Сафьяновая шкатулка - Сурен Даниелович Каспаров

ты не стесняйся, здесь все свои люди. Если голоден, тебя накормят… У нашего Арташеса, наверно, найдется, чем угостить хорошего парня. Так что ты не стесняйся.

— Да нет, спасибо, я уже поел, — ответил Сашик с наивной жестокостью ребенка, не ведающего, что творит. — Меня полчаса назад товарищ Арташес накормил хорошенько, так что спасибо, я сыт. — И, чтобы окончательно успокоить товарищей членов комиссии, погладил себе живот.

Арташес, опустив голову, с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться. Один из членов комиссии разочарованно вздохнул и обернулся к Сашику с таким видом, словно от души желал ему подавиться хлебом, который тот ел полчаса назад.

— Ну вот и хорошо… А мы уж беспокоились.

Арташес наконец поднял голову и сказал с хорошо разыгранным радушием:

— Ну что вы, товарищи, за кого вы нас принимаете? Рабочий парень, ясное дело, устал с дороги, его надо было накормить. Я отвел его к себе, и он там поел — жена как раз приготовила хороший обед… Сашик, тебе обед понравился?

— Ну что вы, конечно! — отозвался Сашик и покраснел до ушей.

— Ладно, ступай, — обратился к Сашику второй член комиссии. — Мы сейчас поедем, нам тут засиживаться недосуг.

Сашик вышел.

— Ну что же, приступим! — бодро сказал первый член комиссии. — В общем, так. О результатах нашего обследования мы, конечно, доложим в районе, — и при этом взглянул на Арташеса так, словно обещал ему все кары небесные.

— Ну, это само собой, — отозвался Арташес с таким видом, словно был от души благодарен за столь приятное сообщение.

«И чего он все время улыбается? Весело ему, что ли? Ведь под суд может пойти!» — недоумевал третий член комиссии.

Вскоре был составлен соответствующий документ, а под ним поставлены соответствующие подписи… Правда, когда очередь дошла до Авага Саруханяна, тот немного поколебался, но все же подписал, И это было вполне естественно, поскольку все знали, что он с самого начала был против затеи председателя и не скрывал этого, даже предупреждал членов правления о возможных последствиях. В документе было также указано, что против затеи председателя выступал и счетовод Гарихачского колхоза товарищ Грачик Аветисян. А товарищ Грачик Аветисян подписывать документ не стал, тем самым поставив всех в тупик.

— Я не буду подписывать, — сказал он.

— Почему не будешь? — спросили все три члена комиссии.

— Я согласен с Арташесом.

— Постой, но ты же с самого начала был не согласен, даже голосовал против — и на правлении и на собрании! — возмутились члены комиссии, потрясенные беспринципностью этого человека.

— Вначале я был против, а сейчас не против.

— Значит, ты согласен с тем, что были незаконно проданы десять колхозных коров…

— Почему незаконно? Это было сделано по решению общего собрания.

— Но это решение не было утверждено райисполкомом!

— Потому что мы не представляли на утверждение, в этом не было необходимости.

— Ладно, допустим, хотя это еще неизвестно, была необходимость или ее не было. Ну, а тысяча пятьсот метров труб, купленных по спекулятивной цене…

— У нас есть документ, вы его видели, там точно названа цена, государственная цена, и ничего спекулятивного.

— Из других ваших документов, кстати, — первый член комиссии обернулся к Арташесу, — видно, что за коров вы получили больше, чем заплатили за трубы. А куда делись оставшиеся деньги?

— Мы заплатили за перевозку, нам никто даром не стал бы возить полтора километра труб.

— Но об этом ничего не сказано.

— Потому что перевозили на случайно подвернувшихся машинах.

— А почему мы должны верить вам? Где документы?

— Нет документов.

— Так и сообщить?

— Так и сообщайте.

Первый член комиссии снова повернулся к Грачику:

— Послушай, Аветисян, ты хорошо подумал, чем это может обернуться для тебя? Имей в виду, ты отвечаешь за соблюдение финансовой дисциплины в колхозе.

— А вы меня не пугайте, дисциплина в порядке. А что до меня, то я уже думал, и не раз думал. Когда сельчанам хорошо, то и мне хорошо, когда на фермах вода и скоту хорошо, то и мне хорошо — вот, между прочим, из чего складывается всякая дисциплина, и в том числе финансовая.

— Все это общие слова, и от них пахнет дешевой демагогией, — раздраженно сказал первый член комиссии, никак не ожидавший такой прыти от этого счетоводика, который поначалу показался ему уж очень тихим, почти бессловесным. — А нам документ нужен, подтверждающий, что излишек денег вы уплатили за перевоз.

— Разве в этом мире честное слово уже перестало что-то значить? — сказал Грачик. — Ну бог с вами, а подписывать эту бумажку я не стану. — С этими словами он вернулся к своему столу и принялся зачем-то выдвигать все ящики.

Комиссия уехала, так и не отведав вожделенного шашлыка, на который рассчитывала еще при выезде из района.

Через два дня Арташесу опять позвонили и потребовали, чтобы он прибыл в район, и Арташес опять отказался. «Обсуждайте без меня», — сказал он. «Тут про тебя такое написано, что дело может плохо кончиться!» — предупредили его. «Ну, положим, я не цыпленок, меня не так-то просто съесть». — «Ты наивный человек, Арташес, ты очень наивный человек». — «Это я уже слышу не в первый раз».

11

К вечеру дед Саак добрался до мельницы и рассказал сыну о том, какую кашу заварил племянничек.

— Ты видишь, да, Гарегин, что сделал этот сукин сын? Теперь в глаза людям стыдно смотреть.

Гарегин уже несколько