Избранные произведения писателей Тропической Африки - Айи Арма

— Лоренс, ты принес свой роман?

— Тебе же прекрасно известно, что принес, — неприветливо ответил Боатенг. — Рукопись в машине.

— Приготовь ее, — сказала Рассел, — у нас будет литературное чтение. — На ее губах играла милая улыбка, но Боатенг не смягчился.

— Что это за тип? — с холодной враждебностью осведомился он.

— Приготовь рукопись, — повторила Рассел. — Потом поговорим. Ты будешь читать сразу после меня. — Она подмигнула Боатенгу и скрылась в толпе, прежде чем он успел ей ответить.

— Опять какое-то жульничество, — глядя ей вслед, проговорил он. Однако сейчас же встал и отправился за рукописью.

Баако, осторожно пробираясь сквозь толпу, вдруг поднял руку и кому-то помахал. Хуана было подумала, что вернулся Боатенг с рукописью, но, оглянувшись, увидела пожилого художника Окрана.

— Я вижу, вы знакомы, — сказал Баако, усаживая Окрана.

— Еще бы! — ответил Окран. — Хуана — самая безумная оптимистка в мире.

— А в прошлый раз кто-то мне говорил, — отпарировала Хуана, — что ноги его не будет на этих литературных действах.

— Да меня от того вечера и сейчас еще тошнит, — сказал Окран. — А все-таки дай, думаю, зайду, мало ли что может быть.

— Значит, циники тоже живут иллюзиями? — рассмеявшись, спросила Хуана.

Окран вздохнул и ответил:

— Старые дурни вроде меня всегда на что-то надеются, даже если все понимают. — Потом он обратился к Баако: — А вот тебя я здесь увидеть не ожидал.

— Решил посмотреть.

— К сожалению, ничего ты тут не высмотришь.

— Откуда вы знаете? Ведь в конце концов… — начала Хуана, но Окран перебил ее:

— Оттуда вот и знаю. Выпить вам здесь дадут — если вы для этого сюда пришли, — а насчет искусства… Акосуа Рассел устраивает эти представления, чтобы выколотить из американцев деньги — и только для себя. Можете проверить. Пусть Онипа волочет сюда свои творения и читает хоть до утра. Рассел объяснит американским доброхотам, что это она научила его писать. Или по крайней мере что она его поддерживала и вдохновляла — да что угодно, лишь бы получить деньги для продолжения ее гуманной деятельности. Она кого хочешь оплетет, эта красотка.

Вскоре вернулся Боатенг — с рукописью и пивной кружкой, в которую он налил себе чуть ли не полбутылки виски. Окран спросил его, будет ли он сегодня читать, и, когда Боатенг, на секунду замявшись, ответил, что будет, насмешливо сказал:

— Акосуа Рассел, наверно, очень тебя любит — ведь ты ей здорово помогаешь.

У Боатенга поджались губы, но вместо ответа он спросил у Окрана, кто такой доктор Берд. Окран что-то сказал, и Хуана уловила несколько слов — деньги… мошенничество… делишки. К столу с напитками, поодиночке или группами, подходили гости, наполняли бокалы и рассаживались по местам.

Акосуа Рассел — она уже снова была на сцене — опять пошепталась с обоими мужчинами, потом поднялась из-за стола и, застыв в царственной позе, подождала, когда прекратятся разговоры. Через несколько минут все замолчали.

— По просьбе присутствующих, — сказала она, торжественно выкладывая на стол маленькую книжицу, — мы откроем наше чтение моей поэмой.

— Поэмой? — изумленно прошептал Баако.

— Ты не ослышался, — подтвердил Окран.

— Эпическая поэма, — провозгласила со сцены Акосуа Рассел. — Приход светозарного Нового Века в древнее селение Амосема-у-перекрестка. — Она устремила взор куда-то вдаль, выдержала паузу и начала:

Скажи,Расскажи,Расскажи нам о том,Неспешно, неспешно поведай о том,Как дивная дева с прелестным лицом,Принцесса с небесным лицом и очамиСмогла просветить свой народ одичалый.НечаянноВсеРасскажи.

Скажи нам,Негромко, негромко поведайО том, как невинная девица ЭкуаИскала себе жениха,Но никак не могла отыскать:Принцессу, за ее величавость,Надменницей все величали.Отчаянно, плясово, песенно,ВеселоВсеРасскажи.

Скажи нам,Сторожко, сторожко поведайО том, как однажды пред росным рассветомК речке извилистой тропкойШли девы походкою кроткойИ вдруг, предаваяся танцам,Увидали вдали чужестранца.ПространноВсеРасскажи.

Скажи нам,Мягко, мягко поведайО том, как утром над речкою светлойПринцесса пришельца встретила,О том, как они стояли,Немея в сладкой печали,А губы влюбленных шептали:О небо…Какая небыль…НежноВсеРасскажи.

Скажи нам,Страстно, страстно поведайО том, что пришелец был пенно-белый,С желтыми волосамиИ голубыми глазами,Но был он сильный и властный,И свадьба была прекрасной.СтрастноВсеРасскажи.

Скажи нам,Торжественно нам поведайО том, как свет одержал победу,О том, как, трудясь беззаветно,Они воздвигли заводыИ дали работу народу,Дали народу письменность,А каменных идолов высмеяли,И никто не приносит жертв им.ТоржественноВсеРасскажи.

Акосуа Рассел, стройная, улыбающаяся, подтянутая, застыла на сцене, уверенно дожидаясь оваций.

— Я все думаю: когда же ей придется изобрести что-нибудь новенькое? — сказал Окран. — За восемь лет, со дня открытия этой лавочки, она ничего не изменила. — Покачивая головой, он смотрел на сцену.

— Не скажите, тогда ее лицо вдохновенно озарялось цветными юпитерами, — заметил Боатенг.

— Помню, помню, — ответил Окран. — Успех был грандиозный.

Голос, льющийся со сцены, заглушил их беседу:

— …Зародившаяся идея расцвела по-настоящему, воплотившись в поэтическую форму. Один из моих знакомых назвал эту поэму неотъемлемой частью всех западноафриканских поэтических сборников. Вот далеко не полный список ее публикаций: дважды издававшаяся «Сокровищница афро-британской туземной поэзии», трижды издававшаяся «Британская антология наиболее вдохновенной поэзии аборигенов Африки», «Новые туземные барды», «Эпическая поэзия молодых народов», школьное издание, а также подобранные миссис Гвендолин Саттертуэйт «Короткие поэмы для детей и юношества».

Однако это лишь одна сторона вопроса. Многие из собравшихся, вероятно, помнят, что я переработала поэму в эпическую драму, впервые сыгранную на этой самой сцене во время Второго фестиваля национальных искусств и ремесел. Сейчас у меня зародился замысел переделки поэмы в прозаическую эпопею для опубликования ее за границей. И наконец, Ганская телекорпорация запланировала съемки полнометражного фильма «Светозарный век» с правом показа его в кинотеатрах.

Шумные овации затопили студию, и, лишь когда Акосуа Рассел подняла руку, прося тишины, аплодисменты стихли.

— А теперь, если у кого-нибудь есть вопросы, я с удовольствием на них отвечу. — Она обвела взглядом зал, увидела поднятую руку и, улыбаясь, проговорила: — Да, пожалуйста.

Все повернули головы и посмотрели на вставшего молодого человека.

— Моя фамилия Адогбоба, — запинаясь, сказал он. — Я с севера. Жду приема в университет и хочу писать… хочу учиться писать. Я приехал в Аккру на семинар три недели назад, но за это время не было ни одного занятия. Мне очень хотелось бы вступить в семинар, если вы еще… — Но тут Акосуа Рассел перебила его.

— Такие вопросы решаются в рабочем порядке, — сказала она спокойно; — Мы обсудим это позже. Подойдите ко мне, когда закончится чтение. — На секунду зал всколыхнулся невнятным гулом. Молодой человек, вконец сконфуженный, замолчал и сел, а Рассел, скользнув по лицам присутствующих слегка настороженными глазами, закончила: — Если вопросов больше нет, мы перейдем к следующему пункту нашей программы. Сейчас Боатенг, Лоренс Боатенг, прочтет нам главу из своего романа, который скоро будет опубликован. Я надеюсь, чтение всем нам доставит истинное наслаждение, а поэтому давайте пригласим мистера Боатенга на сцену дружными аплодисментами. — Хлопая в ладоши, Акосуа Рассел отошла от стола и села на свое место между двумя белыми мужчинами.

Боатенг встал, покачнулся и зашагал к сцене с рукописью в одной руке и пивной кружкой в другой. Хуана думала, что он упадет — его ноги выделывали какие-то странные центробежные вензеля. Однако он довольно уверенно забрался на сцену, повернулся к залу, положил рукопись на стол, отхлебнул виски и выпустил кружку из рук, так что она упала и разбилась вдребезги о цементный пол сцены. Зал опять было всколыхнулся, но Акосуа Рассел отвлекла всеобщее внимание, пригнувшись к доктору Берду, словно она что-то ему говорила, а потом весело расхохоталась, и беспокойная напряженность зала мигом развеялась. Хуана ждала, что же будет дальше, и внимательно следила за Боатенгом, который торопливо перебирал страницы рукописи, словно забыв, какую главу он собирался читать. Потом он обвел слушателей глазами охотника, потерявшего след, и проговорил: