Демон ревности - Галина Романова

— Да. Мне хотелось наорать на нее, ударить, расцарапать ей глаза, ее холеное молодое личико! — Губы Киры нервно дернулись и плотно сжались, через мгновение она произнесла: — Я очень, очень, очень ее ненавидела. И даже сейчас. Мне ее не жаль, представляете? Это ужасно, но мне ее не жаль.

Макаров кивнул.

— Но потом, пока я объяснялась с консьержем, весь мой пыл куда-то улетучился. Все показалось мелким, неважным. Этот въедливый дядька, он так прицепился ко мне. Шарил в моей дорожной сумке, как таможенник, честное слово. И это отвлекло.

— Что было потом?

— Потом я позвонила в квартиру, мне никто не открыл. Я сама толкнула дверь, а там темно.

— Света не было? — Он настороженно вытянул шею. — Точно не было света?

— Не было.

— Дальше.

— Я пошла, держась за стену. Кажется, я звала ее по имени. Не помню, — жалко улыбнулась Кира и заправила грязные прядки волос за уши. — Но когда я вошла в комнату…

— Все так же в темноте?

— Да. Когда я вошла, на меня сразу упало что-то тяжелое. Оно свалило меня с ног, придавило. Кажется, я потеряла сознание. Или нет? Мне чудился свет и шаги. Свет, как в детстве, сквозь листву яблонь. Игольчатый такой, острый.

И Кира рассказала Макарову о своем домике в саду. О каждом славном дне, который начинался с солнечного света. В нем плавали мельчайшие пылинки, казавшиеся ей позолоченной сахарной пудрой. О маминых шагах.

— Шаги были? — перебил Макаров жестким голосом. — Вспомните, Кира, точно были шаги?

— Да. Были шаги. И свет. Какой-то странный, бликами.

— Это вполне мог быть свет карманного фонарика.

Он потер лицо ладонями, будто пытался проснуться. И начал говорить почти так же отрешенно, как и она. Только она вспоминала, поняла Кира, а он выдумывал на ходу.

— Предположим, что кто-то был там до вашего прихода.

— Кто?

— Тот, кто убил ее, Кира.

— И зачем он там остался? Убил бы и ушел.

— Предположим, что этот человек хотел, чтобы вас обвинили в убийстве. И тогда все становится понятным. Он дождался вас, чтобы все обставить как следует. Выпачкать вас в крови, оставить ваши отпечатки на ноже. Отключить вас, чтобы вы дождались приезда полиции.

— Но зачем? Зачем это кому-то?

— Чтобы вы раз и навсегда исчезли из его жизни вместе с Катериной.

— На Илью намекаете? — Кира криво ухмыльнулась. — Со мной-то понятно. Я не совсем хорошо вела себя после расставания. Скандалила. Да вы видели. Катерину зачем ему убивать? У них же любовь была! Убить незадолго до свадьбы, не дождавшись состояния? Глупо, согласитесь.

— Вы кое-чего не знаете, Кира.

— Чего?

— Катерина переписала свою фирму и дом на Илью. Незадолго до своей смерти все оформила на него.

— О господи! Нет!

Кира подобрала ноги под казенный жесткий стул и вытянулась в струнку, сразу напомнив Макарову испуганного суслика. Даже дыхание, кажется, не вырывалось из посиневших приоткрытых губ.

Она за Илью перепугалась, понял он. За то, что ему может грозить за содеянное зло. Вот дура! Он еле сдержался, чтобы не плюнуть себе под ноги.

— Кира, — окликнул он женщину, которая не подавала признаков жизни. Если бы не широко распахнутые глаза, он бы подумал, что она умерла, сидя на стуле. — Кира, вам надо думать о себе прежде всего.

— Он не мог! Илья не мог! Это кто-то другой. Другой, понимаете? Вы зачем явились сюда? Чтобы обвинить моего мужа?! Чтобы поменять нас местами? Но я не хочу! Он мой муж!

— Вы разведены, — жестко осадил ее Макаров. — Он теперь не ваш муж, Кира.

— Да, но он теперь одинок, он свободен…

Эта последняя ее фраза не давала покоя Макарову два дня. Он ее анализировал на все лады. И так прикладывал к обстоятельствам, и эдак. И чем больше анализировал, тем меньше ему это все нравилось. Выходило гадко.

— А что, если она на самом деле убила Катерину? Почему вы не допускаете этого, Ирина? — задал он осторожный вопрос ее подруге, которая согласилась выпить с ним кофе.

Место выбирала она, и Макаров трижды возрадовался, что не пригласил ее ужинать в ресторан. Кофе с пирожными уже обошлись ему в копеечку, еле хватило наличных, а на карточке было почти пусто. Ирина выбрала самую дорогую кофейню в городе.

— Я не допускаю, Дмитрий. И даже допускать не желаю.

Ирина плотно сжала губы и молчала минут пять, рассматривая его с нескрываемой неприязнью. Ему сначала провалиться хотелось. А потом зло взяло.

— Она любит своего Илью и любить будет всегда, — обронил он. — И ради него готова на все. Даже на то, чтобы убить соперницу. Он ведь теперь свободен.

— Не мелите вздор, Дмитрий. Он свободен, а она-то нет! Она-то станет сидеть, и не год и не два! А Илюша за это время может раз сто жениться.

Ирина протянула через стол к нему руки, такие нежные, такие изящные, с таким безукоризненным маникюром, что Макаров даже испугался, что она коснется его. А она не испугалась. Коснулась его ладоней, грустно глянула.

— Вы, как и вся следственная группа, пытаетесь идти по ложному пути. Кто-то очень умный и коварный это предвидел. Видимо, он неплохо знал Киру, раз был уверен, что она станет всячески защищать Илью, выгораживать его. Может, это он?

— Мотив?

— Избавиться от обузы в образе двух сошедших от него с ума женщин. Он ведь о-очень не любит никаких осложнений, наш Илюша. — Ее красивый рот нервно дернулся. — Его все приводит в бешенство и раздражение. Все, что идет не по плану. Вы бы узнали, где он был тем вечером, Дмитрий.

— Пытался.

— И?

— У него нет алиби на то время, когда убивали его невесту.

— Оп-па. — Ирина одернула руки, будто Макаров обжег ей кожу, хотя он поглаживал ее ладошки достаточно нежно. — И? Что вы медлите? Его надо, как это у вас говорится, пускать в разработку! Так, кажется?

— Ирина, Ирина, погодите… — Он осторожно взял в руки хрупкую кофейную чашечку, отхлебнул. — Вы забываете, что не я веду это дело.

— Да помню я, помню. Но это же ваши коллеги! Нажмите на них, есть же какие-то рычаги, в самом деле.

— Я пытался, — нехотя признался Макаров.

Рычагов у него никаких не было. Гена Смотров махал в его сторону руками и даже слушать ничего не хотел. Считал, что доказательств вины Киры Степановой у него предостаточно.

— Но меня просто не стали слушать. У них уже сложилась четкая картина происшествия. Илью они считают непричастным. И считают, что, раз погибшая уже успела на него все перевести, у него смысла ее убивать просто не было. Зачем?

— И Кира у них по-прежнему единственная подозреваемая, — сникла сразу Ира, и возраст мгновенно прорезался в глубоких складках на ее лбу и возле рта. — Господи, что же делать? Это же не она! Не она, понимаете?!