Сыщик - Роман Буревой

– Нет, Друз, нет… Мы ничего не будем устанавливать.

– Послушай! – Друз вскочил, стряхнул песок с брюк. – Мы не имеем права. – Пусть сенат решает, как договориться с Неронией. А мы должны – обязаны просто – признать, что колония была уничтожена. Пусть наварх ответит за все. Разжалование и изгнание ему гарантированы. Истина должна восторжествовать. Рано или поздно. Ты всегда повторял это, Марк.

– Не в этот раз. Невозможно.

– Невозможно? – Друз попытался улыбнуться, но губы скривились. Кажется, он начал что-то подозревать. – Твой род ненавидит Корнелиев. Для тебя самого это шанс наконец их одолеть. И ты хочешь замять его преступление? Ты – Валерий Корвин?!

– Если бы речь шла только о навархе Корнелии, я бы отдал его под суд, не задумываясь. Но речь не о нем.

– Ладно, я передам эти коробки в сенат, и пусть сенаторы сами решают… – Договорить Друз не успел – разряд из парализатора окутал его фиолетовой аурой. Друз закачался и рухнул на песок.

Корвин кинулся к оглушенному помощнику, как паук к мухе, молекулярной нитью спеленал по рукам и ногам и затащил в кабину планетолета. Приставил ствол инъектора к виску и всадил под кожу детектор лжи. Обездвиженное тело дернулось, на миг приоткрылись веки, но Друз так и не пришел в себя. Корвин был как в лихорадке. Вернулся на берег. Метался взад и вперед, подбирая то, что удалось обнаружить Друзу. Падал, вставал, рылся в песке, осмотрел сборный домик и тайник, собрал все улики, какие нашел, в небольшую коробку из термопластика. Коробку зарыл возле треугольного камня на берегу. Сделал несколько шагов назад, внимательно посмотрел на камень. Запоминая. Для себя и для будущего сына.

– Я сам передам инфокапсулы в сенат, – пообещал он реке. – Не сейчас. Лет через десять-пятнадцать. Когда Психее ничего не будет угрожать.

(«Это он для меня говорит, для меня – нерожденного», – сообразил сновидец).

Затем префект Корвин загнал в грузовой отсек планетолета крошечный одноместный флайер Друза. В следующий миг планетолет, отличный летун, как в атмосфере, так и в космосе, поднялся в воздух.

Едва река скрылась из виду, пленник пришел в себя. Друз рванулся, пытаясь сесть, но молекулярная нить спеленала его на славу. Он сумел лишь приподнять голову и плечи. Друз беспомощно завертелся на полу флайера.

– Что это значит, Марк? Ты спятил?

– Нет. Это ты сошел с ума, Друз. Или неры тебя подкупили.

– Да как ты смеешь! – возмутился Друз. – Да ты… – он не находил слов, лишь фыркал в ярости.

– Если – нет, то это очень хорошо. И тебе остается дать мне слово, что ты никому не расскажешь о своей находке.

Друз вновь фыркнул – на этот раз презрительно.

– А если я откажусь? Что тогда сделаешь? Убьешь старого друга?

– Мне придется. Твои останки в сгоревшем флайере найдут завтра на одном из оазисов, которые ты прежде обследовал.

– Ты не посмеешь, Марк…

– Посмею.

Друз несколько мгновений лежал, разглядывая потолок челнока.

– Хорошо, я клянусь…

Корвин усмехнулся, глядя на голограмму датчика. Красный сигнал пульсировал возле самого края.

– Извини, Друз, но детектор лжи говорит мне, что ты врешь. Ты не сдержишь слова. Клянусь Лацием, я не хочу этого. Ты – самый замечательный человек из всех, кого я знал. Но я не могу… пожертвовать колонией на Психее ради тебя.

– Да пошел ты…

Марк проснулся.

– Где инфокапсулы? – прошептал в самое ухо склонившийся над ним наварх.

– Они, они… – Марк был так потрясен, что не мог больше ничего выговорить. Ради наварха его отец убил лучшего друга. Во сне это случилось несколько минут назад…

Марк сел на диване. Голова кружилась. Каюта наварха норовила опрокинуться. Во рту был отвратительный привкус. Верно, от медикаментов.

– Он вспомнил, – голос человека, что манипулировал сознанием Марка, дрожал от возбуждения. Медик чуть не прыгал от радости.

– Отец не мог этого сделать! Не мог! – Марк в отчаянии схватился за голову.

– Ты видел во сне Психею? – попытался иначе вести допрос наварх.

– Видел.

– Что именно?

– Пустыня. Черная, блестящая. Ровная. Скользкая.

– И все? Из людей ты кого-нибудь видел?

«Друз…» – едва не сказал Марк. Но не сказал. «Я убил Друза», – но этого он тоже не произнес.

– Я видел, как отец сжег инфокапсулы.

– Что? – рявкнул наварх.

Хитрость была простенькая, детская. Но что еще мог придумать пятилетний ребенок, даже если он может использовать подсказки взрослых?

– Он нашел в оазисе остатки временного жилища и тайник с капсулами. И все сжег…

– Может, в самом деле… – начал медик.

– Заткнись, Денис! – оборвал его наварх. – Я никогда не поверю, что префект Корвин уничтожил компромат. Он спрятал его, спрятал до лучших времен.

– Он все сжег… – Марк уже понимал, что обман не пройдет, но с детским упрямством продолжал настаивать.

– Я слишком хорошо знал этого хитрого ворона, чтобы поверить в примитивную ложь.

– Отец хотел помочь вам. Вы же были друзьями… – пробормотал Марк.

Он бросил эту фразу почти наугад. Но то, что случилось с навархом, его изумило. Наварх побагровел, сделался грязно-кирпичным – такой цвет можно получить, если к красному добавить серый. Вскочил. Взревел:

– Раб! Подонок! Что ты мелешь! Какие друзья? Корвин всегда ненавидел меня! Ты узнал это! Понял! Щенок! Решил посмеяться?! Я прочесал все оазисы вокруг базы. Там ничего не было! Ничего! Никакого жилья! Там следы только моей операции. Где инфокапсулы?

– Ничего не осталось… клянусь звездой Ри-а.

– Ничего? Я выну из тебя душу, мразь!

Наварх вновь ударил ладонью по золотому шару. Тут же двое влетели в каюту. Они скрутили Марка так, что ему было не вздохнуть. Медик вновь надел на руку пленника манжету с каким-то раствором. Марку почудилось, что он леденеет. Не от холода – от ужаса. Ужас пронизывал каждую клеточку его тела. Марк закричал.

– Прекрати орать. Тебя все равно никто не услышит. – Наварх был где-то запредельно далеко. На другом конце Галактики. Но голос его гремел над самым ухом.

– Говори, что ты видел во сне! – гудел набатом голос. – Где находки префекта? Где?

– Ты должен говорить, – доверительно шептал на ухо человек в зеленом. Медик и истязатель по совместительству. Терри! Почему рядом этот отвратительный тип? Чего они все от него хотят? Он ничего не знает, не умеет. Ему пять лет. Только пять лет.

Подручные ослабили хватку. Все равно Марк не мог двигаться – тело казалось неподъемным, будто сила тяжести возросла втрое.

– Это мои сны… – Язык распух и плохо помещался во рту. Марк испугался: как бы нечаянно его не откусить. Как без языка говорить с дедом? Придет, откроет рот… а там обрубок… Он и так говорит иначе, чем уроженцы Лация… Деду может не понравиться. Дед может отказаться от внука…