Флорентийские маски - Роза Планас

Старик перекинулся парой слов с Винченцо и удалился. Он пересек двор и скрылся за небольшим фонтаном, гладь бассейна которого была покрыта белыми лилиями. Андреа взяла Федерико за руку, и он почувствовал в легкой, почти дружеской ласке весь жар чувств, которые испытывала к нему влюбленная девушка.

В тишине и молчании прошло, наверное, не меньше двадцати минут; Федерико решил ни о чем не спрашивать, а его спутники по-прежнему молчали. Сам того не ожидая, он почувствовал, что понемногу успокаивается: с одной стороны, шаг, который он собирался сделать, мог оказаться самым важным в его жизни, с другой – он был не первым, кто принимал такое решение. Наконец Винченцо прервал затянувшуюся паузу:

– Теперь ты останешься один. Ничего не бойся, а когда настанет время, отвечай на все вопросы, которые тебе будут задавать. Отвечай так, как подсказывает тебе сочесть. Мы больше ничем не сможем тебе помочь.

С этими словами старый актер и его дочь скрылись в том же направлении, в котором исчез и их провожатый. Федерико едва ли не впервые в жизни испытал то чувство полного одиночества, которое, наверное, ведомо только приговоренным к смерти: так они чувствуют себя в ночь накануне казни. Впрочем, эти пессимистические мысли недолго мучили его. Вскоре от них его отвлекло появление в непосредственной близости какого-то странного человека: незнакомец был одет в неряшливую хламиду, больше всего напоминавшую сильно потертый и во многих местах надорванный мешок. Лицо его, естественно, было скрыто. Взяв Федерико за руку, человек повел его за собой.

Они вошли во дворец с черного хода, как воры или же слуги. Провожатый Федерико открывал одну за другой внутренние двери и вел его по коридорам и лестницам. Мраморные плиты пола отражали слегка зеленоватый свет. Похоже было, что камень, из которого сложена знаменитая гробница Медичи, использовался при строительстве этого дворца как простой отделочный материал. Копившаяся веками роскошь проступала здесь повсюду: стены были покрыты фресками с изображениями обнаженных женщин, легко бегущих куда-то на фоне безмятежных буколических пейзажей; в проходящих по залам и коридорам отовсюду целились зловеще прищурившиеся амурчики; зеркала, вставленные в ниши, были такого размера, что казалось, им было уготовано отразить в своих глубинах всю Вселенную. То, что не было покрыто фресками, укрывали гобелены и шелка: на лиловом фоне резвились петухи и фазаны, а на поверхности навеки застывших озер дремали лебеди, изящно изогнув шеи. Канделябры здесь имели форму человеческих рук в натуральную величину, в каждом свободном месте на стене висела какая-нибудь мраморная миниатюра, а промежутки между гобеленами украшали резные панели из драгоценных пород дерева. Все, что человек мог украсть у природы и «улучшить» по своему разумению, представало здесь во всей своей красе. Эта показная, навязчивая роскошь явно была рассчитана на то, чтобы произвести неизгладимое впечатление на любого человека с не самым взыскательным вкусом. Федерико не столько понял, сколько почувствовал, что эта своеобразная экскурсия была для него неким предупреждением. Оставалось только гадать, о чем именно хотел его предупредить молчаливый провожатый. Чего следовало ждать от людей, в распоряжении которых был столь помпезный и шикарный дворец? Кто они: надевшие маски благородные синьоры, придумавшие себе в качестве развлечения игру в тайную секту, владеющую миром, или же, наоборот, настоящие заговорщики, пытающиеся в здравом уме и твердой памяти восстановить могущество тайного братства, некогда сыгравшего решающую роль в преображении Италии? Понять этого Федерико еще не мог, а отступать было уже поздно. Он зашел слишком далеко.

Человек в лохмотьях остановился на площадке очередной лестницы и предостерегающе поднял руку. Федерико послушно остановился рядом. Провожатый громко постучал в тяжелую деревянную дверь, повешенную на кованые петли, судя по всему, еще во время строительства дворца. Семь ударов разнеслись по дворцовым коридорам в ритме какой-то народной песни. Едва стихло эхо, как из-за двери послышался голос:

– Где надлежит совершить обряд посвящения первой степени?

Провожатый, ни секунды не замешкавшись, произнес:

– Колпак доброго брата надевается на посвященного в ложе карбонариев.

Дверь, тяжелая как скала, начала медленно приоткрываться. Федерико вдруг обнаружил, что его провожатый куда-то исчез и на пороге он остался один. Дверь наконец распахнулась, и он увидел перед собой толпу людей, одетых либо в плащи из мешковины, либо в одежды наподобие тех, что носили сельские сборщики хвороста. Узнать кого бы то ни было среди этого множества фигур было решительно невозможно. Лица всех присутствующих скрыты под масками. Женщины были затянуты в корсеты, а их юбки почти достигали пола. На многих мужчинах Федерико заметил панталоны, узкие, как рейтузы, подчеркивающие контуры ног. Далеко не все собравшиеся отличались спортивным телосложением, и в столь туго обтягивающей одежде эти люди выглядели весьма комично. Несколько секунд после того, как Федерико перешагнул порог зала, там стояла гробовая тишина. Все внимательно смотрели на вновь прибывшего. Вдруг, совершенно неожиданно для него, собравшиеся потеряли к новичку всякий интерес. Они завели оживленные разговоры друг с другом, и Федерико, понятия не имевший, чего ожидать от этой компании и как поступать в такой ситуации, остался стоять у входа в ожидании дальнейшего развития событий.

Воспользовавшись минутной передышкой, он внимательно оглядел зал. Пол здесь, как и в предыдущих помещениях, был выложен полированным мрамором, стены же, против ожидания, покрыты не фресками и гобеленами, а простыми деревянными досками – без всякого намека на резьбу. Вместо предметов столь презираемой университетским преподавателем роскоши на стенах висели самые разные инструменты и приспособления, так или иначе связанные с ремеслом угольщика, дровосека и сборщика хвороста: лопаты, разные по размеру и форме молоты, мешки для угля, топоры, гвозди, клинья, веревки и еще много разных предметов, о назначении которых можно было только догадываться. В общем, обстановка этого зала никак не была связана с роскошным убранством остальных помещений величественного дворца. Здесь все было подчинено духу и атрибутике легендарного братства карбонариев. Стоя у порога, Федерико никак не мог определить, были ли эти инструменты и доски новейшей декорацией, восстановленной адептами, желающими возродить древний орден, или же это ритуальное убранство украшало дворцовый зал с незапамятных времен. «Ничего, скоро я все узнаю», – подумал он, рассчитывая на то, что его опыт и вкус помогут отличить старинную подлинную вещь от современной подделки.

От этих размышлений его отвлекла подошедшая к нему рыжеволосая женщина, лицо которой, как и у всех присутствующих, было скрыто маской.

– Добро пожаловать, собрат! Впрочем, будет лучше, если я стану называть тебя просто братом.

– Большое спасибо, – как можно вежливее ответил Федерико, – но не могу не признаться, что мне немного не по себе. Все вокруг знают, кто я такой, а я понятия не имею, даже с кем, например, я сейчас говорю. Эти маски делают нормальное общение совершенно невозможным.

Широко и почти искренне улыбнувшись, женщина чуть наклонилась к нему и, к его немалому удивлению, сказала:

– Лично я не имею ничего против, чтобы назвать тебе свое имя. К сожалению, не могу обещать, что и все остальные последуют моему примеру. Мне здесь некоторая вольность простительна, ибо я иностранка. Меня зовут Ада Маргарет Слиммернау.

Это имя ничего не говорило Федерико, но по интонации женщины он понял, что она неспроста обращается к нему так открыто и явно желает перейти с официального тона на более фамильярный.

– Прошу прощения, но, как я понимаю, мы незнакомы. Не знаю, почему вы назвали меня братом, и могу лишь предположить, что это является частью какого-то неизвестного мне ритуала.

Ада Маргарет непроизвольно рассмеялась, причем довольно громко, чем привлекла к себе внимание кое-кого из братьев, находившихся неподалеку. Федерико подумал было, что она смеется над ним, но решил не показывать, что ему такое отношение неприятно.

– Не сердитесь, пожалуйста, – сказала женщина, понизив голос. – Нельзя же все принимать так близко к сердцу. Вы человек серьезный, но скажите на милость, разве может серьезный человек увлечься какой-то детской сказкой?

Федерико изумленно посмотрел на собеседницу. Ну вот, и она туда же. Откуда ей известно о его поисках, связанных с Пиноккио? И что еще знает эта женщина, чье лицо скрыто под маской птицы? Глядя на изогнутый в форме клюва нос маски, он почему-то подумал, что рыжеволосая женщина очень некрасива.

– Да, вы меня совсем не знаете, и я согласна, что веду себя несколько назойливо и бестактно. Но вы можете не опасаться моей настойчивости. Дело в том, что я жена вашего друга Марка Харпера.