Сталин. Разгадка Сфинкса - Марат Ахметов

25 и 26 мая, до отъезда Сталина в войска, «Правда» печатает его статью «Новый поход Антанты на Россию». Расценивая наступление Польши как очередную инициативу англо-французского блока, кавказец ошибался: Пилсудский действовал самочинно, однако он был прав, уверяя, что «шансов на поражение России в 1920 году меньше, гораздо меньше, чем в 1919 году». Чем дальше будут продвигаться на восток польские войска, отмечал также Сталин, тем больше они «будут встречать противодействие со стороны украинского, русского, белорусского мужика…».

Он готовится к поездке на фронт как никогда основательно и не выезжает пока не получает собственноручно написанного Лениным удостоверения на право пользования персональным бронепоездом, как член ЦК, ВЦИК, СТО и РВС республики.

Почти сразу по прибытию в Харьков — в штаб Юго-Западного фронта — Сталин предложил Ленину следующий план действий. Временно заключить перемирие с генералом Врангелем, окопавшимся на юге (тем более, совсем недавно Политбюро решило приостановить на него наступление) и получить возможность высвободить часть сил с Крымского участка фронта. Либо разгромить Врангеля и полностью сконцентрироваться на поляках.

При всей несомненной рискованности предложенной кампании, общий замысел был великолепен и сулил блестящие перспективы. Однако Ленин телеграмму Сталина «отфутболил» Троцкому с надписью: «Это явная утопия. Не слишком ли много жертв будет стоить, уложим тьму наших солдат, надо десять раз обдумать и примерить…»

На следующий день, снова из Кременчуга (ближе к линии фронта), кавказец телеграфирует вождю о намерениях Врангеля перейти в наступление в поддержку полякам. И вновь Ильич переадресовал его депешу Троцкому…

Поскольку перед его войсками ставится задача, в первую очередь, бить поляков, Сталин, скрепя сердце, вынужденно отдает предпочтение западному участку фронта. Он подписывает директиву, ставящую целью разгром киевской группировки противника, одновременно постоянно оглядываясь назад, на Врангеля, который немедленно активизировался.

Но лишь два месяца спустя после сталинских инициатив в Кремле осознали всю опасность врангелевских поползновений. Хотя Сталин в течение всего одного месяца дважды выступает в печати, где косвенно выступает против принимаемых центром решений. Он авторитетно заявляет, в том числе: «Но было бы ошибкой думать, что с поляками на нашем фронте уже покончено. Ведь мы воюем не только с поляками, но со всей Антантой, мобилизовавшей» ресурсы половины Европы. «Поэтому, — сурово говорит Сталин, — я считаю неуместным то бахвальство и вредное для дела самодовольство, которое оказалось у некоторых товарищей… В самой категорической форме я должен заявить, что без напряжения всех сил в тылу и на фронте мы не сможем выйти победителями», к тому наступление Врангеля уже успело принять «угрожающие размеры».

Довольно смешно, заверяет Сталин, «говорить о «марше на Варшаву» и вообще о прочности наших успехов, пока врангелевская опасность не ликвидирована… ПОМНИТЕ О ВРАНГЕЛЕ». Призыв Сталина оказался гласом вопиющего в пустыне.

Лишь 2 августа 1920 года вождь сообщает шифровкой, что Политбюро провело разделение фронтов и рекомендует Сталину заняться исключительно Врангелем. Который, по подсказке Запада, дерзнул отправить десант на Кубань (в поддержку восставшим казакам), грозя отсечь от красных наиболее богатые хлебом южные провинции и Кавказ.

Сталин возмущен, он давно предупреждал об опасности самообольщения успехами, а теперь его инициативы явно умышленно оборачивают против него же.

Горец резко телеграфирует Ленину: «…Вашу записку о разделении фронтов получил, не следовало бы Политбюро заниматься пустяками. Я могу работать на фронте еще максимум две недели, нужен отдых, поищите заместителя…».

Ленин ответил неадекватно, проигнорировав нелицеприятные выпады и заметив, что «от Вашего заключения могут зависеть важнейшие политические заключения».

И Сталин, перестав куражиться, стал вновь отвечать сугубо деловито. Сообщив, что в районе Броды поляки бросили против Первой Конной армии литовскую, луцкую и галицкую группы войск для воспрепятствования ее пропуска к Львову и вынудили перейти к обороне конников Ворошилова и Буденного.

4 августа Сталин телеграфировал о согласии раздробить Юго-Западный фронт, «передав Западному фронту войска 12-й, 1-й Конной и 14-й армий с тем, чтобы остальные силы Юго-Западного фронта были направлены против Врангеля». На другой день пленум ЦК утвердил его «вариант, принимаемый РВСР». Во всяком случае, так записано в протоколе заседания ЦК от 5 августа.

Но, надо полагать, в Реввоенсовете инициативы Сталина встретили без особого воодушевления, в том числе вследствие их трудной осуществимости, поскольку войска фронта успели завязнуть в боях.

Одновременно кавказец предлагал штаб и РВС Юго-Западного фронта не уничтожать, а автоматически преобразовать в Ставку Южного фронта, что и было принято сходу. Однако осуществлено не скоро.

Между тем Тухачевский, введя последние фронтовые резервы, не сумел разбить поляков, лишь оттеснив их к предместьям Варшавы. Он начинает настойчивее просить подкрепления, но вплоть до 11 августа главком Каменев не видел особой необходимости в привлечении войск Юго-Западного фронта для участия в Варшавской операции.

Почти неделю Каменев вел переговоры и переписку с командованием Юго-Западного фронта об организационной стороне передачи армий. Так было утеряно драгоценное время, поскольку войска Сталина все более затруднительно было вывести из-под сражений под Львовом.

Одновременно Сталин не упускал из виду возможность мирных переговоров с поляками, запрашивая согласие ЦК партии на участие в них представителя Галицийского ревкома. Но поскольку был весьма измучен физически и утомлен психологически, сделав необходимые организационные передвижки, он 17 августа возвратился в Москву.

Кавказец хорошо понимал свою правоту и ошибочность позиций Ленина в польском вопросе, но тактично избегал огласки. Последний, в свою очередь, осознавал данный факт и моральное право Сталина устраниться от еще не законченного военного противоборства.

По докладам Троцкого и Сталина Политбюро решило признать врангелевский фронт главным, фактически бросив на произвол судьбы Западный. О чем свидетельствует бесцеремонная телеграмма Ленина Смилге: «Необходимо налечь изо всех сил, чтобы белорусские рабочие и крестьяне, хотя бы в лаптях и купальных костюмах, но с немедленной и революционной быстротой, дали Вам пополнение в тройном и четверном количестве».

Меж тем руководители Западного фронта Тухачевский и Смилга совершенно неадекватно воспринимали исключительно неблагоприятно складывающуюся ситуацию. Они издали приказ за № 1847 от 20 августа 1920 года, в котором заявлялось, что польская делегация (только прибывшая на переговоры) сплошь состоит из шпионов и контрреволюционеров, и что мир может быть заключен только «на развалинах белой Польши»…

В ЦК выступление Сталина выслушали с особым вниманием и ему же поручили разработать проект принятия специальных мер «при возможных отступлениях на врангелевском фронте».

25 августа кавказец написал записку в Политбюро ЦК в виде тезисов «О создании боевых резервов республики». На этой почве он незамедлительно столкнулся с Троцким. Однако Политбюро поддержало Сталина и приняло к сведению «сообщение т. Троцкого о том, что военным ведомством принимаются меры в духе предложений т. Сталина».

20 сентября пленум ЦК постановил послать Сталина в длительную командировку на Кавказ с широкими полномочиями, решив «отставки т. Сталина из Р.В.С.Р. не принимать и предложить ему на Кавказе действовать в качестве члена Реввоенсовета Республики».

Вскоре после приезда Сталина в Москву среди большевистской верхушки начинается выяснение причин и поиск виновников польской катастрофы. Троцкий обвинял Сталина в неоказании помощи Тухачевскому. Последнего винил во всем Егоров, как чрезмерно зарвавшегося юнца. Ворошилов обвинял главкома Каменева, по причине недостаточно уверенной координации войск. Тухачевский обвиняет всех своих оппонентов, особенно военачальников.

Сталин вполне успешно в письменном виде обороняется от интриганов: «Ввиду распространяющихся среди партийных кругов слухов обо мне, как о человеке, затормозившем дело передачи 1-й Конной армии… заявляю, что директива главкома» о передислокации войск в тот же день была исполнена.

В очередной раз Ленин вынужден сглаживать сильнейшую склоку. А также он отправляет Сталина в краткосрочный отпуск, благодаря чему кавказец, впервые за 40 месяцев напряженной работы, получает возможность более менее сносно отдохнуть. В середине октября он отправляется на Северный Кавказ и Азербайджан, где находится в течение месяца и избегает военных вопросов.