Поползли толки, что и этот царь «неистинный». В таких обстоятельствах боярам во главе с Василием Шуйским легко удалось организовать заговор и возмутить толпу: во время начавшегося в мае 1606 г. в Москве восстания царь был убит.

Новым царем «выкрикнули» главу заговора князя Василия Ивановича Шуйского. Князь Василий был избран на царство не в последнюю очередь потому, что имел к этому времени репутацию страдальца за правду. Он едва ли не единственный подвергся репрессиям в короткое правление самозванца по «политическим» мотивам. Ведь в 1591 г. он в качестве главы следственной комиссии утвердил заключение о гибели царевича Дмитрия в Угличе в результате несчастного случая. После воцарения самозванца ему пришлось опровергнуть свое давнишнее заявление. Но как-то на пиру боярин в ближнем кругу проговорился, что настоящий царевич и впрямь в Угличе «помре». О его «непригожих речах» донесли Лжедмитрию (по слухам, доносчиком выступил знаменитый архитектор Федор Конь), и Шуйский угодил в опалу, хотя и ненадолго.

Вступая на престол, он дал «крестоцеловальную запись» — первое в нашей истории юридическое обязательство государя перед подданными.

«.. И поволил есми яз, царь и великий князь Василий Иванович всеа Русии, целовати крест на том, что мне, великому государю, всякого человека, не осудя истинным судом з бояры своими, смерти не предати, и вотчин, и дворов, и животов у братии их, и у жен и у детей не отымати, будет которые с ними в мысли не были, также и у гостей, и у торговых, и у черных людей, хотя которой по суду и по сыску дойдет и до смертные вины, и после их у жен и у детей дворов, и лавок, и животов не отымати, будут они с ми в той вине неповинны; да и доводов ложных мне, великому государю, не слушати, а сыскивати всякими сыски накрепко и ставити с очей на очи, чтоб в том православное християнство без вины не гибли… На том на всем, что в сей записи написано, яз царь и великий князь Василий Иванович всеа Русии, целую крест всем православным християнам, что мне, их жалуя, судити истинным праведным судом, и без вины ни на кого опалы своея не класти, и недругам никому в неправде не подавати, и от всякого насилъства оберегати».

Но попытка «общественного договора» успеха не имела. Шуйский был царем именно «выкрикнут», то есть избран наскоро созванным «собором» только из московских людей, без призыва депутатов из провинции. Десятки городов и уездов не признали «боярского царя»: для них «истинным» государем оставался Дмитрий. Шуйский оказался на редкость неавторитетным (как сказали бы сейчас, «не харизматичным») правителем. Он был искушен в придворных интригах, но оказался бездарным полководцем и вероломным политиком; его вместе с братом обвиняли в отравлении племянника, молодого и талантливого воеводы Михаила Скопина-Шуйского.