Черный порошок мастера Ху - сёстры Чан-Нют

Улыбнувшись уголком рта, мандарин продолжил свою речь:

— Это совсем не то, что рассказал мне наш дорогой доктор. Ему явно понравилось время, проведенное в тесном содружестве с тобой, и он мог лишь сожалеть, что оно не продлилось дольше. Зато носильщики Минь и Сюань поведали мне о его героических действиях.

— Конечно, если считать скатывание шаром с горы актом героизма, — проронил Динь, презрительно махнув рукой.

— Но это же замечательная идея, вполне достойная нашего доктора! — не смог не вмешаться Сюань, все еще злившийся на ученого за то, что тот так красочно расписал мандарину его поведение. — Благодаря его выдумке по крайней мере десять мертвецов ткнулись мордой в грязь! Таким хилятикам, как я, нипочем бы так не сделать.

При этих словах он покосился на Диня, который совершенно потерялся в своей просторной одежде.

— Беда вот только, что доктор Кабан в самом конце все же не потянул, — заметил Минь. — Даже такая махина, как он, не смогла устоять против секретного оружия этих проклятых мертвецов.

— Какое еще секретное оружие? — спросил мандарин.

— Да то самое, которым они нас и взяли: жуткая вонь, которой они дохнули нам прямо в лица! Дух такой, словно у кого-то полный рот гнилых зубов, а он еще сожрал десять долек чеснока, — ответил Минь, морщась от отвращения.

— Ученый Динь еще подумал на доктора Кабана! — добавил Сюань, ставший вдруг большим ценителем точности.

Мандарин, крайне удивленный, повернулся к ученому:

— Откуда же шли эти миазмы? Их испускали сами тела?

— Трудно сказать, — ответил Динь, припоминая. — У меня скорее впечатление, что запах распространился внезапно по всему кладбищу так, что мы все задохнулись. Такой тошнотворный, что мы провалялись без чувств до самого утра.

Мандарин в раздумье зашагал по залу. Через какое-то время он вновь остановился перед своими людьми.

— А когда вы почувствовали это зловоние, все мертвецы были уже обезврежены?

Динь с уверенностью ответил ему:

— Нет, когда я терял сознание, я увидел на вершине холма какую-то тень, смотревшую на нас.

Мандарин Тан молча кивнул. Напрасно ученый вглядывался в его лицо: ему не удалось понять, о чем думал его друг. Несомненно, он был разочарован ничтожными результатами, которые принесла его тактика. Динь прекрасно понимал его. Но что поделаешь? Разве можно выиграть сражение, когда кругом одни трусы или заплывшие жиром туши?

— А что начальник полиции Ки и его стражники? Им повезло больше, чем нам? — спросил он.

— Нет, все группы оставались на своих постах до рассвета, но ничего не увидели. Похоже, что только вам пришлось действовать. Дорого бы я дал, чтобы узнать, что стало с похищенными надгробиями.

— Доктор Кабан высказал одно сомнительное предположение, которое самому ему, похоже, очень нравится. Он считает, что похититель может использовать их «как ложе любви или как разделочную доску».

— Узнаю в этом склад его ума, — ответил мандарин. — От постоянного общения с трупами у нашего доктора появились странные навязчивые идеи.

Тихое покашливание заставило его обернуться. Носильщики Сюань и Минь стояли глядя в пол и испытывали явное желание удалиться. Их мужское достоинство, жестоко уязвленное ученым, уже достаточно пострадало, и теперь им хотелось одного — покоя. Мандарин знаком отпустил их, и оба носильщика, не мешкая, убрались подобру-поздорову.

Оставшись наедине с судьей, Динь без церемоний рухнул на стул с высокой спинкой.

— Ну, а что твоя морская прогулка с нашим другом Сю-Тунем? Она оказалась более плодотворной, чем наша неудавшаяся засада?

Мандарин вздохнул.

— Представь себе: мы прибыли на остров Черепахи слишком поздно. Похищенный груз действительно побывал в пещере, которую мы обследовали, но его забрали оттуда незадолго до нашего прибытия. Следы были совсем свежие.

— И правда досадно, что вас опередили, — согласился Динь.

Он умолк и принялся играть мягкой кисточкой, катая ее между ладонями. После недолгого раздумья он решился все-таки задать нелегкий вопрос:

— А как к этому отнесся монах? В конце концов, из-за тебя ему пришлось совершенно впустую пересечь море.

— Приходится признать, что иезуиты гораздо более терпеливы и менее злопамятны, чем ученые, потому что он отнесся к этому вполне доброжелательно. С другой стороны, мне трудно судить о чем-либо по его лицу: его слишком светлые глаза мало говорят, о чем он думает.

И, повернувшись лицом к Диню, мандарин пристально взглянул на него:

— А почему ты спрашиваешь? У тебя есть что-то против Сю-Туня?

— Да, в общем-то, ничего особенного. Но не кажется ли тебе странным, что преступники вывезли похищенные товары всего за несколько часов до вашего прибытия на остров? Ведь, кроме Сю-Туня, никто не знал о твоих планах.

— Разумно, — озабоченно согласился мандарин. — Он, конечно, мог проболтаться, но какое отношение может он иметь к ограблению судна?

Ученый вытянул руку, указывая на порт.

— Не забывай, что Сю-Тунь — чужеземец, а наш порт вот-вот станет важным перекрестком на торговом пути между Западом и Востоком. А где есть торговля, там есть и посредники. Наш иезуит вхож повсюду: кто станет остерегаться монаха, особенно если тот так старается постичь местную культуру?

Расхаживая от окна к столу сиреневого дерева, мимо ломящихся от папок полок, мандарин Тан напряженно думал. Нет, не мог он взять под подозрение своего нового друга. Ему пришло на память бледное лицо под пылающей гривой рыжих волос, излучающее ум и порядочность. Однако доводы Диня были небезосновательны, а следствие по последним делам научило мандарина не доверять внешности.

— Прошлой ночью Сю-Тунь действительно поделился со мной своим восхищением относительно состояния наук на Востоке, — согласился судья. — По его мнению, Китай в некоторых областях даже опережает Запад. Совершенно очевидно, что он самым тщательным образом изучил все, что вплотную касается восточной культуры, и это ставит его в выгодное положение при беседе с местными жителями.

— Его познания в китайском языке просто великолепны, мы в этом убедились. И я думаю, местным наречием он владеет лучше, чем утверждает сам. Помнишь, как он сразу уловил, о чем говорили матросы на джонке?

Мандарин остановился, потирая подбородок.

— И правда, его интерес к нашей стране не ограничивается науками: я узнал, что Сю-Тунь завязал знакомство с госпожой Аконит.

— Ах вот как? Нашему монаху не чужды простые человеческие чувства? Значит, у тебя появился соперник в сердечных делах?

Испепелив его взглядом, судья произнес с достоинством:

— Мы здесь не для того, чтобы обсуждать наклонности французского монаха. Я просто хотел бы заметить, что Сю-Тунь, кроме всего прочего, весьма сведущ в различных даосских теориях и что его отношения с госпожой Аконит ограничиваются именно этой темой.

— Прекрасная вдовушка принадлежит к этим отщепенцам, не признающим конфуцианство? — хихикнул Динь, который и сам не жаловал эту систему, считая ее слишком жесткой. — Я, кстати, слыхал, что последователи дао не презирают плоть и даже, наоборот, практикуют этакие плотские игрища, очень даже живенькие, — все это, естественно, в поисках бессмертия, самого что ни на есть духовного. И что, иезуит и даоска преследовали ту же цель — долголетие?

Мандарин возразил чрезвычайно раздраженным и преувеличенно назидательным тоном:

— Знай же, невежа, что не все даосы избирают путь плотских наслаждений, на что ты намекаешь своим двусмысленным зубоскальством. Сю-Тунь, который знает в этом толк, поведал мне, что в даосизме есть отдельные направления, которые осуждают сексуальные практики и проповедуют воспарение духом к небесным светилам. Пусть это впредь послужит тебе уроком!

— Я возьму этот контрпример на заметку. Однако не могут ли интеллектуальные взаимоотношения Сю-Туня и госпожи Аконит покрывать другие, более меркантильные взаимоотношения со скопцом Доброхотом, который является поручителем этой милой дамы?

— Это интересное предположение, ибо скопец находится в центре всех торговых сделок, проходящих через порт. И я не удивлюсь, если он окажется замешанным в деле о кораблекрушении. Украденные ценности вполне могли за деньги перейти к кому-нибудь третьему.

Динь кивнул в знак согласия.

— Сейчас южных портах появляется все больше португальских компаний, которые очень сильны по части вывоза пряностей и разных экзотических товаров. Хорошо бы узнать, не переправляются ли этим купцам какие-то товары незаконным образом.

— Вижу, к чему ты клонишь: некоторые товары, в частности сырье и металлы, находятся в ведении государства, и никому не позволено вывозить их без разрешения императора. Тот, кто узурпирует это право, совершает преступление в отношении самого монарха.