Дай умереть другим - Сергей Донской

К настоящему моменту такой план еще только вырисовывался в мозгу Громова, но начальный этап уже прояснился. Один из троих мужчин, собравшихся в кухне, был лишним. И этот третий должен был уйти.

– Андрюша, – попросил Громов, – побудь в другой комнате, пожалуйста.

Костечкин вскочил так порывисто, что едва не опрокинул табурет.

– Я вообще могу убраться отсюда, если мешаю! – заявил он высоким, звенящим голосом.

– Как же я без тебя, лейтенант? – удивился Громов. – Впрочем, если ты передумал…

– Никто не передумал, – смягчился Костечкин, прежде чем удалиться. – Секретничайте на здоровье. – Дверь за ним захлопнулась без особого шума.

– Давно бы так, – одобрил Алан. – Совсем не обязательно решать семейные проблемы при посторонних.

– Да, – пробормотал Громов. – Посторонним здесь делать нечего.

– Что вы сказали?

– Завари-ка чайку, говорю.

– У нас «Липтон», – откликнулся Алан, гремя чайником. – Пакетики с двойным шнурком.

– Зачем с двойным?

– А так отжимать в чашку удобнее, чтобы заварка даром не пропадала.

– Мудро, – оценил Громов. – И очень экономно.

Алан не расслышал иронии в его голосе, и вовсе не потому, что шумела сбегающая из крана вода. Есть люди, обладающие превосходным слухом, но остающиеся при этом абсолютно глухими. Им безразлично, что пытаются втолковать им окружающие или голос совести. До них очень многое не доходит. Таким, толстокожим, ничего не стоит спрятаться за спину женщины, избить раненого, согнать гостя со своего законного места. Вокруг них страдают и мучаются, а они тщательно отжимают чайные пакетики, чтобы не пропало ни капли грошовой влаги.

– Вот печенье, угощайтесь, – сказал Алан, выставляя на стол вазочку. – Темное – с ореховой крошкой, светлое – с кокосовой.

– Хорошо, что печенье у тебя только двух сортов, – серьезно заметил Громов. – Не запутаешься.

– Черт! – воскликнул Алан, пропустив реплику мимо ушей. – Опять раковина засорилась! Сколько раз талдычил Ленке: вызови сантехника, вызови сантехника… Как горох об стену.

Вооружившись вантузом, он энергично задвигался, нагоняя воздух в сливную трубу.

– У меня к тебе разговор, – напомнил Громов. – Важный.

– Да, да, я слушаю… Ых!.. Эп!.. З-зараза!

– Я решил заплатить выкуп за Анечку.

– Полтора миллиона? – пропыхтел Алан.

– Полтора миллиона.

– Ну да, конечно… Заплатить… Что?!

В раковине троекратно икнуло, затем вода со всхлипом втянулась внутрь. Из-за того, что рот обернувшегося Алана был недоуменно открыт, можно было подумать, что именно он производит эти забавные звуки.

Глядя на него, Громов окончательно решил про себя: нет, не такой отец нужен Анечке. И совсем другой муж – Ленке. Заслышав о деньгах, Алан разволновался значительно сильнее, чем во время всех предыдущих событий. Настолько, что, поспешно присев к столу, забыл угоститься своим любимым печеньем.

– У вас есть такие деньги? – спросил он свистящим шепотом.

– Есть, – подтвердил Громов. – Вернее, я знаю, где их взять.

– Так-так! – Алан поерзал на табурете, устраиваясь поудобнее. С его обширным задом это была не такая уж простая задача.

– Ты ведь знаешь, что я некоторое время служил в специальном подразделении ФСБ?

– Знаю.

– И, наверное, представляешь себе, к сведениям какого рода я имел доступ?

– Ну, – замялся Алан, – в самых общих чертах.

– Этого вполне достаточно, – заверил его Громов. – Короче, информация сегодня – самый дорогой товар. Лично я свой продал. И теперь мне должны кругленькую сумму. Скажем, одна иностранная организация.

– Надеюсь, речь идет не о международных террористах?

– Ими пусть политики занимаются. Наша задача – позаботиться о себе.

Каждое слово, произнесенное Громовым, звучало веско, будто он действительно был убежден в том, что говорил. На самом деле убежден он был совсем в другом: стоит Алану почуять запах наживы, как он и про милицию забудет, и про вымогателей, и даже про жену с падчерицей. Похоже, к этому дело и шло.

– Полностью согласен с вами, Олег Николаевич. А… – Алан помялся. – А о какой сумме идет речь?

Громов выбросил в воздух два растопыренных пальца.

– Миллиона? – зачарованно прошептал зять.

Громов молча кивнул.

– Долларов?

Новый кивок.

Шумно дыша, Алан вскочил с места и принялся мерить кухню шагами. Это означало, что он вот-вот зацепит бедром стол. Пришлось переставить чашки с чаем на подоконник, от греха подальше.

– Почему же вы сразу не сказали? – спросил зять, чудом разминувшийся с плитой.

Громов улыбчиво приподнял левый уголок рта:

– Думаешь, легко расстаться с такими деньжищами?

– Что верно, то верно, – закивал Алан, остановившийся посреди кухни. – Но мне-то какая роль отводится? Я у вас, Олег Николаевич, всегда сбоку припека. – В его голосе прозвучала затаенная обида.

– На этот раз нет, зятек. – Громов медленно покачал головой. – Задание у тебя будет очень важным и очень…

– Опасным?

– Нет, ответственным. Забрать причитающуюся мне сумму и принести ее сюда. Аванс я уже получил, но это были крохи. Тебе передадут один миллион девятьсот девяносто тысяч.

– Миллион девятьсот… – Голос Алана сорвался. У него был вид человека, который не в состоянии произнести молитву из-за избытка нахлынувших на него чувств.

Громов же, соблюдая ледяное спокойствие самурая, следил за зятем, и его глаза оставались такими же ясными, как всегда. И видели они значительно больше, чем могло показаться со стороны.

Алан что-то лихорадочно просчитывал, взвешивал, прикидывал. При этом думал он о деньгах, а не о тех, кому они якобы предназначались.

У него еще оставался шанс спасти свою шкуру. Если, отправляясь за мифическими долларами, он не прихватит с собой свои паспорта – российский и заграничный. В противном случае алчность скоро сыграет с ним очень злую шутку.

Исчезновение паспортов будет означать, что Алан решил попросту сбежать, бросив своих близких на произвол судьбы. И в этом случае Громов не намеревался останавливать зятя и обращать разговор в неудачный розыгрыш. Дороги, которые мы выбираем, каждому предстоит пройти до конца. Длинные ли, короткие ли. Прямые или извилистые. В данный момент Алан как раз выбирал свою, но у Громова не возникло желания наставлять зятя на путь истинный.

– Ну, как? – спросил он. – Ты принял решение?

– О чем разговор! – Алан всплеснул руками. – Я готов, Олег Николаевич.

– Тогда слушай и запоминай…

Инструктаж занял минут семь, не больше. Но за этот короткий отрезок с зятем произошли разительные перемены. Он растерял свою обычную вальяжность, сделался суетлив и рассеян, в его манерах появилось что-то неприятно-угодливое.

Алан боялся, что тесть внезапно переменит свое решение, вот в чем дело. И ни разу не поинтересовался, каким образом будет произведен обмен заложниц на требуемую сумму.

Пока он собирался, Громов от нечего делать перелистал Анечкину тетрадь, забытую на подоконнике. Там много чего было, не соскучишься. Во-первых, невесты в свадебных нарядах – одинаково кудрявые и большеголовые, они все как одна держали букеты цветов, и крошечные ручки их выглядели безбожно вывихнутыми. Затем дома, окруженные деревьями, похожими на дымящиеся палочки. А еще коты и собаки, отличающиеся друг от друга формой хвостов.

На последней странице, заляпанной джемом или вареньем, Громов обнаружил что-то вроде сочинения, озаглавленного коротко и просто: «Папа». Корявые печатные буквы, среди которых попадались зеркальные отражения «я» и даже перевернутые вверх ногами «ш», гласили:

МОЙ ПАПА ДОЛЖЕН БЫТЬ ТАКИМ. ОН ВСЕГДА ЕСТЬ КАГДА НУЖЕН А КАГДА НЕТ КАГДА Я ЗАНЯ ТА ОН ТАГДА НЕ СТАНЕТ МЕШАТЬ. И ЕЩЕ ОН СИЛЬНЫЙ И ДОБРЫЙ И СМЕЛЫЙ. ПАТАМУЧТО ПАПА.

Это было написано не про Алана Лепетуху. Прежде чем выпроводить его за дверь с последними напутствиями, Громов открыл секретер, в котором хранились документы, и не обнаружил среди них паспортов зятя. А еще, уходя, тот не захватил с собой ключи, как делал это обычно, когда собирался возвратиться домой. Исчез также весь семейный бюджет – как рубли, хранившиеся в шкатулке на трюмо, так и доллары, которые Ленка имела обыкновение прятать среди чистого постельного белья.

Громов подошел к окну и проследил за удаляющейся фигурой Алана. Почти до самого угла тот сдерживал шаг, но под конец не выдержал, перешел на торопливую рысцу.

Все еще опасался, что тесть передумает? Совершенно напрасно. Приговор был окончателен и обжалованию не подлежал.

– Андрюша, – окликнул Громов Костечкина, нахохлившегося возле телевизора. – Айда на кухню чай пить. Вдвоем.

2

Наспех бреясь в ванной комнате, Алан дважды порезался, хотя руки у него не дрожали. Он же не к преступлению готовился. Во всяком случае, не признавался в этом даже самому себе.