ЗОЛОТАЯ ОСЛИЦА - Черникова Елена Вячеславовна

- Он на кухне целуется с ней, - сказала Мина.

- Бог в помощь, - ответила я.

- Она еще девственница, - сказала Мина.

- Пройдет, - ответила я. - Вряд ли сегодня, но пройдет.

- Вы думаете, не сегодня? - удивилась Мина.

- Ваша подруга, - сказала я, - не будет расставаться с девственностью где попало. На кухне, например. Она нам дворянскую грамоту показывала. А в гостиной сидим мы с вами.

- Тут еще три комнаты есть, - возразила Мина.

- Ну, если вы настаиваете... - пожала плечами я.

В этот миг на пороге показался мой новобрачный с раскрасневшимися губами, а у него за спиной скачет на одной ножке первая любовь - с такими же губами.

- Пойдем, - говорит муж мне, - я устал.

- Пойдем, - соглашаюсь я и виновато поглядываю на Мину. Дескать, прости, что сегодня мой муж не лишил девственности твою лучшую подругу. Он исправится, обязательно исправится, еще до сорока дней со дня свадьбы дело не дойдет, а он уже исправится...

Оделись, вышли на апрельский мороз, едем в автобусе. Свекровь встретила нас горячим ужином, пожурила на долгое отсутствие. Они уж соскучились. Да и спать пора. И ушли его родители спать.

Мы сидим на кухне, курим. Я говорю, что собираюсь запрыгнуть в воду и отогреться в ванне от событий дня.

- Иди, - говорит муж, - я зайду.

Лежу я в ванне. Заходит муж. Садится на край и внимательно рассматривает меня, как школьник-экскурсант - гербарий с корнями баобаба. Я вспоминаю, что раньше мой друг, а ныне муж, никогда не видел меня голой. Он тоже вспоминает это и кладет руку на мою спину.

- Но ты же моя жена, - отвечает он на невысказанное возражение. - И вдобавок меня очень возбудила на кухне моя первая любовь, черт бы подрал ее девственные замашки...

- Но я хочу спать.

- И это будет, - примирительно говорит он, вытирая меня махровым полотенцем. - Про тебя легенды ходят. А раз уж я женился на легенде, то уж не обижай меня, пожалуйста.

Вздохнув, ложусь на холодное супружеское ложе. Он уже разделся и стоит рядом. В комнате темно, однако его покачивающийся крупноголовый член будто сам светится. Муж ждет, пока я сама позову его. Я не знаю, как его позвать, потому что он для меня - друг. Отдельно. И вот теперь - этот покачивающийся член. Отдельно. С кем я сегодня сплю?

Он понял и лег. Возбуждение увеличилось, однако истинный источник определить трудно: то ли от первой любви, то ли от последней, ну которая бросила его...

И тут началось такое...

- ...С ума сойти. И что ж т а к о е началось, что вы не можете описать словами? - развеселился ночной попутчик. - Габриэль, вам не случалось вступить в т а к о е?

Ангел безучастно слушал и молчал, скрестив руки

на груди. Глаза его были спокойны, вся поза выражала вечное терпение.

Ли закурила и примолкла.

- Голубушка, Ли, я хочу знать, что это т а к о е в вашем понимании.

- Тогда мне было девятнадцать-двадцать лет.

- Но рассказываете вы сегодня, а говорите т а к о е. Я умру от нетерпения, поведайте.

- Позже, - уперлась Ли.

- Не буду настаивать. Я продолжу из своих записей, если позволите. Габриэль, если что - то я предупреждал. На нашем нестрашном суде звучат очень разные тексты...

- Я про нее все знаю.

- Не думаю, - усомнился ночной попутчик. - Но как хотите...

                                                           ***

Третье продолжение седьмого рассказа

ночного попутчика

В субботу утром Ли проснулась в предпраздничном настроении. Вчерашний день, овеянный Машей, сулил хорошие перспективы и на сегодня, и навсегда. Сегодня - Парадис. Ли откинула одеяло и полюбовалась превосходным телом: ни чрезмерного атлетизма, ни грубости костей, - литое, крепкое, нежное мужественное тело. Гедат тоже проснулся и погладил свой просыпающийся розовый орган. Ли, я хочу. Позвони Маше. В дверь или в телефон? А, может, сами справимся? Может быть. Давай попробуем.

Гедат обнял свой ствол левой рукой и легонько сжал. Ствол затвердел и заныл. Ли опять подумала о различиях: как же неудобно быть мужчиной, когда рядом, под рукой, нету покорной женщины, готовой соответствовать. Пришлось соответствовать себе самому. Гедат решил кончить как можно быстрее, чтобы избавиться от занудной тяжести, но в дело вмешалась негодяйка Ли со своими выкрутасами, заставив его и погладить, и покачать, и попридерживать, и поускорять, и позамедлять, и поцарапать, и поизнывать от нетерпения. Ну что ты делаешь! взмолился Гедат. Ну хватит. Ну давай же. Ли! Ну и пожалуйста, обиделась Ли. Я хотела как лучше, а ты как все. Но я же мужчина. А я женщина. Когда сперма, наконец, вылетела из измученного фаллоса в бережно подставленную ладонь, Гедат вскрикнул от неожиданности: было так остро и потом так легко, что он тут же простил Ли ее измывательства. Художница, черти б тебя подрали, ласково подумал он.

Войдя в ванную, Ли посмотрела в зеркало: все то же. Мужчина превосходной наружности, придерживающий свой успокоившийся мокрый орган. Усмехнувшись, она погрузилась в теплую воду и закрыла глаза. Интересно, Маша сама придет или надо позвать? Гедат полагал, что сама придет. Ли сомневалась. Почему ты сомневаешься, спросил удивленный Гедат. Ведь ей понравилось. Ну и что? - фыркнула Ли. Этого недостаточно. Как недостаточно? - возмутился Гедат. Мы же так старались! Ли отметила это "мы". Потом узнаешь, Гедат, почему недостаточно. Иди одевайся. Завтракать будем? Да, ответил Гедат, неплохо бы. А я не завтракаю, возразила Ли. А я мужчина, мне нужен завтрак, запротестовал Гедат. Ладно, ладно, примирительно сказала Ли, я потерплю.

А в соседней квартире в этот час принимала ванну Маша. Ход мыслей ее был, на первый взгляд, очевиден. Приедет муж, и что-то изменится. Маша любила мужа и желала ему всяческого добра. Муж никогда не прикасался ртом к тому месту, в которое ее столь душевно расцеловал вчера сосед. От всего вчерашнего в Машиной памяти наиболее глубоко остался именно этот след. Впервые опробованный оргазм запечатлелся в наименьшей степени, поскольку Маша без особого интеллектуального усилия смекнула, что этот сладкий судорожный путь, пройденный один раз, схож с тропинкой в болоте: не оставив меток, не пройдешь во второй раз. Трясина смыкается над следом. И проложить магистраль с твердым покрытием, достаточным освещением, постами ГАИ, заправочными станциями и прочим сервисом - в один прием невозможно. Допустить мысль, что один лишь Гедат знает дорогу, Маша никак не могла, она была не дура. Возникал, конечно, тихий вопрос, почему любимый муж не искал этих путей, но Маша не знала ответа. На всякий случай, она не стала его винить и решила разобраться сама. Когда он приедет и ляжет с ней.

Заметив, что все ее мысли и чувства сосредоточены в промежности, Маша засмеялась. Это было и ново, и странно, и немного глуповато: ведь все на месте - руки, ноги, голова, - а как будто и нету ничего. Одна бесконечная озадаченная вагина, бесконтрольно рассылающая невнятные шифровки.

Вытираясь, Маша посмотрела на себя в зеркало: ну ничего не изменилось, как это все-таки странно! Переживание сверхъестественной силы - и никаких разрушений, ничего. Лицо по-прежнему светится неземной невинностью, а с телом - н и ч е г о. Как это странно...

Маша подвинула к зеркалу табуретку, села и развела ноги. Зеркало показало ей беспомощную смешную картинку. Нечто похожее она видела в том фильме, что приносил муж, но там вокруг были накручены то кружева, то кожаные устрашения, там суетились мужики с пылающими наперевес, - словом, был организованный сюжет, смешивший Машу своей роковой серьезностью.

А здесь была просто Маша с разведенными навстречу зеркалу ногами, с маленькой пушистой прической вокруг совсем незаметной аккуратной щелки, и все мудрецы мира сейчас не смогли бы растолковать Маше, почему именно это место ухитряется время от времени править миром.

Маша прикоснулась к своим складкам, развела их, расправила - еще смешнее. Розовый набор. В центре - нежно-кирпичного цвета. Дырочка совсем маленькая, даже непонятно, как помещаются туда такие большие предметы. Тут Маша вспомнила, что эта крошечная дырочка на самом деле способна пропустить голову ребенка. А, значит, вот где первый казус, первый обман, подумала Маша. Все это кажется - маленьким, пушистым, беспомощным, а на самом деле это система мощного и даже грубого самоуправления; мужчины смутно чувствуют это. Почему смутно? - вдруг подумала Маша. Может быть, вовсе не смутно, а определенно и ясно. Может быть, для них вся женщина - это потрясение, что на самом деле все не так! То, что кажется нежным и беспомощным - оно просто в нерабочем состоянии! И не дай Бог - сразу вывести эту мелкость и пушистость на орбиту полного самораскрытия! Это страшно. Это надо придержать. Маша все поняла. Она простила мужа и поняла его слабость. Она поняла, почему он не занимался этим. Она впервые посмотрела на женщину глазами мужчины.