Темные истории - Анастасия Мамошина

Я выпустила и втянула когти, парень наблюдал.

— А ну-ка перекинься, — сказал он.

Я пожала плечами и молча стянула водолазку, вампир тактично отвернулся.

… Сосредоточиться, и напрячь мышцы…

Я удивленно покрутила мордой… Это еще что такое?!

Ни боли, ни удушья, и на смену ипостаси ушла всего пара секунд… не больше!

Я обернулась на хвост, вильнула им, и обратила жаждущий объяснений взор на ухмыляющегося молодого человека.

— Чуудно, — протянул он, с выражением какой-то хищной радости на лице. — Шел, ко мне!

Я сердито вздернула верхнюю губу, не сдвинувшись с места.

— Ладно-ладно, — примирительно улыбнулся парень. — Гордая какая… подойди-ка…

Обреченно вздохнув, я подошла и положила голову ему на колено.

— Ты любишь меня?.. — неожиданно спросил Александр, заставив меня удивленно насторожить уши и поднять на него взгляд.

Вампир требовательно смотрел на меня.

— Смотря, какой смысл вложить в слово «люблю»… — уклончиво ответила я.

Парень усмехнулся.

— Как старшего брата, наставника…

— … вожака… — угрюмо закончила за него я.

— Инстинкт сыграл дурную шутку, да? — вампир, откровенно насмехаясь, протянул руку и почесал меня за ухом. — И к чему это привело? Теперь я твой Хозяин…

Я раздраженно шевельнула ушами и одарила его мрачным взглядом.

Парень оставил в покое ухи и теперь задумчиво смотрел в окно, на красивом лбу пролегла морщинка, и тонкие губы кривили лицо в досадливую гримасу. Кажется, мое обращение было для него самым нежелательным последствием из всех возможных. Уж что-что, а портить планы я умею…

Посчитав, что случайно заглянувшим в комнату родственникам вампира сидящая на полу волчица не принесет душевного успокоения, я вернулась к человеческому обличью…

«…Хозяин… да, он это отлично доказал… и что мне теперь делать?..»

Привычный мир пошатнулся, Александр прав, инстинкты сыграли со мной злую шутку. Волк может быть либо главным, либо подчиненным. Власти и ответственности не желала я-человек, значит, вожак должен был быть… Но тот же человек во мне хотел свободы, я долгое время скалилась на Греса, гордо подняв голову, говорила: «Я вне стаи! Я свободна!»… и теперь стала слугой вампира… Но только ли инстинкты привели меня к этому?.. Конечно, нет… Но быть слугой…

Забывшись, я досадливо лязгнула зубами, чем и обратила на себя внимание новоиспеченного «папочки», он молча изучал мою хмурую физиономию, я, в свою очередь, сверкала на него глазами.

— Знаешь, — неожиданно сказал вампир, — вишневый цвет глаз определенно тебе идет…

— Предпочитаю голубой или янтарный, — буркнула я, отводя взгляд. — Лучше скажи, что мне делать с жаждой?..

— Терпеть.

— Что? — поперхнулась я.

— Терпеть. — Невозмутимо повторил парень. — Дня два как минимум. Да, это больно, но если не выдержишь, станешь мерзкой уродиной, не имеющей сил сдержать собственный голод… И уж точно не только не получишь свободы, но и долго не проживешь. Я лично тебя уничтожу.

Ничего не скажешь, только обнадеживающие, пышущие оптимизмом перспективы. На мой прищуренный взгляд вампир только ухмыльнулся. Я воззвала ко всей своей выдержке, справедливо опасаясь, что на этого гада ее может и не хватить…

— Хорошо, потерпим, — вздохнула я, поднимаясь и подхватывая торбу.

— Ты останешься, иначе ночью покусаешь родителей.

— А за себя не боишься? — ехидно уточнила я. Александр кинул на меня грозный взгляд, но я не отреагировала.

Видимо, чтобы подчинить меня себе, ему нужно было воззвать к крови… Это, несомненно, плюс.

— Не боюсь. — Наверняка сделал тот же вывод парень. — Так что остаешься…

Я тоскливо взглянула на яркое весеннее небо, манившее чистотой и свободой за окном, и решила, что инстинкты и Судьба еще никогда не портили мне жизнь настолько сильно…

… «Больно»…

Я, стиснув зубы, с трудом слушала выступающего на семинаре одногруппника, тот грустно взирал на два уравнения кривых, с помощью коих необходимо было вычислить площадь, ограниченную вышеупомянутыми кривыми. Судя по мрачному сопению семинаристки, решение задачи коллеге не грозило…

«Больно»

Парень предпринял последнюю, отчаянную попытку решить, но она была пресечена скрипом ручки, выведшей в журнале двойку. Одногруппник поплелся к своему месту, а преподаватель алчно вгляделась в изнывающую от удушливых объятий знаний аудиторию. Студенты не горели желанием выходить к доске, а посему делали вид, что поглощены решением архисложного примера в тетради…

… «Больно»…

Я попросту лежала на парте, размышляя о несправедливости жизни в целом, и жестоком цинизме вампира в частности…

Терпеть жажду было не просто больно, а невыносимо, ужасающе больно… Причем пропустить занятия я не могла, ибо идти за справкой «Болеет» в поликлинику мне было строжайше запрещено Александром без объяснения причин, а пропустить пары я не могла, потому что до летней сессии было не так уж и далеко, и отработки грозили не допуском к экзаменам…

«Больно»

Взгляд Ирины Васильевны остановился на моем бледном лице, и на ее губах появилась хищная улыбка, женщина поманила меня пальцем, глазами указывая на злосчастные уравнения.

Я мысленно застонала, прекрасно зная, что отговориться нездоровьем не получится. Одногруппники облегченно вздохнули, наблюдая за тем, как выбранная на заклание овечка медленно выбирается из-за парты. Когда я окончательно встала, то от головокружения потемнело в глазах, а не стошнило меня только потому, что я уже два дня ничего не ела. Справившись с собой, я поплелась к доске, коя маячила у меня перед глазами пятном грязно-зеленого цвета с белыми загогулинами. Какое счастья, что я села на первой парте!

Неимоверно длинный по ощущениям путь был пройден, и я нащупала мелок. Щурясь, одной рукой держась за доску, и всеми силами стараясь отогнать головную боль, я смело взялась за решение примера и, спустя пять минут, торжественно предъявила ответ.

Ирина Васильевна похвально поцокала языком и разрешила сесть, но я поплелась к выходу, надеясь, что хоть умывание остудит засевшие в висках раскаленные иглы…

… С трудом удержавшись от стона, я подняла голову и, продолжая опираться руками о раковину, посмотрела в зеркало…

По лицу стекали струйки воды, глаза, сменившие цвет на естественный, словно поблекли и выцвели, в них не горело ни единого огонька жизни, белая, едва не синеватая кожа, бесцветные губы…

Краше и в гроб кладут, да и откапывают, наверное, тоже…