Над строками Нового Завета - Георгий Чистяков

Часто мы спрашиваем, как христианство, и в частности православие, объясняет то или иное положение. На этот вопрос приходится отвечать: никак не объясняет. Многие вещи ни богословы, ни православие, ни христианство не объясняют. Потому что христианство – это не энциклопедический словарь, это не ключ к объяснению всего, что происходит с нами в жизни, а нечто похожее, образно говоря, на атлас автомобильных дорог, который нам указывает, как найти дорогу к Богу, ко Христу. Причём очень многое в этом атласе не обозначено. Там нет ничего, что не относилось бы к поискам Бога. Поэтому Священное Писание и богословие могут дать ответ далеко не на все вопросы.

Библия отвечает только на те вопросы, которые непосредственно касаются нашего спасения. Один из таких вопросов – о деньгах и сребролюбии, о скупости и щедрости. Если человек щедр, то никакое богатство ему не страшно, но если щедрости нет в его сердце, то никакая бедность не спасительна, никакая нищета не поможет. Можно быть миллионером и, обладая щедростью, прийти ко Христу, а можно быть бомжем, последним нищим, но скупым, и поэтому так и не совершить прорыва к Богу.

Когда в I в. по миру начала распространяться евангельская проповедь, то многие поняли её как социальное учение. В апокрифическом «Евангелии бедняков» много говорится о том, что бедность спасительна сама по себе. Однако Христос об этом ничего не говорил. Не бедность хороша, а щедрость Не богатство плохо, а сребролюбие.

Всё, что говорит Иисус в приведённых выше стихах, пронизано библейской фразеологией и содержит прямые цитаты из Ветхого Завета. Эти стихи из Нагорной проповеди очень хорошо читать параллельно с Ветхим Заветом, привлекая для более объёмного понимания евангельского текста отдельные места из книги Товита, из Второзакония, из книг пророков.

Зато несколько следующих стихов не имеют прямых параллелей в тексте Ветхого Завета и в силу этого обстоятельства представляют особый интерес, так как содержат нечто принципиально новое, появившееся только в евангельской проповеди. Если мы пользуемся текстом Евангелия с параллельными местами (ссылками такого рода снабжены практически все наши издания), имеет смысл обращать особое внимание на стихи, к которым параллельные места не приводятся. Именно в таких стихах зачастую содержится исключительно важная информация о проповеди Иисуса, о том новом, что Он говорит Сам, от Своего имени, не опираясь на Ветхий Завет и духовный опыт пророков прошлого. «Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?» (Мф 6: 26-28).

О птицах упоминается в Псалтири. Например, в 83-м псалме, стих 4-й: «И птичка находит себе жильё, и ласточка гнездо себе, где положить птенцов своих, у алтарей Твоих, Господи сил, Царь мой и Бог мой». Замечательная картинка: ласточка вьёт гнездо под крышей храма, чтобы вывести птенцов! В другом, менее известном тексте, близком к Священному Писанию, – Псалмах Соломона, которые печатаются в греческих изданиях Септуагинты, но в переводы Библии на другие языки обычно не включаются, – в 5-м псалме есть такое место: «Птичек и рыб Ты кормишь, Господи, когда даёшь ливень пустыням, чтобы выросли травы, готовя пропитание в пустыне всему живому, и когда они взалчут к Тебе и обратят к Тебе лица свои, Ты даёшь им эту пищу. Царей и правителей, их народы Ты кормишь, Боже, и нищего, и бедняка. Кто надежда, если не Ты, Господи!»

Вероятно, приведенные стихи – непосредственный источник евангельского образа. Тем более, в этом псалме употреблено то же самое слово, что и в Евангелии: peteina – «птички».

У Плутарха в одном из его трактатов, близком по теме к раннехристианской проповеди, – «О том, почему не следует делать долги», – говорится: «Ласточки не берут в долг, не берут в долг воробьи». Ранее исследователи предполагали, что Плутарх приводит здесь какую-то не известную из других источников пословицу. Однако теперь установлено, что это цитата из труда философа-стоика Мусония Руфа. Его произведения считались утерянными, но в конце XIX в. они были обнаружены археологами в Египте и сразу же опубликованы.

Есть у Мусония Руфа текст, где воображаемый собеседник философа восклицает. «У меня нет денег, но много детей. Как я их накормлю?» А Мусоний ему отвечает: «А как же птички (здесь также употреблено слово peteina. – Г. Ч.), которые тебя намного беднее – ласточки, соловьи, жаворонки и дрозды, – кормят своих птенцов?» Мусоний Руф, младший современник святых апостолов, вполне мог воспользоваться образом из Нагорной проповеди, но могло быть и наоборот: Иисус, несомненно, встречавшийся с греками и, наверное, слышавший, что они рассказывают и о чём спорят, мог использовать в Своей проповеди то, что услышал от греков, от кого-то из предшественников Мусония. Сказать об этом что-то определённое сегодня невозможно. Ясно одно. Восклицание Иисуса: «Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут… Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут. Но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них» – не находит прямых параллелей в Ветхом Завете, за исключением разве что следующего стиха: «Дни человека – как трава; как цвет полевой, так он цветёт» (Пс 102: 15). В Нагорной проповеди Иисус, призывая нас посмотреть на птиц и на цветы в поле, хотя и отталкивается от библейских образов, но говорит на каком-то совершенно новом языке. Он зовёт слушателя не к беспечности, а к жизни в согласии с природой, к жизни в простоте, о которой любили размышлять греческие и римские философы-стоики. Только, в отличие от стоиков, Он показывает, что такая жизнь возможна, если человек уповает на Бога. Этот призыв очень актуален для того времени, когда проповедовал Иисус, потому что эпоха Августа и его преемников, I в. н. э. – это время накопления сокровищ, роста жизненного комфорта, когда люди с упоением все свои силы посвящали досугу, как рассказывают об этом Гораций и другие римские поэты. Вина, редкие, особого вкуса и аромата, «каких и понтифики не пивали», как говорит Гораций в оде «К Постуму», благовонные мази, тончайшие ткани, привезённые откуда-то с Востока, венки из благоухающих цветов, драгоценные перстни и т. д. – вот мир, который создают вокруг себя люди именно тогда, когда Иисус говорит своим ученикам, что смысл жизни заключается не в этом, а в чём-то совсем другом. Человек XX века тоже как-то особенно ценит свой комфорт, так что и сегодня этот призыв Иисуса звучит не менее остро, чем тогда. Позже, в средние века, ситуация изменится, жизнь вновь станет достаточно суровой, и призыв взглянуть на птиц небесных на время потеряет остроту своего звучания.

«Не давайте святыни псам, и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас» (Мф 7: 6). Что хочет сказать нам Иисус этими словами? Есть точка зрения, согласно которой здесь говорится о недопустимости посвящать посторонних в тайны тех «разделов» вероучения христиан, которые назывались некогда disciplina arcana, т. е. «скрытое учение». Прежде всего это касалось таинств, в которых не должны были участвовать те, кто не был в них посвящён, – отсюда диаконский возглас: «Двери, двери!» – во время Литургии: перед началом евхаристического канона двери должны были запираться, чтобы никто из чужих не вошёл в храм. Казалось бы, всё логично, но может ли Иисус, Который учит нас чуть ли не на каждой странице Своего Евангелия бережному и уважительному отношению ко всякому человеку, Сам называть кого-то из людей «псами» или «свиньями»? Думается, что не может.

В книге Исход есть одно очень важное место: «Не медли приносить Мне начатки от гумна твоего и от точила твоего. Отдавай Мне первенца из сынов твоих (т. е. посвящай первенца Богу. – Г. Ч.); то же делай с волом твоим и с овцою твоею… И будете у Меня людьми святыми; и мяса, растерзанного зверем в поле, не ешьте; псам бросайте его» (22: 29-31). Вот откуда идёт это евангельское речение. Бросайте псам то, что осквернено, говорится в книге Исход, а в Евангелии эта мысль продолжена: но не давайте псам того, что свято. Конечно, евхаристический подтекст в этом тексте звучит, и нельзя его воспринимать слишком буквально.

Необычайно важно понять и то, что представление о Церкви как о чём-то закрытом, запертом на все замки и резко противопоставленном всему на свете типично для античных критиков христианства (Цельса, Порфирия и др., которые постоянно говорят о том, что христиане вовлечены в какие-то постыдные дела и именно поэтому стараются прятаться во время своих собраний и не допускать на них чужих), но никак не для христианских авторов. Из сочинений апологетов ясно как раз обратное – христиане не противопоставляют себя миру. Если прочитать б-й стих из 7-й главы Евангелия от Матфея, не изолируя его от остального текста и не вырывая из того контекста, который его окружает, то окажется, что Иисус сначала просит нас не судить, чтобы и мы сами не были судимы, затем говорит о сучке, что мы видим в глазу своего брата, не замечая при этом бревна в своём собственном, и сразу же после этого упоминает о «псах» и «свиньях», говоря, как это видно из содержания, не о животных, а о людях. Но называть так людей – значит осуждать их. Следовательно, Иисус употребляет эти два слова не как Свои собственные, а цитируя кого-то из современников. Известно, что во времена Иисуса многие благочестивые люди, в том числе фарисеи, учителя Закона, книжники и т. д., именно «псами» и «свиньями» называли язычников: греков, римлян, египтян. Против этого восстанет потом апостол Павел, который воскликнет: «Неужели Бог есть Бог Иудеев только, а не и язычников? Конечно, и язычников» (Рим 3: 29). Об этом говорит и Сам Иисус: «говорю же вам, что многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном» (Мф 8:11). Он Сам посылает учеников «научить все народы» и поэтому, ясно, не может учить их называть «псами» и «свиньями» тех, к кому они посланы. Более того, иудеи говорили о язычниках как о псах и свиньях прежде всего в силу того, что те ели нечистую (с точки зрения иудейского ритуала) пищу. Иисус такой подход к нечистоте упраздняет: «Не то, что входит в уста, оскверняет человека… всё, входящее в уста, проходит в чрево и извергается вон» (Мф 1511-17). Всё это говорит о том, что тут не запрет «давать святыни псам», а что-то совсем другое. Что именно? Свиньи, как известно, животные достаточно свирепые и действительно растерзают того, кто будет метать перед ними бисер (margaritas ante porcos - «бисер перед свиньями»), по очень простой причине: видя, что вы им что-то сыплете, они подумают, что это еда, и кинутся на неё, а потом, поняв ошибку, в ярости кинутся на того, кто вместо зерна сыпал в их кормушку жемчуг и «подал вместо хлеба камень». Если человек будет относиться свысока к тем, кому решил возвещать Слово Божие, смотреть на людей, к которым послан, как на существ второго сорта, не способных понять сложные или серьёзные вещи, это непременно кончится очень плохо. Люди после его проповеди не поверят в Иисуса, но станут ждать от своего формального присоединения к Церкви каких-то видимых результатов – здоровья, богатства, успеха и прочего. Дальнейшее представить себе не трудно. В лучшем случае их просто ждёт разочарование, в худшем – они убьют такого миссионера. Очень важно иметь в виду, что ни один из апостолов не был убит толпой, – их казнила власть, но не люди, среди которых они проповедовали. Думается, именно по той причине, что апостолы знали: они пришли не к «псам» и не к «свиньям», а к тем, кто просит, к тем, кому отказать нельзя и кого оттолкнуть недопустимо.