ГКЧП: Следствием установлено - Валентин Георгиевич Степанков

бросить вызов. Судя по сдержанной реакции республиканских лидеров, России предстояло бороться с ГКЧП в одиночку. В том, что москвичи и Российский парламент поддержат призыв к сопротивлению, сомнений не было. Но долго ли они, безоружные, смогут выстоять против объединенного натиска Армии, МВД и КГБ?!

Ельцин позвонил Грачеву.

Незадолго до этого он посетил Тульскую десантную дивизию. Принимал его там исполняющий обязанности командующего ВДВ Павел Грачев. Ельцину так понравился молодой генерал, что он решил напрямую спросить, можно ли будет положиться на его помощь в случае большой опасности для России? И Грачев в ответ горячо заверил Президента Российской Федерации в своей преданности.

Утром 19-го августа главный десантник реагировал на просьбу помочь законно избранной российской власти не столь однозначно.

«Грачев смутился, взял долгую паузу, было слышно на том конце провода, как он напряженно дышит, — написал впоследствии в “Записках Президента” Ельцин. — Наконец он проговорил, что для него, офицера, невозможно нарушить приказ. И я сказал ему что-то вроде: я не хочу вас подставлять под удар…»

Однако на этом разговор не закончился. Грачев вроде как передумал бесповоротно лишать Ельцина поддержки. Сказал, что готов прислать в Архангельское разведроту. «Или роту охраны, точно не помню, я поблагодарил, и на этом мы расстались», — свидетельствует Ельцин.

Но десантники Грачева так и не появились в Архангельском.

Из обвинительного заключения

Свидетель Грачев пояснил, что после 6 часов утра ему позвонил Ельцин и спросил, что происходит. Он ответил, что в стране введено чрезвычайное положение, воздушно-десантная дивизия из Тулы выдвигается в Москву, в Тушино. Ельцин попросил выделить войска для охраны здания Верховного Совета России. В 8 часов к нему, Грачеву, прибыл помощник советника Президента России Портнов, и они с ним договорились о взаимодействии. Он, Грачев, по телефону сообщил заместителю министра обороны В. Ачалову, что берет под охрану здание Верховного Совета и Моссовет. Ачалов согласился с этими действиями…

Ельцин не знал, что его просьба о помощи очень удачно вписывается в планы стратегов из КГБ и МО, которые выдвижение воинских и специальных подразделений КГБ к зданию Верховного Совета и другим важным объектам проводили под видом «организации охраны».

О звонке Ельцина Грачев поставил в известность не только Ачалова, но и группу «Альфа», находящуюся в то время в Архангельском для «обеспечения встречи Президента России с Советским руководством».

Из показаний заместителя начальника группы «А» В. Зайцева В восемь утра Карпухину позвонил командующий ВДВ П. Грачев и сказал, что на него вышел Ельцин с просьбой усилить его охрану. Но он, Грачев, сможет сделать это лишь после обеда. Карпухин сказал Грачеву, чтобы тот позвонил Ельцину и сообщил, что мы можем помочь ему…

Связь по рации то и дело прерывалась. В эфире из-за огромного количества переговоров, вызванных введением ЧП, творился настоящий бедлам. Карпухин, очень заинтересовавшись возможностью «усилить охрану Ельцина» по просьбе самого «охраняемого», помчался на пост ГАИ, где по обычной телефонной сети связался с базой «Альфы» и попросил дежурного срочно разыскать городской телефон Грачева.

Из показаний заместителя начальника группы «А» В. Зайцева

По телефону с поста ГАИ Карпухин повторил, чтобы Грачев позвонил Ельцину и сообщил, что мы на месте и можем осуществить его охрану. Грачев пообещал, и мы стали ждать результатов. Но звонка все не было, тогда Карпухин снова набрал Грачева, который объяснил, что не может дозвониться до Ельцина, так как никто не берет трубку.

«Альфа» решила действовать самостоятельно.

Из показаний заместителя начальника группы «А» В. Зайцева

Карпухин принял решение войти в контакт с охраной Архангельского. Я с группой сотрудников подъехал на машине и автобусе к центральному входу и сообщил милиции, что мне отдано распоряжение по усилению охраны поселка. Сотрудник милиции вызвал на пост офицера, чтобы этот вопрос решался с ним. Прибыл какой-то старший лейтенант, я объяснил ему, что мы присланы сюда для усиления охраны… Старший лейтенант сказал, что он в курсе…

Теперь и милицейская охрана поселка, и личная охрана Ельцина смотрели на спецназовцев как на помощников. Им даже предложили перекусить в столовой для караула.

Свидетельствует председатель Совета министров России Иван Силаев:

— Мы опасались, что нас здесь «накроют». Решили разъезжаться поодиночке, надеясь, что кому-нибудь да удастся доставить в Москву «Воззвание». На выезде на Можайское шоссе увидел несколько машин — черных «Волг» — и вокруг них крепких ребят. Но они не остановили меня. Моя машина прошла мимо них на полном ходу… На работе стала отказывать спецсвязь. Вскоре мы остались без нее. Опасаясь, что вообще скоро будем без всякой связи, мы приняли решение срочно встретиться с иностранными дипломатами…

В 10.15 Руслан Хасбулатов открыл экстренное заседание Президиума Верховного Совета РСФСР.

В 10.30 Иван Силаев и Борис Ельцин встретились с приглашенными иностранными дипломатами.

В 12.10 Борис Ельцин выступил с танка номер ПО Таманской дивизии перед москвичами, собравшимися у российского Белого дома. Он сказал: «В ночь с 18 на 19 августа 1991 года отречен от власти законно избранный президент страны. Какими бы причинами ни оправдывалось это отстранение, мы имеем дело с правым, реакционным, антиконституционным переворотом…»

…Для автора книги

О ЧП и ГКЧП я, Генеральный прокурор России, узнал, как большинство сограждан, из сообщения по радиоточке, которые в то время были на каждой советской кухне. Водитель, заехавший за мной, чтобы отвезти на работу, спросил: «Что же теперь будет?» И я ему честно ответил: «Пока не знаю. Поживем — увидим».

Совещание в прокуратуре было очень коротким. Обменявшись впечатлениями, мы сошлись на том, что даже на первый взгляд в заявлениях ГКЧП много правовых несообразностей. Следовательно, нам нужно работать предельно аккуратно, тщательно анализировать ситуацию, прежде всего с точки зрения российских законов. Мы все уже в те, первые часы путча, не сомневались, что его острие нацелено именно на Россию. И знали почему.

Россия слишком напористо, подчас даже агрессивно, отстаивала свое право на самоопределение, слишком быстро набирала очки в противоборстве с Центром. К августу 91-го у нее было все свое, российское, — конституция, парламент, правительство, президент и флаг. Я вспоминаю, что именно ощущение самодостаточности преобладало тогда в российских коридорах власти. Существовавшая, казалось, на уровне безусловных рефлексов, привычка действовать согласно тому, какое «наверху есть мнение», исчезла. Я, например, в то тревожное утро не заехал в располагавшуюся почти рядом с моим ведомством Генеральную прокуратуру СССР посоветоваться со «старшими товарищами». И не потому, что Трубин находился на Кубе. Просто у меня даже мысли такой не возникло…

Из прокуратуры я поехал в Белый дом. По Калининскому