Шизо и Цикло. Присмотрись, кто рядом с тобой. Психологический определитель - Лев Шильник

Создатель евгеники, английский психолог и антрополог Фрэнсис Гальтон (1822—1911) в возрасте двух с половиной лет научился читать, а к четырем годам знал наизусть таблицу умножения. Французский философ Огюст Конт (1798—1857) в пятнадцать лет выдержал экзамен в Парижскую политехническую школу, а в двадцать лет стал одним из виднейших философов своего времени. Великий Рене Декарт (1596—1650) придумал свои знаменитые координаты в семнадцатилетнем возрасте, а во время службы в армии (22—23 года), в промежутках между боями и походами написал несколько блестящих философских произведений.

Гении «от себя» – совсем другой коленкор. Развитие у них медленное, иногда запоздалое, а судьба нередко складывается сикось-накось. В исторической веренице людей этого типа мы видим косноязычного Демосфена, сделавшегося величайшим оратором и трибуном: превозмогая свой дефект, он выходил на морской берег и, набив рот галькой, часами произносил речи, стараясь перекричать шум прибоя. Здесь наш соотечественник Михайло Ломоносов, пришедший пешком в Москву из Холмогор и мучительно преодолевавший свою великовозрастную неграмотность; здесь болезненно самолюбивый Джек Лондон, поднявшийся с полууголовного дна и написавший несколько сборников очаровательных рассказов; здесь душевнобольной Ван Гог, научившийся живописи к тридцати годам и создавший за семь отпущенных судьбой лет сотни полотен и рисунков, ставших классикой постимпрессионизма после его смерти (при жизни он продал одну-единственную картину); здесь, наконец, композитор Вагнер, овладевший нотным письмом лишь в двадцать лет.

Многие из этих людей в детстве производили впечатление малоспособных и даже тупых. Изобретатель паровой машины Джеймс Уатт и блестящий сатирик Джонатан Свифт учились в школе из рук вон и считались законченными лентяями и бездарями. Исааку Ньютону плохо давались школьная физика и математика, а про Вальтера Скотта профессор университета сказал: «Он глуп и останется глупым». Чарлзу Дарвину отец говорил: «У тебя только и есть интерес, что к стрельбе, возне с собаками и ловле крыс, ты будешь позором для себя и своей семьи». Самохарактеристику Альберта Эйнштейна мы уже цитировали. Как известно, творец теории относительности тоже учился ни шатко ни валко – что в школе, что в университете...

Гениев «от себя» отличают огромная воля, колоссальная жажда знаний и феноменальная работоспособность. Владимир Леви пишет: «Работая, они достигают вершин напряжения, преодолевают свои физические и психические недуги, и на самом творчестве их, как правило, лежит отпечаток какого-то яростного усилия. Им не хватает той очаровательной непринужденности, той великолепной небрежности, что свойственны гениям „от бога“: на уровень гениальности их выносят страсть и мастерство, рождаемое требовательностью к себе. Нельзя, конечно, сбрасывать со счетов исходный заряд дарования, и у них что-то должно питать веру в себя: может быть, какое-то смутное чувство нераскрытых возможностей... Но бесспорно: на этом полюсе впереди всего саморазвитие и самоопределение».

Биографии некоторых гениев «от себя» могут создать у простодушного читателя своеобразную иллюзию вседозволенности. Дескать, нужно вкалывать по полной, не щадя живота своего, и трудолюбие вкупе с прилежанием рано или поздно вынесут тебя на гребень успеха. По-своему это даже справедливо, потому что, как известно, под лежачий камень вода не течет. Но если говорить о достижениях высшего порядка, то, очевидно, одного голого усердия здесь недостаточно. Против природы не попрешь. Чтобы в живых образах проиллюстрировать водораздел, разграничивающий гениев и простых смертных, имеет смысл обратиться к биографии одного из самых великих деятелей истории нового времени – Наполеона Бонапарта.

Наполеон Бонапарт (1769—1821) заслуженно снискал себе славу гениального стратега. В первой половине XIX века ему просто не было равных. Русский военный историк генерал Драгомиров писал о Бонапарте: «У него была чисто демоническая способность заглянуть в душу противника, разгадать его духовный склад и намерения». Речь идет о вдохновении особого рода, о поразительной, поистине дьявольской интуиции. Этим совершенно необходимым для всякого полководца качеством Бонапарт был наделен в полной мере. Сам он часто любил повторять: «Вдохновение – это быстро сделанный расчет». Интуиция – загадочная штука. Мыслительный процесс здесь свернут, неочевиден, а переработка информации происходит на подсознательном уровне. Поскольку промежуточные звенья этого акта не осознаются, «наверх» всплывает готовое решение в виде озарения. С подобными вещами приходилось сталкиваться практически любому мало-мальски опытному шахматисту. Бывает так, что позиция на доске не поддается до конца расчету (или на это просто нет времени), и тогда игрок действует по наитию. При беглом взгляде на расположение фигур возникает ничем не мотивированная уверенность, что нужно сделать вполне определенный ход, который обязательно приведет к выигрышу. И хотя анализа ситуации не было, принятое решение, как правило, оказывается безошибочным.

Отечественный психолог Б. М. Теплов в своей блестящей работе «Ум полководца» подробно разбирает проблему так называемого практического интеллекта. До сих пор, пишет он, психологию в основном занимали вопросы абстрактного мышления, за единственный образец принималась работа ученых, философов и вообще теоретиков. Между тем в жизни мыслят не только теоретики, и любая война – это прежде всего война интеллектов. Теплов убедительно показывает, что ум полководца – одно из самых сложных проявлений человеческого ума, потому что ответственные решения должны приниматься в условиях жесткого дефицита времени. Понятно, что роль интуиции возрастает в таких случаях колоссально.

Мы не ставим перед собой цели обстоятельно разобрать все военные кампании Бонапарта. Коротко остановимся только лишь на одной из них – кампании 1814 года, которую военные теоретики полагают одной из самых блистательных с точки зрения стратегического творчества императора. К началу 1814 года союзники вторглись во Францию и обложили Наполеона со всех сторон. У него было только 47 тысяч солдат против 230 тысяч у неприятеля, да еще почти столько же двигалось союзникам на подмогу. Император действовал как всегда – стремительно и безошибочно. По мере возрастания опасностей у него только прибавлялось энергии и решимости. Он провел не меньше десяти сражений и во всех одержал победу, имея каждый раз в 4-5 раз меньше войск, чем его противник. Историк Е. В. Тарле пишет: «Эти изумительные, следующие одна за другой блестящие победы уже совсем погибавшего, казалось, Наполеона и заставляли их с тревогой думать о том, что же будет, если этот человек, которого они единодушно и уж давно считали первым полководцем всемирной истории, останется на престоле, отдохнет, соберется с новыми силами? Кто справится с ним тогда, через год, через два?»

Растерявшиеся союзники заговорили о перемирии. Дважды они обращались с этим предложением к Бонапарту, но император отклонил их. «Я взял от 30 до 40 тысяч пленных; я взял 200 пушек и большое количество генералов», – писал он Коленкуру и заявлял при этом, что может примириться с коалицией только на основании оставления за Францией ее «естественных границ» (Рейн, Альпы, Пиренеи). Даже по отзывам неприятельских наблюдателей и мемуаристов, Наполеон в этой, казалось, совсем безнадежной кампании 1814 года превзошел самого себя. Он нетерпеливо подгонял своих маршалов: «Какие жалкие оправдания вы мне приводите, Ожеро! Я уничтожил 80 тысяч врагов с помощью новобранцев, которые были еле одеты... Если ваши 60 лет вас тяготят, сдайте командование!» Один из его генералов впоследствии вспоминал: «Император никак не желал понять, что не все его подчиненные – Наполеоны».

К началу марта у Наполеона уже было больше 75 тысяч солдат, а союзники продолжали терпеть поражение за поражением, и неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы они не прислушались к мудрому совету корсиканца Поццо ди Борго, давнего и смертельного врага Бонапарта. «Цель войны – в Париже, – сказал он. – Пока вы будете думать о сражениях, вы рискуете быть разбитыми, потому что Наполеон всегда будет давать битвы лучше, чем вы, и потому что его армия, хотя и недовольная, но поддерживаемая чувством чести, даст себя перебить до последнего человека, пока Наполеон около нее. Как бы ни было потрясено его военное могущество, оно еще велико, очень велико, больше вашего могущества. Но его политическое могущество уничтожено». Не сражайтесь с Бонапартом в поле, говорили другие знающие люди, сколько бы у вас ни было войск, победить его вы все равно не сможете...

А теперь, уважаемый читатель, взвесьте все pro et contra [5] и решите для себя самостоятельно, всегда ли трудолюбие и усердие могут быть залогом успеха.