Друг человечества - Уильям Локк

— Я говорю не о казенной форме, мэм. У меня, конечно, были свои неприятности, как и у всех людей. Но я прежде служил в армии, музыкантом в оркестре.

— Мистер Дикс говорил мне, что вы играли в оркестре, — сказала Зора очень ласково, искупая свою улыбку. — Вы играли на той хорошенькой дудочке, которая стоит в углу?

— Точно так, мэм, — сказал Вигглсвик.

Зора смотрела вниз, на кончик своего зонтика. Не имея оснований не верить обстоятельному, хотя и лживому рассказу Вигглсвика и поставив себя своей неуместной улыбкой в невыгодное положение, она чувствовала неприятное смущение.

— Ваш хозяин не говорил вам, куда он едет и сколько времени намерен быть в отъезде?

— Мой хозяин, мэм, никогда не знает, куда он едет.

— Потому-то ему и нужна жена, которая бы за него решала.

Зора встала, огляделась вокруг, повела вокруг зонтиком, указывая на грязь и беспорядок в комнате, и строго сказала:

— Самое лучшее, что вы можете сделать, — это убрать весь дом, сверху донизу, устроить генеральную уборку и привести все в порядок. Ведь молодые со дня на день могут вернуться. Я пришлю женщину вам помочь.

— Спасибо, мэм, — уныло проговорил Вигглсвик.

Хотя он и врал безбожно Зоре, но все же побаивался ее и не посмел бы ослушаться ее приказа. Но всякий труд был ему ненавистен, и он не усматривал в нем никакого благородства, так как в свое время слишком много работал по принуждению.

— Думаете, надо сейчас же приступать к уборке, мэм?

— Обязательно. У вас уйдет на это, по крайней мере, месяц; но зато хоть не будете сидеть сложа руки все время.

Зора ушла, по-женски утешенная проявлением своей власти, — маленькая победа, прикрывающая отступление. Но она все еще была очень сердита на Септимуса.

В конце недели приехал в Пентон-Корт Клем Сайфер. Он отнесся к случившемуся очень легко.

— Он же знал, что ваша матушка и вы сами ничего не имеете против него как жениха Эмми, следовательно, ничего бесчестного он не делал. Ему нужна была только ваша сестра и отсутствие шума. Я нахожу, что он поступил весьма разумно. Нет, серьезно, мне это нравится.

— А я нахожу, что вы невозможны! — вскричала Зора. — Ни один мужчина не способен понять…

— Что вы хотите, чтобы я понял?

— Не знаю, но вам следовало бы понять.

Два дня спустя, встретившись с Раттенденом, она убедилась, что есть мужчина, который даже слишком хорошо ее понимает.

— Ну да, конечно, — говорил он, — вам захотелось разыграть благородную сестру, которая заключает в свои объятия влюбленную чету, великодушно дает согласие на брак и тешится счастьем, которое она милостиво подарила. И это вам не удалось. Они вас надули, вычеркнули вашу роль из комедии, и вы недовольны. Если я неправ, велите мне убираться вон из этой комнаты. Я не обижусь. Ну?

Она понурила голову и тихонько рассмеялась.

— Да уж сидите. Вы из тех людей, которые всегда держат пари наверняка.

Раттенден был прав. Она ревновала к Эмми, так бесцеремонно утащившей у нее из-под носа ее верного раба, — в том, что весь этот заговор организовала Эмми, она нисколько не сомневалась — и сердилась на Септимуса за то, что тот имел слабость пойти на такое вероломство. Даже когда он прислал ей верноподданическое письмо из Парижа (на телеграмму он ответил только: «Сожалею — невозможно!»), в котором говорил обо всем, кроме Эмми и своих планов на будущее, она его не простила. Как посмел Септимус решиться на такую самостоятельность, если его собственный слуга говорит, что он способен привести в ужас даже крокодила?

— Воображаю, какую бестолковщину они устроят из своего медового месяца! — говорила она Клему Сайферу. — Поедут в Рим, а очутятся в Петербурге.

— Ну и что. Были бы счастливы, — возразил Сайфер. — Если бы я переживал медовый месяц, думаете, мне было бы не все равно, куда ехать?

— Ну, как знают. Я умываю руки, — со вздохом сказала Зора, словно бы огорченная тем, что с нее сняли ответственность за происходящее. — Без сомнения, они по-своему счастливы.

Долгое время она не возвращалась к этому разговору. Дом Септимуса, вычищенный сверху донизу, блестел и сверкал, как машинное отделение военного судна. Но ни хозяин, ни хозяйка не появлялись, чтобы вознаградить Вигглсвика за труды похвалой. Старик снова предался заслуженному отдыху, а в дом опять вернулись пыль и мерзость запустения, с каждой неделей все возраставшие.

Как уже говорилось, в Нунсмере все делается медленно; даже в Зоре после ее возвращения домой не сразу проснулась тоска по простору и тайнам жизни. Но все же иногда что-то происходит и в Нунсмере, и для Зоры однажды снова настал день, когда она почувствовала себя чересчур громоздкой для маленького домика. Ей не хватало периодических наездов Эмми и регулярных визитов Септимуса. Она скучала без маленьких автомобильных экскурсий с Сайфером, который продал свой автомобиль и собирался продать и «курхаус» в Килбернском приходе.

Он так близко принимал к сердцу свой крем, что в конце концов его детище стало действовать ему на нервы. Теперь Сайфер говорил о креме и о том, как он уничтожит Джебузу Джонса, — по крайней мере, так казалось Зоре, — скорее с похвальбой, чем с энтузиазмом, и не мог говорить ни о чем другом. Она не замечала вертикальной морщинки, которая все глубже врезалась между бровями ее друга, и не могла правильно истолковать его грустный взгляд, когда он просил ее о помощи. Ей надоел его крем и все кремы в мире, и фантазии Сайфера, утверждавшего, что Зора необходима ему в качестве союзницы.

Она жаждала жизни, настоящей, кипучей, трепетной человеческой жизни, которой, конечно, не найдешь в Нунсмере, где отцветшие жизни перекладывают лавандой. Теперь ей почти нравились циничные выходки литератора из Лондона. Очевидно, пора было снова собираться в дорогу. Она еще раньше планировала кругосветное путешествие, с помощью Септимуса разбираясь в картах и путеводителях; настала пора осуществить задуманное. Календеры прислали ей каблограмму, приглашая приехать к ним погостить в Лос-Анджелес. Она также каблограммой изъявила свое согласие.

— Итак, вы покидаете меня, — сказал Сайфер, когда Зора сообщила ему об отъезде. В его голосе был укор, который она не могла не почувствовать.

— Вы же сами говорили мне в Монте-Карло, что у каждого человека должна быть своя миссия в жизни. Не находя ее здесь, я еду на поиски в Калифорнию. Что происходит такого здесь, в этом сонном царстве, чем мог бы заполнить жизнь живой человек?

— А крем Сайфера?..

— Дорогой мой, мистер Сайфер! — протестующе засмеялась она.

— О! Вы не знаете, как вы мне нужны, как я дорожу вашей помощью. Я переживаю трудное время, но знаю, что выйду из борьбы победителем. Когда я, сидя за письменным столом, оглядываюсь, мне чудится, что вы стоите за моей спиной. И это придает мне бодрости и мужества для новых отчаянных усилий.

— Но если я присутствую возле вас только духовно, не все ли равно, где находится мое тело, — в Нунсмере или в Лос-Анджелесе?

— Как вам сказать? — Он, по обыкновению, метнул на нее быстрый взгляд зорких и ясных глаз. — Я вижусь с вами каждую неделю и уношу с собой ваш образ. Зора Миддлмист! — добавил он неожиданно, после паузы. — Я умоляю вас не покидать меня!

Он стоял, облокотясь на камин, — тот самый, с которого Септимус сбросил фарфоровую собачку, — и пристально смотрел на Зору, сидевшую на обитом ситцем диванчике за чайным столом. Позади нее было большое, доходящее до полу, окно, догоравшие лучи зимнего солнца играли на ее волосах и окружали голову золотым сиянием.

— Не уезжайте, Зора!

Молодая женщина долго молчала, словно зачарованная его мольбой. Лицо ее стало кротким и ласковым, в глазах светилась нежность, но Сайфер не видел этого. Какая-то таинственная сила влекла ее к нему. Это было совершенно новое для нее ощущение — приятно, как когда плывешь вниз по течению, прислушиваясь к шуму воды в ушах. Но вдруг, словно очнувшись от сна, она поднялась, рассерженная и негодующая.

— Почему не уезжать? Говорите сейчас же: почему?

Она ждала того, чего на ее месте ждала бы любая другая женщина, кроме немногих избранных, владеющих великим даром читать в душах людей, и собиралась с духом, чтобы выслушать признание. Но услышала только речь поэта и предпринимателя.

Это была все та же история о креме, о своей божественной миссии — распространять по всей страждущей земле целительную мазь. У него было откровение; он слышал голоса, и они сказали ему, что Зора Миддлмист и никто другой поможет ему осуществить задачу всей его жизни.

Зора ждала совсем иного и, разочарованная, горько рассмеялась. Потом она снова откинулась на подушку дивана.

— И только? — сказала Зора, и Сайфер не понял значения ее слов. — Вы забываете, что отводите мне не очень-то активную роль. Не кажется ли вам, что вы немного эгоистичны?