Вне себя - Дидье Ковеларт

— Ну что, и это не прояснило тебе мозги? — шипит Ральф.

Я опять качаю головой, будто лишился от потрясения дара речи.

— Я помогу тебе, старина: ты состоишь в пятнадцатом отделе.

Я повторяю число, морща лоб. А мой непосредственный начальник обращает ледяной взор на русского, который продолжает говорить, возбуждаясь все сильнее:

— Только однажды я столкнулся с чем-то подобным, что было выше моего понимания, — когда ставил в Ленинградском университете опыты по активной идентификации: под гипнозом заставлял студентов художественного училища с самыми средними способностями отождествлять себя с Микеланджело. Пребывая в трансе, они рисовали в его манере, но я обнаружил, что заложенный таким образом творческий потенциал развивался у них в нормальном состоянии. То есть они становились талантливее, работая уже в собственной стилистике…

— Что такое пятнадцатый отдел?

— Твоя семья, Стив. Секретная служба — настолько секретная, что даже сам президент не знает о ее существовании. Ради его же собственной безопасности. Чтобы он мог оставаться в стороне от нашей грязной работы. Умора, правда? Что-то ты не смеешься. Ну конечно, ты не можешь оценить всю иронию…

Лично я не вижу тут ничего нового. Главы государств то и дело погибают от рук собственных секретных служб. На этот раз обвинят фанатиков-антиглобалистов, которых во Франции пруд пруди, повесили же убийство сенатора Джексона на мафию.

— Это значит, Стивен, — не унимается русский, — что уверенная рука и видение мира, которые обрели эти студенты под гипнотическим влиянием гения живописи, отпечатались на их собственной личности после выхода из транса! То же самое случилось с вами, но на таком уровне, какого я никогда и не помышлял достичь…

— Да плевать нам на это, — перебивает его Ральф.

— Вам — возможно. А я не только фабрикую прикрытие вашим машинам для убийства — благодаря мне человек смог полностью изменить свой внутренний мир!

— Идите выпейте кофе, Нетски.

Нет, он не хочет кофе, он хочет во что бы то ни стало понять, как простое пополнение банка данных памяти могло, без какого-либо вмешательства извне, породить виртуальную самостоятельную личность… Хлоп! Он падает ничком с дыркой в голове.

— Заколебали эти умники. Хрен с ним, с пониманием, Стивен, надо убрать за собой, это дело не терпит отлагательств.

Я начинаю мелко и очень убедительно дрожать, пока он излагает программу: вилла сгорит вместе с нашими трупами, Паскаль займется моей подружкой-таксисткой, и к завтрашнему утру все будет в порядке.

— Так что молись, старина, если веришь в Бога своим умишком Мартина Харриса.

Я жалобно скулю: «За что? Почему?», а он уже взводит курок.

— Если бы ты знал, какой ты везунчик, Стивен… И сколько головной боли ты нам доставил после того, как тебя сняли с задания.

— Какого задания?

Он вздыхает и обводит дулом контуры моего лица.

— Ты повредил руку, тебя спрятали здесь и готовили на замену другого снайпера, ты струхнул и смылся, тебя догнали на грузовике, столкнули в Сену… Думали, ты утонул, не вышло, ладно, вроде ты в коме и не опасен… И вдруг ты являешься в квартиру, как к себе домой, скандалишь, будоражишь соседей… Ликвидировать тебя сразу было невозможно. Дальше — больше: ты суешься в полицию, в посольство, нанимаешь частного детектива, всеми средствами пытаешься разоблачить того, кто занял твое место… Конечно, он выглядел не так достоверно: у Нетски было всего шесть дней…

Севшим голосом я спрашиваю, к чему все это.

— Что к чему? Состряпали ботаника? Эта идея пришла тебе в голову, когда ты нашел в интернете объявление о сдаче квартиры. Окно-то выходит прямо на Елисейский дворец, так что жильцы у спецслужб под колпаком. Да еше надо было понравиться хозяину. Вот мы на этом и сыграли: счастливый случай подарил ему в лице квартиросъемщика коллегу, способного доказать его теории.

Я мотаю головой, как нокаутированный боксер, я сломлен, раздавлен крушением всего, что считал своей жизнью. Тупо повторяю, что я — Мартин Харрис. Ральф смотрит на меня, брезгливо морщась.

— Какая все-таки пакость этот гипноз, — говорит он и засовывает дуло мне в рот.

Солнце встает над банановыми деревьями. Малыш открывает зонтики, тащит на песок матрасы, раскладывает их в ряд, ложится, проверяя. Его сестра скачет верхом по берегу лагуны. Он кричит ей, чтобы каталась в другом месте: он только что вычистил пляж. Их мать открывает киоск с напитками, игрушечную хижину из палисандра с ветиверовой кровлей. Я наблюдаю за ними сверху. Они постепенно успокаиваются, мало-помалу забывается страх, они привыкают к этой сказочной жизни, которую я подарил им посмертно.

Мюриэль Караде стала гражданкой Швейцарии Жанной Гримм, управляющей отелем «Диамант» на острове Маврикий; это тихая двухзвездная гостиница в стороне от роскошных пятизвездников. Моргану теперь зовут Амандиной, и новое имя ей очень нравится, а вот ее брат находит свое — Седрик — еще хуже прежнего. Со временем они перестанут путаться в именах, привыкнут и к своим новым лицам. Я, во всяком случае, чувствую себя с нынешним гораздо лучше. Может, оно не слишком выразительное, и мне чуточку жаль морщинок у глаз — их еще называют «гусиными лапками», — которые проявлялись при улыбке, но здесь столько солнца, что «лапки» скоро вернутся.

На этом острове интереснейшая флора. Под защитой густых зарослей ризофор с воздушными корнями мангровые леса образуют природный заповедник, где симбиоз между видами опровергает все лабораторные теории. Я сделал кое-какие открытия, ставящие под сомнение общеизвестные истины. Должны же все эти знания, которые вложили мне в голову, чему-то послужить. К тому же я их пополняю. Разумеется, я всего лишь любитель: слишком поздно делать карьеру под новым именем и с навязанным извне призванием. А вот Седрика я хочу выучить по-настоящему. Он уже увлечен, и в моей жизни появился новый смысл: мы с ним исследуем лес Маврикия, я передаю ему то, что знаю, а остальное мы открываем вместе. Он твердо решил, что, когда вырастет, будет ботаником. Значит, есть кому подхватить эстафету.

Я спускаюсь по стволу с добычей — кокосом для них. Седрик раскалывает скорлупу ударом мачете, и мы делим его под зонтиком в утренней дымке — благодатная пора, когда можно почувствовать себя на необитаемом острове, пока не высыпали на пляж постояльцы.

— Ты отвезешь его в школу?

— Хорошо.

Улыбка озаряет лицо Жанны, перекроенное на мой вкус. Она делает вид, будто ей хорошо, но ее характер теперь не соответствует внешности. Я хотел ее таким образом защитить, но спутал ориентиры, разрушил все, что она выстроила, борясь с ударами судьбы и опираясь на гордость свободной, никому и ничем не обязанной женщины. Чтобы не сорваться, она работает по двенадцать часов в день, обслуживая курортников: усталость — ее единственное прибежище. Сколько понадобится времени, чтобы вернулись чары нашей несуразной ночи любви в Клиши? Когда она сможет посмотреть в лицо мужчине, которым я был, отбросить сомнения в моей истинной натуре, нашим настоящим зачеркнуть моё прошлое? Я жду. Я люблю ее молча, не тороплю — пусть сама снова поверит мне — и забочусь о нежданно обретенной семье.

Она спрашивает, хорошо ли я спал. Я отвечаю «да», надеясь, что скоро это будет правдой. Но пока я каждую ночь возвращаюсь назад, снова и снова перебираю в снах воспоминания, больше не имеющие ко мне никакого отношения, — воспоминания о прошлой жизни, в которую наяву мне порой уже не верится.

Когда Ральф Ченнинг засунул мне в рот ствол пистолета, я всадил нож ему в живот. Потом поджег виллу, как они и собирались, и помчался в посольство США. Я сказал всего несколько слов, и меня немедленно провели в кабинет военного атташе. Я потребовал присутствия первого секретаря, представителей юридической службы и прямой телефон для переговоров с ЦРУ. Прежде чем дать какую бы то ни было информацию, я настоял также на включении в государственную программу защиты свидетелей. Высшая степень секретности, R37: официальная смерть, пластическая операция и новые документы. Только такая мера по-настоящему эффективна. Я знаю об этом не понаслышке: ей я обязан двумя невыполненными контрактами, единственными в моей карьере. Я подстраховался, сказав, что, если меня вздумают ликвидировать, информация о покушении попадет в прессу. У них не было возможности проверить, блефую я или нет. Они даже не знают, известно ли мне имя заказчика. У меня есть догадка на этот счет, но мне плевать. Единственная правда, которая теперь имеет значение, это наша настоящая жизнь по фальшивым документам.

Об остальном я узнал, как и все, из газет. В ночь на пятницу в результате утечки газа в доме 1 по улице Дюрас погибли два человека. В субботу утром президент США завтракал в Елисейском дворце со своим французским коллегой. У входа во дворец во время рукопожатий для прессы прогремел взрыв, вызвавший всеобщую панику. Служба безопасности немедленно задержала группу фотографов, но тревога оказалась ложной. Вариант Далласа[11]: дополнительная мера для прикрытия снайпера. Фотоаппарат, о котором заранее позаботилась Сабрина, должен был сработать, когда он держал свою мишень на прицеле, все подумали бы, что стрелял один из фотографов. За время, потраченное на его поиски, парочка успевала спокойно покинуть квартиру, прежде чем оцепят квартал.