Памятное лето Сережки Зотова - Владимир Пистоленко

— Только я не скоро поеду, — неожиданно для себя сообщил Сергей, может, недели через две. А насчет работы — разве я против? Как все, так и я. О поездке сказал, чтоб знали. И потом не придирались.

— Кто же это станет придираться? — удивилась Антонина Петровна.

— Найдутся, — недовольно ответил Сергей, искоса взглянув на Володю Селедцова.

— Напрасно обижаешься, Зотов, — вмешался Павел Иванович. — Сам внес путаницу. Надо было сразу рассказать все как есть. Но ничего. Разное случается. Значит, ты тоже едешь в поле?

— Поеду.

Он сказал «поеду» и почувствовал, как по спине пробежал холодок. Тут-то легко сказать это слово, а вот попробуй сделать то же самое при Манефе Семеновне.

— Ну вот и хорошо, все разъяснилось, — проговорил между тем Павел Иванович. — Выходит, Антонина Петровна, можете рассчитывать на весь класс, то есть на тридцать три человека.

Семибратова поблагодарила ребят, сообщила, что прикрепит их класс ко второй бригаде, и попросила, если смогут, приступить к работе уже завтра.

Все охотно согласились.

— А сейчас пошлите кого-нибудь к бригадиру. Он в правлении колхоза, пускай скажет, как быть дальше. Кто знает дедушку Лукьяна?

— Я знаю, — вскрикнул Витя Петров.

— Вот ты и беги. А мы подождем тебя, — решил Павел Иванович.

Вскоре вернулся Витя Петров и сообщил, что бригадир велел всем явиться завтра на рассвете, в пять часов утра, на бригадный двор. Там будут ждать подводы.

— А вы поедете с нами? — спросил Павла Ивановича Ваня Пырьев.

— Собираюсь. Но через несколько дней.

— Приезжайте, Павел Иванович, приезжайте! — стали просить ребята, тесным кольцом окружив своего руководителя.

— Да мне и самому хочется. Но не все от меня зависит. Постараюсь, пообещал Павел Иванович.

РЕШЕНИЕ МАНЕФЫ СЕМЕНОВНЫ

Когда после собрания ребята сгрудились вокруг учительского стола, Сергей незаметно вышел из класса.

Чтоб его не увидели из окна, он свернул в ближайший переулок и не спеша зашагал по направлению к дому.

Он шел и раздумывал: как могло случиться, что так неожиданно он выскочил с обещанием?.. Ведь уже поднял руку, сказал, что уезжает в город, и — пожалуйста…

Виноват во всем, конечно, Володька Селедцов — «симулянт», говорит. А Сергей никогда симулянтом не был. Просто бабка Манефа все на свой лад поворачивает. А коснись Сергея — да он с дорогой душой поехал бы в поле. Сергею-то одному тоже не сладко. Живет, будто рак в норе. А Володька этого не понимает. Не надо было обращать внимания на его слова. Симулянт? Ну и ладно. Говори сколько угодно. Слово не репей, к штанам не цепляется.

И Витька Петров тоже гусек! «Кулаки», «единоличники»!

А Таня как заступилась! И Павел Иванович тоже. Таня, пожалуй, будет допрашивать и про город, и про колхоз. Ну что же, пускай. Ей тоже ничего нельзя говорить. Первая же и накинется. Все равно она друг, можно сказать, настоящий. Ванька Пырьев тоже ничего. Натуральный парень. И Семибратова…

Бабка Манефа не любит Семибратову, называет ее антихристкой и грешницей великой. А так со стороны посмотреть да послушать ее — ничего себе, хорошая женщина. И опять же — не грубая. Даже ласково разговаривает.

Чудно как-то бывает: ругают человека и грешником, и антихристом, а, глядишь, он славный человек. Другой же вроде и святостью занимается, но сам — как хорь вонючий… Хотя бы тот же Силыч преподобный…

Мысли Сергея снова завертелись вокруг главного вопроса: как все-таки быть с работой? Может, пойти наперекор Манефе Семеновне? Неловко отступать от своего слова.

Да и самому перед собой стыдно. И опять Таня… Тогда хоть на глаза ей не попадайся. Вот кабы не Манефа Семеновна… А она не пустит. Ни за что!

Идти домой Сергею не хотелось. Взять бы да прямо, не заходя домой, махнуть на речку. Или вообще куда угодно, хоть на край света.

А лучше всего уехать бы сейчас на фронт! Но кто возьмет? Как заметят, на первой же станции с поезда снимут. Рассказывают, таких случаев было хоть отбавляй.

Сергей только сейчас заметил, что рядом с ним, часто дыша от жары и высунув длинный пламенный язык, вперевалку шагал Шарик.

— Ты здесь, Шаринька? — обрадовался Сергей и, присев на корточки, приласкал собаку. — Значит, ждал меня? Ты настоящий друг. И я тебя знаешь как люблю? Так что же мы с тобой теперь будем делать? Куда нам податься? Манефа Семеновна нам может так наподдать…

Шарик внимательно слушал своего друга, слегка помахивая хвостом, и, выбрав удобное мгновение, лизнул Сергея в ухо.

— Сережка!..

Рядом стояла Таня. Откуда она здесь взялась? Когда она подошла? И зачем? Идти этим путем домой ей ни к чему, значит, она видела, как Сергей ушел из школы, выследила его и ударилась следом.

— Ты чего, вроде сияешь? — окинув ее подозрительным взглядом, спросил Сергей.

— Отгадай. Ни за что, ну, ни за что не отгадаешь! Папа нашелся. Нашелся! Понимаешь, Сережка?

Таня, пританцовывая, закружилась на месте. Затем, торопясь и захлебываясь, сообщила, что сегодня утром им принесли большой пакет, а в нем письмо от командования и сразу шесть папиных писем. Он живой! У партизан. Когда самолет подбили, он выбросился из него с парашютом. А когда приземлился — повредил себе ногу. Пока не подлечился, скрывался в белорусской деревне, а потом ушел к партизанам.

Таня говорила и говорила без конца. Незаметно они вышли к реке. Вот и полянка у омута…

— Помнишь, как мальчишки у меня здесь мяч отнимали? — вдруг спросила Таня.

— Помню.

— Смелый ты был. На троих один бросился. И победил. А теперь… — Она замолчала.

— Что теперь?

— Я про тот случай папе рассказала, а он знаешь как хвалил тебя? «Молодец, говорит, это орел, говорит, растет, в отца пошел, из него, говорит, настоящий человек будет». А ты… тоже орел… Ты так переменился. Совсем не такой, как был.

— А какой?

— Не знаю. Трус. Да, да, трус. Самый настоящий.

— Это ты брось… — повысил голос Сергей.

— Тебя как назвал Володька Селедцов? Симулянтом. А Витька? Кулаком, единоличником. Надо же! И ты промолчал. Тебе в лицо плюют, а ты молчишь. Да я бы им всем морды поразбивала! А он что-то провякал и позорно сбежал. Ну какой же ты после этого мальчишка? Противно!

У Сергея даже в голове помутилось. Трус! Вот что Таня думает о нем! Ну, постой! Я тебе докажу…

Ни слова не сказав ей, Сергей круто повернулся и решительно двинулся к омуту. Шарик побежал за ним.

— Ты куда? — спросила Таня, почуяв что-то недоброе.

— Искупаться хочу, — сдержанно ответил Сергей и начал быстро раздеваться. Снял тапочки, швырнул на землю рубашку, брюки. Остался в трусах.

— Сережка! — вскрикнула Таня, вдруг поняв все. Она решительно встала у него на пути, почти на самом краю обрыва.

— Уйди, — сквозь зубы буркнул Сергей и, боясь, как бы она не оступилась и не сорвалась вниз, шагнул назад.

Таня обхватила его руками и изо всех сил старалась оттеснить, оттолкнуть подальше от проклятого обрыва.

— Сережа, ты что! Здесь же нельзя! Утонешь! Не надо, ну, пожалуйста, миленький, пожалуйста, — просила она, совсем не замечая, что по щекам у нее катились слезы. — А я дура, дура набитая! Я буду кричать! Ма-ма-а! завопила она во весь голос, почувствовав, как Сережка крепко вцепился в ее руки и разомкнул их.

Он чуть оттолкнул ее и ринулся вниз. Жалобно взвизгнув, за хозяином бросился Шарик.

Плача навзрыд, Таня металась у обрыва, не зная, что ей делать. Шарик держался на воде, он пытался приблизиться к берегу, но его не отпускал, затягивал водоворот… А где же Сережка? Сережки нет! Сережки нет! Время бежит, бежит. Но что это там, вдали? Показалась голова? Да! Его голова!

— Сережка!..

Сергей сильными и уверенными рывками плыл к пологому месту берега.

Вдруг над омутом раздался душераздирающий визг — это звал на помощь Шарик. Сергей круто повернул назад и поплыл на зов. Через несколько минут оба пловца были на берегу. Сергей устал, как никогда еще не уставал. Едва ступив на берег, он тут же распластался на горячем песке. Его немного мутило, в голове стоял звон. А Шарик, словно безумный, носился по полянке, катался по земле.

Таня принесла Сережкину одежду, положила рядом.

— Ничего? — не глядя на него, спросила она.

— А что? — вопросом на вопрос ответил Сергей.

— То, что ты дурак. Идиот несчастный. И хвастун. Правильно тебя ребята называют. Не так еще надо. Нашел, на чем храбрость показывать — на глупостях. Ты на деле покажи, а то там, где нужно, небось… язык проглотил.

Таня осуждающе махнула рукой и ушла, ни разу не оглянувшись.

Сергей молча смотрел ей вслед.

Ругается, рассердилась… Зато теперь знает, что Сергей никакой не трус. Может, Володька Селедцов или Витька Петров в омут полезут? Дудки!

Отдохнув, Сергей не спеша оделся и поплелся домой. На душе у него было не очень-то весело.