Поджигатели. Но пасаран - Николай Шпанов

Национал-социалистская Германия праздновала "исторический" день. Это происходило 16 марта 1935 года, когда был назначен первый призыв новобранцев.

- Прекрати же этот шум, Вольф! - рассердилась фрау Гертруда.

А Винер пристукивал носком ноги:

- Трум-ту-ру-тум!.. Вот и господин Фельдман скажет, что это не так уж плохо. Ведь вы старый вояка, господин Фельдман?

Портной сидел на корточках у ног Винера и отмечал мелком неверный шов на штанине.

- При этих звуках, господин доктор, я испытываю то же, что должен чувствовать бывший каторжник, когда слышит звон наручников.

- Весьма патриотические образы.

- Я бывший старший ефрейтор... Как пиджачок?

- Вам не кажется, что проймы немного тянут? Видите, какая складка идет от них по спине.

- Ничего не стоит сделать так, чтобы они не тянули, - услужливо сказал Фельдман, снова вооружаясь мелом. - Но я вам скажу: теперь, когда я встречаю на улице офицера, то сразу начинаю хромать на обе ноги. Точно мне на старые мозоли надели новые ботинки... Вам нравится такой лацкан? Фрау доктор, взгляните только, какой замечательный лацкан!

- Я вам говорю о проймах, господин Фельдман, а не о лацкане, раздраженно сказал Винер. - Теперь вы, пожалуй, напрасно стали бы беспокоить рейхсвер, даже если бы загорелись желанием сделать военную карьеру!

- Скажите мне на милость, чем такой немец, как я, отличается от всякого другого? Мой дед и дед моего деда выросли здесь. Дедушка получил свою военную медаль под Седаном за то же, за что я свой "Железный крест" у Дуомона: за несколько стаканов своей крови. При всякой переписи мы писали в рубрике национальности "немец". Так почему же теперь я должен писать "иудей"?

- А вам это не нравится?

- Это уже стоило жизни моему мальчику... - Портной отвернулся. - Когда я вспоминаю, что с ним сделали на пароходе его же товарищи, такие же немецкие мальчики, как и он...

- Не совсем... не совсем такие же, господин Фельдман.

- Не бойтесь говорить со мною откровенно, господин доктор, как-никак мы с вами бывшие партийные коллеги.

Несколько мгновений Винер смотрел на портного, удивленно моргая, потом спросил с некоторым испугом:

- Что вы имеете в виду?

- Разве мы оба не старые социал-демократы?

Винер рассмеялся - громко и заливисто, схватившись руками за трясущийся живот.

- Ну и чудак же вы, Фельдман! - задыхаясь от смеха, проговорил он. Можно подумать, что вы проспали несколько лет. "Мы с вами старые социал-демократы!" - и Винер снова рассмеялся.

- Разве я сказал что-то несуразное? - спросил портной.

- Продолжив свою мысль, вы, чего доброго, еще назовете себя ближайшим родственником фюрера, поскольку "вы оба" происходите от Адама.

- Нет, господин доктор, этого родства я не ищу.

- Ага, вот тут-то и зарыта собака! Вы не ищете, а я был бы непрочь его найти.

- Я боюсь верить своим ушам! - воскликнул Фельдман.

- Так прочистите их хорошенько, и я вам повторю: с тех пор как социал-демократическая партия Германии самораспустилась...

- Мы не самораспускались, доктор, мы рядовые члены. Это вы объявили нас распущенными, вы, руководство.

- К счастью, руководство действительно принадлежало нам, разумным людям, а не таким, как вы, милейший, - людям без прошлого и будущего, с одним сегодняшним днем.

- Я вас с трудом понимаю.

- А между тем это так просто: к власти пришли социалисты...

- Национал-социалисты!.. У вас поворачивается язык называть так этих разбойников?

- На вашем месте я не болтал бы лишнего. В случае чего вас не спасет ваш старый железный крестик.

- Я знаю, они с удовольствием водрузили бы надо мною большой деревянный.

- Потому что вы ничего не понимаете в истории.

- Такую "историю" я отказываюсь понимать. Это плохая история, доктор.

- А мы считали тогда и считаем сейчас, что, уступив свое место национал-социалистам, поступили именно так, как требовали интересы немцев.

- Разумеется, - иронически произнес портной, - тех немцев, которые сидят в собственных виллах, немцев, которые, как вы, владеют заводами или универсальными магазинами, копями или пароходствами, - таких немцев!

- В вас говорит нехорошая зависть, Фельдман, зависть к вашим более удачливым и счастливым соотечественникам. - Винер подумал и напыщенно добавил: - Германский народ одобрил наши действия.

- Народ? - при этом вопросе Фельдман смешно сморщил лицо и покачал головой. - Наши социал-демократические бонзы всегда смешивали эти два понятия - народ и обыватель.

- Не будем заниматься столь глубоким анализом, дражайший, - проворчал Винер, - сейчас не время!..

- Анализ? Какой уж тут нужен анализ!.. Разве это не ясно само собой: не будь я евреем и не откройся у меня глаза на правду только из-за того, что с меня хотят содрать шкуру, наши социал-демократические вожди, болячка их задави, и меня самого тоже передали бы нацистам по списку вместе с живым и мертвым инвентарем своей, извините за выражение, "партии".

- И это было бы куда полезнее для вас, чем противостоять теперь народу!

- Германский народ! Соотечественники! А два миллиона немцев, что сидят в концентрационных лагерях, - это не соотечественники? Четыре миллиона безработных, которые слоняются по очереди за плошкой супа, - это не такие же труженики, как мы все? Нет, господин доктор, наци - это совсем особая порода! Их нельзя мерить вот этим простым немецким метром...

- Вам следовало стать столь же необходимым государству, как, скажем, мой коллега доктор Хейнкель. Он уже почетный ариец!

- Самолетный фабрикант и портной - это же разница, - вздохнул Фельдман. - Я тоже по-своему хотел стать необходимым. Для портных господа военные никогда не были выгодными заказчиками, - им всегда нужен кредит. Вы знаете старый стишок:

Ofizier, Herr Ofizier!

Goldcne Tressen.

Nichts zum fressen!*

______________

* Офицер, господин офицер! Галуны золотые, а жрать нечего!

И все-таки я взял двух военных клиентов. Один из них, генерал Гаусс, получил повышение и перешел к Бенедикту. Только потому, что тот берет двести марок за то, что у меня стоит двадцать. А второй, фон Шверер, довольствовался чаще переделками, а теперь взял да и уехал. И, говорят, надолго. Чуть ли не в Китай.

- Вот как! - заинтересовался Винер и протянул Фельдману сигару. - Кто вам говорил про Китай?

- Кто говорит с портным в генеральском доме, господин доктор? Конечно, прислуга.

Винер покровительственно похлопал портного по спине:

- Когда вам будет нужно что-нибудь от генерала Шверера, приходите ко мне.

Попыхивая сигарой, он снисходительно смотрел, как Фельдман завертывает костюм в кусок черного коленкора. Может быть, сто и двести лет тому назад такие же маленькие сгорбленные предки Фельдмана так же бережно завертывали в потрепанный черный платок камзолы предков Вольфганга Винера. В общем все казалось ему довольно устойчивым на этом свете. В каждую историческую эпоху существовали люди, норовившие надеть на евреев желтый колпак. Большой беды, по мнению Винера, в этом не было.

Винер стоял перед портным - большой, крепкий, на толстых ногах, обтянутых голубым шелком кальсон. Тщательно подвитые волны холеной бороды закрывали галстук. Увидев себя в зеркале, Винер подумал, что в одной этой бороде отражено больше благополучия, чем во всей фигуре Фельдмана. Он с наслаждением приподнял тыльной стороной ладони шелковистый клин бороды и подержал его, точно взвешивая.

- С такою бородой можно чувствовать себя человеком, а? - с усмешкой бросил он с высоты и, величественно подняв голубую ногу, сунул ее в штанину, поддерживаемую портным. Застегивая помочи, он поворачивался перед зеркалом. - Небо и земля эти старые брюки и те, что вы принесли сегодня! А ведь и те другие - ваша работа. - Он дрыгнул толстою ляжкой. - Это же штанина!

- Кто однажды сделал хорошо, может сделать хорошо еще раз, заискивающе проговорил Фельдман.

Потерять клиента? Этого еще нехватало! Проклятые наци так издергали нервы, что иголка валится из рук!

- Еврею становится трудно работать, господин доктор.

Сказать до конца то, что он думает о наци, Фельдман больше не посмел. За последнее время доктор Винер изменился. Вероятно, это происходило из-за того, что его военные заводы получали все новые и новые заказы от наци. Этого не знали только те, кто не хотел знать.

Портной так и ушел, ничего больше не сказав.

- Трудхен! - крикнул Винер в соседнюю комнату. - Ты не находишь, что пора прекратить пользоваться услугами этого еврея?

- Только потому, что он еврей?

- Мм... Он утратил чувство линии!

- А ты всегда хочешь покупать марку за пфенниг?

- Трудхен, ты имела достаточно времени, чтобы понять: твой муж может купить марку и за грош, но только не в том случае, если она фальшивая. А портной из евреев в наши дни выглядит именно так!

Она решила переменить разговор.