Мы невозможны... - Алиса Чудная

Антон хороший парень. Он не виноват, что его братец — помойка, рядом с которой стоять рядом противно.

На глаза навернулись слезы. А ведь я когда-то любила этого человека. Да чего уж врать — любовь так просто не проходит. Если она настоящая, а не фальсификат. И от этого мерзко на душе. Так противно, что хочется выть волком и пинать ногами стену. Бить ее кулаками, материться и проклинать все на свете.

— Идем, — спокойно прошептал Антон и посмотрел куда-то поверх моей головы.

Махнул рукой в предупреждающем жесте, а после приобняв меня за талию, вывел прочь из этой чертовой гостиной.

Как оказалось, повел он меня к Тиму в кабинет. Усадил на диванчик и сам сел рядом, приобняв. И даже позволил уткнуться носом в его белоснежную рубашку и разреветься.

— Плачь. Так легче. Нельзя сдерживать в себе негатив, это плохо сказывается на цвете лица, — проговорил он. — Хотя… он у тебя и так не очень!

— Чего? — провыла я, пытаясь выкрутиться из его объятий.

— Ты подводки не пожалела. Как и туши. Представляешь, какая ты сейчас панда? — усмехнулся Антон, но не отпустил.

— Я устала, — шмыгнула носом я. — Я так устала… У меня какая-то черная полоса, и похоже, я пропустила поворот на светлую. Так и бреду по черной, в поисках нового поворота. Знаешь, как я проклинаю себя за то, что не получила образование? За то, что не слушалась маму и не хотела смотреть на вещи реально, а не сквозь стекла розовых очков. Я ненавижу себя за это.

— Вот это уже лишнее. Ненавидеть себя нельзя. Люди к нам относятся именно так, как мы относимся к себе. Неуверенность, ненависть, слабость… это все считывается моментально. И становится серьезным препятствием на пути к светлому будущему, — Антон гладил меня рукой по голове, и я немного успокаивалась. — Давай поступим так: сейчас идем и смываем с себя боевую раскраску. После собираем вещи. И потом я отвезу тебя на квартиру свою. Живи там сколько влезет. Я все равно достраиваю себе дом в этом же поселке, потому живу у Тимура. Чтобы держать руку на пульсе. Денег за аренду я не возьму, единственное — коммуналку оплачивай вовремя, а если совсем туго — шли мне электронные счета, я сам оплачу. И, наконец-то, покажи всем, что ты — настоящая женщина. Сильная, смелая, волевая и ни под чью больше дудку плясать не будешь. Договор?

— Мне стыдно, — покачала головой я. — И в доброту, прости Антон, я больше не верю.

— Считай, что ты — мой проект. И я в него инвестирую.

— И какова же конечная цель этого проекта? — нахмурилась я.

— Уверенная, успешная в себе бизнес-леди, которая надерет зад своим обидчикам, — усмехнулся он.

— Мне надо подумать, — снова покачала я головой.

Заманчивое предложение. Но я больше не верю никому. Быть может я и ошибаюсь. Но хватит себя тешить тем, что в людях еще остались люди…

39

Уезжала ночью. Без долгих прощаний, разговоров по душам и взаимных обвинений. Тимур даже не вышел из своего кабинета, чтобы попрощаться. Хотя… Он даже ничего не сказал по поводу устроенного мной цирка. Может понял, насколько задел мои чувства в прошлом и сделал правильные выводы?

Вечер знаменовался еще одним событием — мне позвонил Крокодил. Предложил вернуться на работу, а в качестве приманки увеличил зарплату вдвое и озвучил вполне приемлемый график: два через два, и восьмичасовая смена.

Такой вариант меня вполне устраивал, тем более, мне снова нужно было как-то выживать. И Новый Год на носу. Праздники, черт бы их побрал.

С самого детства ненавидела праздники. У нас всегда собиралась толпа гостей, и каждый из них желал послушать стишок в моем исполнении. Порой, мне удавалось обойтись малой кровью, но бывали дни, когда один и тот же стишок я вынуждена была талдычить «на бис» раз пять, пока вся эта компания сидела за столом и умилялась.

Но даже несмотря на эти воспоминания, я почувствовала непреодолимое желание поехать к родителям. Увидеть их, поговорить, извиниться за то, что я такая непутевая дочь — профукала все ради призрачного счастья.

Антон вел автомобиль молча. Изредка поглядывал в зеркало заднего вида, чтобы удостоверится, что я в порядке. А я смотрела в окно и не видела ничего. Ни пролетающих мимо машин, ни света тусклых фонарей, которые при движении смазывались, расплывались. Все расплывалось перед глазами, и я не сразу поняла, что виноваты в этом слезы.

Наверное, настал тот самый переломный момент в моей судьбе, когда я остановилась, замерла, чтобы прислушаться к своим внутренним ощущениям и поняла, что я никто. Я никто, и звать меня никак. Я ничего не достигла, ничего не добилась, ничего не доказала себе. И осталась ни с чем. На обочине жизни.

— Я сейчас отчетливо понимаю, что я ничтожество, — выдохнула я тихо.

Аккуратно устроила переноску с шушей, которую держала в руках, на заднем сидении и пристегнула ремнем, сама же перебралась вперед.

— У тебя было такое? — спросила я, повернувшись к Антону.

— Было.

— И как ты с этим справлялся? — поинтересовалась я. — Может и мне поможет такой же способ. Или хоть какой-то, потому что я разбита, я устала, и я совершенно не понимаю, что мне делать дальше.

— Развелся, — усмехнулся Антон и притормозил у небольшого кофейного ларька. — Какой кофе будешь?

— Латте. С ванильным сиропом. И чтобы сверху взбитыми сливками полили. И корицей посыпали, — принялась я перечислять. — А ты был женат?

— Тебя потянуло на сладкое, и это не есть хорошо, — покачал головой мужчина. — Был.

— Почему? — удивилась я.

— Что почему? — переспросил он.

— Почему нехорошо?

— Верный признак депрессии, — коротко бросил Антон. — А я уж думал, что ты начнешь расспрашивать меня о темном прошлом.

— Попозже, когда выпью кофе, — хитро прищурилась я.

— Я скоро вернусь, — он поставил авто на ручник и вышел из машины.

Стоило мужчине захлопнуть дверь, как с моего лица сползла улыбка. Я уставилась в окно на пустынную улицу и тяжело вздохнула.

Правильно говорят — легкий сыр только в мышеловке. И, наверное, мне повезло, что я умудрилась выскользнуть из нее, прищемив только хвост. А ведь могла бы и сломать шею! А сыр… А сыр остался там. Мне просто совесть не позволила брать деньги у Тимура после того, что я устроила перед его гостями.

Зато я соответствовала образу. Его образу, который он сложил в своей тупой голове. Неинтересная. Скучная. Лахудра. Хотя со вторым пунктом я бы поспорила…

Когда я поднималась