Хэлло, дорогая (СИ) - Снежинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Может, может, может. В его руках был ключ от собственных цепей, а он проглотил его, и придётся теперь вспарывать себе брюхо. Зачем всё усложнять?
Он сел в Плимут, плавно завёл его и посмотрел на Конни, когда та сказала:
— Боже, Хэл!
Она охнула, потому что он был весь мокрый — насквозь, и с переднего сиденья бездумно и торопливо потянулась к нему, так и не сняв куртку с плеч.
— Тебе есть во что переодеться? — у самой были мокрые ржавые пряди вдоль груди. — Сейчас не лето.
— Всё о’кей.
— Да заболеешь ведь!
— Я еще не так стар, Конни, детка.
— Как мы оба могли забыть про зонты?
«Не трави мне душу, тыковка, ты говоришь так, будто мы вышли из одного дома, в котором живём и любим друг друга, как пара» — с тоской подумал Хэл.
— Я говорил ещё вчера, что будет дождь, — заявил невпопад вслух и посмотрел на Конни.
— Тем более.
Она застыла под его взглядом и не решилась ни коснуться его, ни убрать рук. Потянулась, да, но замерла на полпути. Заскользила глазами по влажному лицу, вылизанному до каменной гладкости дождём.
Капризное, жёсткое, очень закрытое, чудовищно красивое — вот какое это было лицо, с мимикой и повадками восковой куклы. Не человек, а высеченная статуя. По его лбу с коротких волос дождевые капли катились на ресницы, а оттуда — на щёки. Застывали на коже, совсем как слёзы.
«Не нужно было соглашаться и ехать с ним» — подумала Конни обречённо.
«Я сам подписал себе приговор. Думал — найду причины, а нашёл? Три метра под землёй, спи, Хэл, теперь ты ничего не можешь. Она тебя связала по рукам, хотя даже не старалась».
Хэл зажмурился и широким жестом вытер дождь со щёк. Спрятался от Констанс на миг за своим же предплечьем. В машине было тепло и тихо. По окнам барабанил дождь, лобовое стекло запотело. И Хэл подумал, что он действительно мог бы
и хотел
забыть, что есть такая Конни Мун. И оставить её в покое. Может, это ему дастся нелегко. Может, его искорёжит внутри, как смятую в аварии тачку. Но куда более жестоко было бы убить её.
В его висках пульсировала одержимость. Его сердце гнало бешенство с кровью, которую мощно качало ударами в мускулистой широкой груди. Хэл знал, что единственный важный вопрос — убивать ему в Смирне или нет. И дома он решил, что будет, потому поехал сюда, к Конни. Через неё втереться в ту компанию будет легче. Никаких подозрений. А потом, когда всё будет кончено, он исчезнет, как исчезал всегда. И больше не будет сожалений и терзаний. Он просто убьёт Констанс вместе со всеми, вот и всё.
Так он думал. Он обычно был дьявольски обязателен и целей своих не предавал. Ни за любовь, ни за женскую нежность — ни за что у него не купить было годы жизни, которые он отнимал до улыбки легко.
Конни знала, что Хэл ей — двоюродный дядя. Сука, она знала, но смела смотреть на него так! — Хэл заводил себя сам, потому что иначе было нельзя. Тут такое дело, или он умрёт, или она.
А она сидела напротив и хорошо понимала, что они знакомы только второй день. Это смешно. Она реально вспоминала истории, где люди влюблялись друг в друга с первого взгляда? Очнись и взгляни на него. Он выглядит как убийца искренней и чуткой любви. И он уже успел разочаровать её. Жестоко так. Как даже отец не разочаровывал.
Он кончал в Милли Каннингем, а она, Конни, убирала за ними, Господи Боже.
За такое любого другого она бы не удостоила и взглядом, но здесь могла признаться себе: сошла с ума. Реально чокнулась.
В машине у Хэла пахло полиролью и хорошей кожей. От куртки — горьким чаем. Это всё было как в романтическом фильме или в книжке, когда ты влюбляешься с первого взгляда, не замечая недостатков человека, с той лишь разницей, что Хэл — её родственник.
И то, что Конни хотела сделать с ним
хотела его
было чем-то худшим, чем просто желанием.
Возможно, в церкви ей за это придётся каяться.
Или гореть в Аду.
Нелепый обед, нелепая досада накануне, нелепая встреча. Всё было насмешкой над ними. Констанс нуждалась в титанически сильном человеке рядом, а Хэл знал, что Конни его в итоге и погубит.
И тогда она сделала то, чего не делала прежде никогда. Если бы кто-то поступил, как она, Хэл не задумываясь улыбнулся бы. А потом отвёз к себе этого кого-то и размозжил ему череп кочергой. Но этот кто-то чужим не был.
Это Конни взялась за воротник его полосатой рубашки, привстала в кресле и ловко прижалась к его груди щекой — сначала сделала, потом сообразила, что и с кем.
Изворотливая. Быстрая, как змея.
Хэл никогда раньше не знал, каково это — когда сердце пропускает удар. Думал, метафора. Но оказалось, действительно способно дать осечку.
А она обняла его со всей искренностью и крепостью ребёнка, сунула ладони ему на бока, глаза прикрыла.
«То ли такая хитрая, — с ужасом подумал Хэл, — то ли правда — его малышка Конни».
— Спасибо, — проронила она.
Он оторопело посмотрел на неё сверху вниз и даже приподнял руки, чтобы не касаться. Конни только вжалась щекой крепче.
Она, конечно, заметила, что он её совсем не тронул. У неё засосало под ложечкой.
Она не подозревала, что вполне могла бы убить одними объятиями самого опасного маньяка в штате Джорджия, а то и на всём Северо-Западе побережье.
— За что ты меня благодаришь?
Конни только спрятала лицо у него на рубашке.
— За наш разговор, — сказала она и села на своё место как ни в чём не бывало. Белая и пушистая, чёртова овечка.
С лица Хэла можно было писать покойников и людей, повидавших ядерный гриб, а после — уцелевших. Вот только он был смертельно ранен.
Но наклеил на губы улыбочку, завёл машину, выжал сцепление и сказал:
— Ну, тыковка. Давай отвезу тебя домой.
4
Тейлор Роурк приехал на Кадиллаке,
