Год 1942 - Давид Ортенберг

Александр Красилов и Леонтий Черемнов были неразлучными друзьями. Их жизненные пути крепко сплелись. Земляки из алтайской деревни Старая Тороба, они сдружились много лет назад. Вместе работали в колхозе, вместе уехали в Новокузнецк, где добывали уголь в шахтах. Военная профессия у них одна пулеметчики. В холодные осенние дни и зимние стужи они лежали за одним пулеметом. Когда они появлялись в землянке, раздавались возгласы: "Близнецы пришли!"

Возвратились они однажды под утро. Черемнов докладывает:

- Лежим в дозоре. Ночь светлая. Все как на ладони. Смотрю, немцы бегут к реке, к проруби - за водичкой, видно. Сейчас, думаю, я вас напою, вы у нас к проруби примерзнете! Подпустил ближе и ударил. Тут луна зашла, а как выглянула, смотрю - неплохо ударили: кое-кто лежит у проруби, остальные - в снегу. Ну, думаю, у сибиряков терпенья хватит. Не выдержали немцы на холоде, начали ползти, а мы с Александром щелкаем помаленечку. В общем, каюсь, на совести моей с Александром еще пяток душ...

- Побольше бы таких грешников, - отозвался их дружок Герасименко, - и мы скорее с немецкими паразитами покончим...

За пять дней до памятного боя у вражеских амбразур в землянке заседало партийное бюро. В этот день Герасименко был принят в члены партии, а Черемнов и Красилов - в кандидаты. Зачитали простые, но написанные от всего сердца заявления.

"Я обязуюсь, - писал Герасименко, - выполнять все порученные мне партией задания и хочу пойти на любую операцию членом партии большевиков".

"Я хочу сражаться большевиком", - говорится в заявлении Красилова.

"Я буду с честью носить звание коммуниста. Изо всех сил буду стрелять в фашистов", - писал Черемнов.

Отныне бой с врагом стал для них не только воинским, но и партийным долгом.

А жизнь в землянке шла своим чередом. Конечно, много разговоров было о боевых делах. Но и немало - о жизни там, в Сибири, о семьях, о мечтах. Ничего не скрывали друг от друга три товарища, читая вслух каждую весточку из дома. Сохранились во взводе письма Симы, жены Герасименко. Приведу одно из них, сжимающее сердце болью:

"Я работаю на заводе, поступила чернорабочей, но работала всего шесть дней, потом начальник цеха перевел меня на станок. Ваня, я работаю на эвакуированном московском заводе, так что когда наши мужья снимут голову Гитлеру, мы поедем с тобой в Москву и будем жить в своей столице.

Когда мы встретимся, милок? Жду тебя. Только что уложила Вовку спать, он драчливый - весь в тебя. Напиши только, что ты жив, и мне больше ничего не надо. Мы очень с сыном рады, когда получаем известия, что наш папуля жив. Может быть, будет та минута, когда ты и я будем держать нашего родного сына в объятиях и любоваться жизнью. Мне всего двадцать лет, и ты еще молод свое возьмем..."

Что было на душе у сержанта - этого не расскажешь и не опишешь. Когда Герасименко зачитал своим товарищам в землянке письмо, воцарилась тишина. Он ее сам нарушил:

- Эх, и жизнь будет, когда уложим проклятых фашистов. Мне, может, не придется ее видеть, но Вовка мой не будет знать что такое фашисты, разве что по книгам. Какой он сейчас, сын?..

А потом продолжал:

- Сейчас бы сказали: "Иди домой" - не пошел бы, раненый и то не пойду. Пока не очистим от них землю, все равно нет жизни...

* * *

Пора, по-моему, уже подробнее рассказать о главном - о том памятном и трагическом дне, когда свершили свой подвиг три сибиряка-коммуниста.

Вместе с командиром взвода младшим лейтенантом Поленским спецкоры из траншеи переднего края осмотрели местность, где бойцы сражались с врагом. Побеседовали со всеми, кто принимал участие в этом бою, кто был рядом с героями. Даже нарисовали чертеж и провели линии, по которым видно было, как двигались разведчики, где находились огневые точки врага, как шаг за шагом развертывались события. К концу беседы они уже отчетливо и точно представляли себе все перипетии боя, зримо видели каждый шаг героев.

Как же все было?

Командир батальона капитан Герасев получил приказ командира дивизии полковника Андреева произвести разведку боем в районе, откуда немцы вели огонь из дзотов, выявить расположение этих дзотов и внезапным налетом по возможности уничтожить их.

Накануне вместе с командиром взвода Поленским Герасев произвел рекогносцировку. А к вечеру Поленский вызвал к себе командиров отделения Герасименко, Лысенко и Селявина. Вчетвером они по ходам сообщений пришли на наблюдательный пункт, откуда просматривалась неприятельская оборона. Наметили маршрут предстоящей разведки. Ночью двадцать бойцов во главе с Поленским у самого берега Волхова поднялись на вал. Новгород лежал перед ними плененный, скорбный, молчаливый. На том берегу немцы использовали земляной вал, каменные быки, возведенные когда-то для большого моста, чтобы создать, казалось бы, неприступную оборону. Впереди - дзоты, блиндажи, проволочные заграждения.

В пять часов утра взвод двинулся в путь. Это время было выбрано не случайно. Ночь стояла лунная, а к утру стало темнее. Кроме того, известно было, что на рассвете бдительность немецких часовых притупляется. Наши бойцы спустились в лощину. Разведчики шли бесшумно. Когда приблизились к реке, командир взвода подозвал Герасименко:

- Возьмите еще двоих, выберите их сами и ползите вперед.

Сержант выбрал Красилова и Черемнова. С ними он добывал "языков", с ними стоял холодными ночами в "секрете", с ними плечом к плечу дрался в последнем бою у Кирилловского монастыря.

Трое храбрецов поползли. Вдруг перед ними выросли фигуры двух часовых; ловким броском бесшумно они их сняли и поползли дальше. Так взвод вышел к вражеским укреплениям с тыла. Завязался бой. Разведчики стали метать гранаты в амбразуры, дымоходные трубы и двери дзотов. Уничтожив расчет одного из дзотов, Герасименко со своими товарищами вытащил из него пулемет и им же стал разить врага. Вдруг у Герасименко по халату поползли струйки крови. Он свалился в снег. К нему подбежал санитар Степан Дубина, стал его перевязывать. Поленский, увидев раненого, приказал ему отползти назад, выйти из боя. Герасименко впервые ослушался своего командира, не ушел.

Взвод продолжал бой. Уже уничтожено несколько дзотов. Но в это время немцы вызвали подкрепление и повели наступление, пытаясь окружить разведчиков. Надо выходить из боя. Вдруг заговорили пулеметы тех новых дзотов. Взвод попал в огневой мешок. Смерть нависла над бойцами взвода. Надо заставить замолчать эти пулеметы. Герасименко все это видел. Опасность, угрожавшая товарищам, подняла его на ноги. Он вырвался из рук санитара и снова кинулся к дзоту. К двум другим бросились Красилов и Черемнов. Гранат у них уже не было. Выход один. Не сговариваясь, они бросились на пулеметы, заслонив своими телами огненные струи, приняв смерть, предназначенную взводу. Бойцы двинулись в атаку. Среди них был и Дубина. С криком "Отомстим врагу!" он кинулся вперед, но упал в нескольких шагах от Герасименко. Это была четвертая героическая смерть во взводе. Жизнь товарищей была спасена. Взвод выполнил боевое задание.