Не на жизнь, а на смерть - Иэн Рэнкин

– Заткнись, Лэм, – огрызнулся Флайт, – здесь что-то не так, ты не находишь? Почему он уехал, никого не предупредив?

– Потому что он Джок, при всем моем к вам уважении, сэр. Испугался небось, что вы выставите ему счет в тройном размере.

Флайт выдавил улыбку, но мысли его были далеко. Прошлым вечером Ребус встречался с психологом, доктором Фрейзер, а сегодня в спешке покинул Лондон. Что случилось? Флайт наморщил нос. Он любил разгадывать подобного рода загадки.

Он зашел в суд, чтобы поговорить с Малькольмом Чамберсом. Чамберс выступал обвинителем по делу, касающемуся одного из осведомителей Флайта. Осведомитель этот был туп как пробка, влип в неприятную историю. Флайт сказал ему, что он вряд ли сможет ему помочь, но по крайней мере попытается. В прошлом, году этот парень дал ему много полезных советов; с его помощью Флайту удалось упрятать за решетку несколько настоящих ублюдков. И теперь Флайт чувствовал, что обязан ему помочь. Он мог бы поговорить с Чамберсом – конечно, не для того, чтобы повлиять на него (об этом не могло быть и речи), но чтобы намекнуть, что информация, которой снабжает их этот человек, представляет большую ценность для полиции и для общества в целом и что если Чамберс будет настаивать на максимально суровом наказании, это не сможет не отразиться на успешной работе полиции и на обществе в целом…

И так далее.

Грязная работенка, но кто-то должен этим заниматься, и к тому же Флайт гордился своей сетью осведомителей. Одна мысль о том, что все может полететь к чертовой матери… Нет, лучше об этом не думать. Ему совсем не хотелось встречаться с Чамберсом, а тем более просить его о чем-либо, особенно после этого фарса с Уоткисом, разыгравшегося на днях в зале суда. Уоткис снова оказался на свободе, трепля языком на каждом углу Ист-Энда и рассказывая гогочущей толпе о том, как дурак констебль сказал ему: «Привет, Томми, что тут опять случилось?» Флайт сильно сомневался, сможет ли Чамберс забыть подобный прокол и не припомнит ли историю ему, Флайту. А, ладно, черт с ним, никуда не денешься, надо побыстрее покончить с неприятным делом.

– Привет, – раздался над его ухом женский голос. Он обернулся и увидел кошачьи глаза и ярко-красные губы Кэт Фаррадэй.

– Привет, Кэт, что ты здесь делаешь?

Она объяснила, что пришла в Олд-Бейли на встречу с известным криминальным журналистом, работающим в весьма влиятельной газете.

– Он пишет о процессе по делу о мошенничестве, – пояснила она, – и будет торчать в зале суда, пока не вынесут приговор.

Флайт кивнул. B ee присутствии он всегда чувствовал себя не в своей тарелке. Уголком глаза он видел, что Лэм наслаждается его замешательством, и потому попытался сделать вид, будто ему все нипочем, и посмотрел ей прямо в глаза.

– Я видел статьи, которые с твоей подачи напечатали в сегодняшних газетах, – сказал он.

Она скрестила руки на груди:

– Не думаю, что мы с их помощью чего-нибудь добьемся.

– А репортеры догадываются, что мы рассказываем им небылицы?

– Ну, у одного или двух возникли кое-какие подозрения, но у них слишком много читателей, которым не терпится узнать новые подробности из жизни Оборотня. – Она принялась копаться в своей сумке. – К тому же ими командуют издатели, готовые вцепиться в любую сенсацию, которую мы им подкинем. – Она вытащила пачку сигарет и, не предложив никому закурить, закурила сама и, швырнув пачку обратно в сумку, закрыла ее на «молнию».

– Ладно, будем надеяться, что усилия не пропадут даром.

– Ты говорил, это была идея инспектора Ребуса?

– Верно.

– Тогда я сомневаюсь, что Оборотень схватит наживку. Познакомившись с Ребусом, я поняла, что в психологии он не разбирается.

– Нет? – удивился Флайт.

– А он вообще ни в чем не разбирается, – вмешался Лэм.

– Ну зачем же так, – примирительно сказал Флайт. Но Лэм только одарил его своей несносной ухмылкой. Флайт был наполовину растерян, наполовину взбешен. Он-то понимал, что значат ухмылки Лэма: мы то понимаем, почему ты вечно за него заступаешься и что вы двое такие друзья, прямо неразлейвода.

Реплика Лэма вызвала улыбку у Кэт, но заговорила она, обращаясь исключительно к Флайту (она считала ниже собственного достоинства общаться с подчиненными):

– А что, Ребус все еще здесь?

Флайт неопределенно пожал плечами:

– Я сам хотел бы это знать, Кэт. Мне передали, что он сегодня утром умчался в Хитроу, но почему-то без багажа.

– Ну хорошо… – Похоже, эта информация ее ничуть не разочаровала.

Внезапно Флайт замахал рукой, приветствуя Чамберса. Малькольм Чамберс увидел его и подошел к ним легкой пружинящей походкой.

Флайт решил, что настало время представить Кэт.

– Мистер Чамберс, это инспектор Кэт Фаррадэй. Она наш пресс-секретарь по делу об Оборотне.

– А, – отозвался Чамберс, моментально завладев ее рукой, – так, значит, сенсации, напечатанные в сегодняшних газетах, – это ваша заслуга?

– Да, – отвечала Кэт. Ее голос прозвучал неожиданно мягко и женственно; Флайт и не подозревал, что она умеет так разговаривать. – Простите, если они испортили вам завтрак.

И тут случилось невероятное: лицо Чамберса расплылось в улыбке. Флайт уже и забыл, когда адвокат последний раз улыбался за дверьми зала суда. Вот уж действительно, утро, полное сюрпризов!

– Мне показалось, что статьи очень занятные. – Чамберс обернулся к Флайту, считая разговор с Кэт законченным. – Инспектор Флайт, у меня есть для вас десять минут, потом меня ждут в зале суда. Или вы предпочитаете встретиться за обедом?

– Десяти минут вполне достаточно.

– Превосходно. Тогда идемте со мной. – Он взглянул в сторону Лэма, глубоко уязвленного пренебрежением Кэт. – И возьмите с собой своего молодого человека, если он вам нужен.

И Чамберс быстро зашагал по вестибюлю, поскрипывая кожаными подошвами своих ботинок. Флайт подмигнул Кэт и двинулся следом, а за ним молча устремился разъяренный Лэм. Кэт улыбнулась, наслаждаясь бешенством Лэма и тем спектаклем, который Чамберс только что разыграл. Разумеется, она много слышала о нем. Его речи в зале суда единодушно признавались безупречными; у него даже была собственная «группа поддержки», состоявшая из поклонников его ораторского таланта, которые приходили на самые запутанные и скучные разбирательства только для того, чтобы услышать его заключительную речь. По сравнению с ним ее собственная «группа поддержки», представленная кучкой репортеров, не выдерживала сравнения с фанатами Королевского адвоката.

Значит, Ребус отвалил домой? Скатертью дорожка.

– Простите… – Перед ней замаячила чья-то приземистая непонятная фигура.

Кэт прищурилась, отчего ее глаза сузились, как у кошки, и уставилась на пожилую женщину в черной мантии. Женщина улыбалась:

– Вы случайно не присяжная в зал суда номер восемь?

Кэт улыбнулась и покачала головой в ответ.

– Ну ладно… – вздохнула женщина и пошла дальше.

В судебной практике бывают ситуации, когда дело заходит в тупик из-за того, что жюри присяжных не может прийти к единому мнению; такое дело называют «повисшим». Но всегда найдутся судебные приставы, готовые собственными руками повесить некоторых недобросовестных присяжных. Кэт повернулась на своих острых высоких каблуках и отправилась на запланированную встречу. Интересно, не забыл ли Джим Стивене, что должен встретиться с ней? Он был неплохим журналистом, но отличался крайней рассеянностью, которая теперь еще усугублялась тем, что он готовился к новой для себя роли – молодого отца.

В Глазго Ребус не знал, как убить время. Можно было пойти в бар «Подкова», или погулять по Келвинсайду, или дойти до самого Клайда. Можно было даже навестить старых друзей, если предположить, что такие еще остались. Город менялся на глазах. В течение последних лет Эдинбург расползался, терял привычные очертания, а Глазго, напротив, становился все более изысканным и современным: на смену запечатленному в общественном сознании образу беспробудного пьяницы явился образ самоуверенного щеголя.

Но у всякой медали есть оборотная сторона. Город, несомненно, утратил часть своего неповторимого колорита. Сверкающие витрины магазинов, пивные бары и здания офисов казались совершенно безликими. Такие можно встретить в любом цивилизованном городе мира – унылое и монотонное позолоченное однообразие. Не то чтобы Ребус тосковал; это было бы глупо, так как в пятидесятые, шестидесятые да и в начале семидесятых здесь было самое настоящее болото. А люди практически не изменились: грубоватые, но не лишенные своеобразного чувства юмора. Пивные тоже не очень-то изменились, хотя клиенты стали одеваться чуть более респектабельно, да в меню рядом с традиционными блюдами появились лазанья и чили.

В пивной, у стойки бара, Ребус съел два пирога. Не от голода – от безделья. Самолет приземлился по расписанию, машина уже ждала его в аэропорту, до Глазго они доехали очень быстро. В двенадцать часов двадцать минут он уже был в центре города, а в суд его должны были вызвать не раньше трех.