Бэкап Междумирье - Ал Коруд

Видимо, эти наглые слова и явились спусковым крючком для моих дальнейших действий. Вот ведь, сволочь, заговорил, как недорубленная в Гражданскую Ылита. Белая кость, понимаешь! Сколько же вас потом повылезает по чужим головам и костям. Ударило острым ощущением всей той будущей несправедливости, аж дыхание перехватило. Ну держись у меня, сучара! Ударяю политрука под дых, он смешно шевелит губами, пытаясь вздохнуть в полную мочь, затем оттаскиваю обмякшую тушку за угол какого-то здания. Вот ведь отъевшаяся на казенных харчах тыловая сволочь, еще и упирается! Но ничего, тут можно добавить, пока никто не видит. Утро еще раннее, фонари для маскировки на станции не зажигают, легкий туман от морозца только добавляют завесы. Вроде и народу полно, а ни черта не видать. Этим в полной мере и пользуюсь.

Решение пришло мгновенно, как и многое в последние дни. Карусель непредсказуемых событий продолжает вертеться дальше. А что ты будешь со всем этим делать? Скандал с доскональной проверкой мне сейчас как раз и не нужен. Я еще до своей женщины родной не доехал и во всем не разобрался. Застенки ГБ не самое лучшее место для глубоких размышлений. Еще удар, жирную харю аж скрючило от боли, он вздохнуть не может, а не то чтобы закричать. Два с половиной месяца в разведке даром не проходят. Хочешь не хочешь, а наберешься там всякого. Нашим я также несколько уроков по тактике преподал, взятых самим еще в Среднерусье. Даже Потапов крякал от восхищения перед неведомыми ему приемами и тут же взял на вооружение. Любил наш комвзвода всевозможные изыски.

Дальше все просто – станционный нужник я заприметил еще, двигаясь в сторону вокзала. Это же самая важная часть из всего станционного инжиниринга. Куб с кипятком, скамейка в теплом месте и нужник. С оборотной стороны объемистого гигиенического сооружения тут же шибает зловонным запахом. Отлично, значит, здесь примитивная канализация, то есть фекалии самотеком валят в какой-нибудь глубокий овраг, а дальше в речку. Ассенизаторов с машинами нем, обычное дело для нашей глухой провинции. По пути успеваю перехватить кусок валяющейся железяки. На наших дорогах, тропинках чего только не найдешь. Удар в темечко вырубает злобного карьериста напрочь. Осторожно осматриваюсь, вроде никому до нас дела нет. Со стороны, вообще, смотрелось, что солдат подвыпившего товарища к туалету тащит. Дальше широко раскинулась поросль кустарника, сейчас покрытого маскирующей нас сеткой изморози. Осталось этой же железякой подцепить крышку сортира. Фу! Ну и вонище! Говно к говну. Слышен тихий всплеск, вглядываюсь в темный зев клоаки. Ничего. Родился один, так и помер в одиночку.

Вот тут-то меня и накрыло основательно. Не знаю, сколько времени я провел в полузабытье, очнулся от чуть брезжащего света. Вернее, не так…Это не было светом в понимании нашего мира, нашей Вселенной. Поток чего-то помогал мне рассмотреть неясные клубы постоянно изменяющейся материи. Знаете, бывает такое в американских фантастических фильмах. Как будто ты сидишь в некоем футуристического вида кресле, а вокруг тебя бесконечность. Там она обычно бывает черной или белой, а здесь серая. Вернее, она серая от того, что в этом мире нет цветов в нашем понимании. Они видят мир совершенно по-другому. Они?! Твою дивизию! Я ведь, и в самом деле, сижу в футуристического дизайна кресле, а вокруг расстилается серая безбрежная мгла. Неужели Тьма забрала и меня? Тогда где же сама Тьма? Почему я еще могу мыслить?

Контакт! Из мглы выходит нечто, такое же неясное и сумрачное, как все вокруг. Я не вижу, но догадываюсь, что Оно смотрит на меня очень пристально, как будто изучает.

- Кто ты?

Голос хрипл до невозможности. Еще бы! От такой ситуации только обосраться. Ответ возникает прямо в моей голове, наверное, у существ Тьмы нет возможности говорить, как мы.

- Ты знаешь…Любопытно видеть тебя твоими же глазами. Очень необычные ощущения.

Странно, страха нет, совсем нет. Оно же вроде как должно вызывать у меня животный страх? Хотя Лурье рассказывал, что АОТы его специально генерируют, это метод их самозащиты в чуждом мире. Так, так…

- Ты Смотрящий?

Во мгле проявляется некая проекция головы. Она чужеродна, но не ужасающа и задумчиво качается из стороны в сторону.

- Можно и так сказать. В той сломанной проекции мне подобным дали именно это название. Вы, люди, любите все обзывать по-своему. В каждой из проекций.

- Проекции? Это Бэкапы?

Смотрящий на минуту задумался, затем кивнул.

- По смыслу подходяще название. Копия основной матрицы. Их очень много, ваша Вселенная несовершенна, поэтому постоянно себя клонирует. Это одна из форм отторжения от родного мира.

- Родного мира?

Голова закружилась, и я пошатнулся в кресле, с обоих сторон тут же выросли поручни, в которые я что есть мочи вцепился.

- На сегодня с тебя хватит, мы еще увидимся.

- Эй, служивый! Что с тобой?

- Да чего ты его дергаешь? Не видишь, человеку плохо, тащи к фельшару.

- Эй, робята, подхватили!

- Что же вы, батенька, так себя не бережете?

Сквозь муть проглядывается добродушное лицо старорежимного такого земского доктора. Он озабоченно трясет острым подбородком, отпускает мою руку.

- Что со мной…? - пытаюсь прохрипеть. Кто-то заботливо подносит ко рту кружку.

- Давление шалит-с, да и пульс, знаете ли...

Резкость восстановилась, и я оглядываюсь, помещение фельдшерского пункта неказисто, заставлено переносными койками, стойками для капельниц, в углу теплеет печка, под потолком облупленная и засиженная мухами лампа. Скорей всего использовали помещение для техперсонала. Станция здесь, вообще, допотопная, как и многое в стране. Разруха от не так давнопрошедшей великой войны до сих пор сказывается. Так и в моем слое страна только семидесятым годам оклемалась.

- Не было никогда у меня давления.

- Батенька, все бывает в первый раз, - вздыхает дежурный фельдшер и углубляется в чтение моего формуляра. – Вы у нас, получается, проездом. Такс…ранение…ага, голова. Контузия? Тогда понятно. Сейчас отлежитесь, оклемаетесь маленько, ваш поезд через три часа. Я распоряжусь, чтобы вас сразу посадили, а пока вот рассосите эту таблеточку. Братцы, напоите человека чаем.

Один из мрачных санитаров согласно кивает