Исчезновение принца. Комната № 13 - Гилберт Честертон

А потом я сделал все то, что должен был сделать. Всю ночь и утро, а потом и днем я мчался по городам и весям южной Англии, точно выпущенная пуля, пока не доехал до западного военного штаба, где началась беда. И приехал как раз вовремя. Я сумел, так сказать, объявить во всеуслышание, что правительство не предало их и что их ждет поддержка, если они двинутся на восток против врага. Нет времени рассказывать вам все подробно, но, поверьте, это был величайший день в моей жизни. Триумф, настоящее факельное шествие, в котором факелы могли быть горящими головнями в руках бунтовщиков. Мятежное настроение испарилось, люди Сомерсета и западных графств вышли на улицы, заполонили площади. Это были те же люди, которые умирали с Артуром и стояли насмерть с Альфредом. Ирландские полки присоединились к ним после бурной сцены и вместе они двинулись на восток, распевая древние фенианские[19] песни. Там было все, что есть непостижимого в том мрачном смехе, с которым эти люди, даже идя плечом к плечу с англичанами защищать Англию, в один голос орали во все горло: «На высоком на помосте стояли три благородных гостя… А над ними три петли из английской конопли». Но дальше там было: «Боже, спаси Ирландию», и не было никого, кто не подхватил бы этот припев.

Однако этим моя миссия не ограничивалась. Я доставил планы не только обороны, но и по счастливой случайности попавшие ко мне планы самого вторжения. Я не стану утомлять вас тонкостями стратегии, скажу только, что нам стало известно, куда выдвинул враг крупную батарею тяжелых орудий, которая должна прикрывать все его перемещения. И хоть наши западные друзья не поспеют вовремя, чтобы перехватить основной кулак противника, они могут вывести на позиции свою дальнобойную артиллерию и обстрелять их батарею, если будут точно знать, где она дислоцирована. Они вряд ли это узнают, если кто-нибудь не подаст им какой-нибудь знак, но я почему-то уверен, что кто-либо это обязательно сделает.

С этими словами он встал из-за стола, они снова сели на свои машины и продолжили путь на восток в сгущающиеся вечерние сумерки. Перепады ландшафта повторялись в плоских лентах облаков, и последние краски дня все еще цеплялись за горизонт. Полукруг последних холмов оставался все дальше и дальше за их спинами, и вдруг далеко впереди они увидели линию моря, покрытую пеленой тумана. Но она была не яркой, лазурной, как та, что была видна с солнечной веранды, а мрачной, дымчато-фиолетовой, казалась зловещей и темной. Тут Хорн Фишер снова остановился.

– Дальше нужно идти пешком, – сказал он. – В самом конце я вас оставлю и пойду один.

Он наклонился и стал что-то отстегивать от мотоцикла. Его спутник всю дорогу ломал голову над тем, что это могло быть, хоть перед ним стояли загадки и поинтереснее. Это было похоже на несколько палок, обмотанных бумагой и перевязанных. Фишер взял сверток под мышку и пошел через заросшее травой поле. Земля под ногами была неровной и рыхлой, и с каждым его шагом в сторону рощи и зарослей густых кустов вечер становился темнее.

– Дальше идем молча, – сказал Фишер. – Когда вам нужно будет остановиться, я шепну. После этого не пытайтесь идти за мной – все испортите. Я не уверен, сумеет ли один человек подползти к нужному месту незаметно, а уж двоих точно заметят.

– Я готов идти за вами куда угодно, – ответил Марч. – Но если нужно, чтобы я остался, я останусь.

– Я в вас не сомневался, – тихо произнес его друг. – Может быть, вы – единственный человек в мире, на которого я мог полностью положиться.

Еще через несколько шагов они подошли к краю огромного плоского холма или скалы, возвышающейся темной чудовищной громадой на фоне тускнеющего неба. Здесь Фишер сделал знак остановиться. Он крепко и с неимоверным чувством пожал своему товарищу руку и скользнул в темноту. Марчу с большим трудом удалось рассмотреть, как он ползет в тени холма, затем он вовсе потерял его из виду, а потом снова увидел. Фишер уже стоял на другом холме, ярдах в двухстах. Рядом с ним возникло странное сооружение, видимо, составленное из двух брусьев. Как только он наклонился над ним, вспыхнуло пламя. В голове Марча тут же проснулись воспоминания о школьных годах, и он понял, что это. Подставка для ракеты. Смутные и неуместные воспоминания все еще переполняли Марча, когда он услышал знакомый пронзительный звук, и через секунду ракета оторвалась от подставки и взвилась в бесконечное пространство, как рассыпающая искры стрела, направленная к звездам. Марч вдруг подумал о знамениях, предвещающих последние дни света, и он понял, что видит некое подобие кометы Судного дня.

Высоко в бескрайнем небе ракета свернула с пути и рассыпалась алыми звездами. На какой-то миг все вокруг до самого моря впереди и лесистых холмов далеко позади залилось рубиновым сиянием, сделалось похожим на огромное озеро великолепного ярко-красного цвета, как будто мир был пропитан вином, а не кровью, как будто сама Земля была раем, над которым на веки веков застыл первый миг багряной зари.

– Боже, храни Англию! – Глас Фишера был подобен звуку горна. – И лишь на Бога остается уповать.

Когда тьма снова опустилась на землю и море, грянул другой звук. Где-то далеко, за холмами, загрохотали пушки, будто залаяла свора громадных псов. То, что не было ракетой, то, что летело не с шипением, но с пронзительным визгом, пронеслось над головой Гарольда Марча и обернулось за крутой скалой вспышкой света, ухнуло оглушительным грохотом, потрясающим мозг невыносимой жестокостью звука. Потом снова ударил гром, потом еще и еще, и мир наполнился ревом, дымом и вспышками. Артиллерия западных графств и Ирландии, узнав место расположения батареи вражеских тяжелых пушек, накрыла ее огнем.

Марч вгляделся в огненное безумие, пытаясь рассмотреть высокий худой силуэт рядом с ракетной стойкой, и когда очередная вспышка осветила весь холм, фигуры на нем не было.

Прежде чем огни ракеты погасли на небе, и задолго до того, как за далекими холмами подала голос первая пушка, суматошно затрещали ружейные выстрелы, и в скрытых вражеских траншеях замельтешили мелкие вспышки. Что-то легло в тень величественного холма и осталось лежать неподвижно. Человек, который слишком много знал, узнал то, что стоит знать.

Эдгар Уоллес

Комната № 13 

Глава I

Над мрачной аркой в каменной стене было выбито: «PARCERE SUBJECTIS». Джонни Грей уже много раз видел эту надпись. В холодную погоду и используя слова, понятные тем, кто был там рядом с ним, он переводил это как «паршивое место». И было совершенно неважно, что на самом деле это означает «щадить покорившихся», поскольку покорившимся он не был и щадить его никто не собирался.

День за днем, волоча тяжеленную ручную тележку, они с Лалом Моргоном взбирались вверх по крутому склону, день за днем безучастно смотрели, как рыжебородый охранник вставляет большой ключ в блестящий замок и открывает ворота. Потом они входили внутрь (сначала первый вооруженный охранник, потом они, потом второй охранник), и ворота закрывались.

Ровно в четыре часа Джонни возвращался под арку и дожидался, пока ворота снова откроются и тележку пропустят обратно.

Все здесь, каждое здание, было знакомо ему до тошноты. Вытянутые, вычерненные дартмурскими[20] ветрами арестантские блоки («залы», как их здесь называли); контора начальника тюрьмы с низкой крышей; газохранилище; смахивающая на сарай прачечная; древняя пекарня; двор для прогулок с разбитым асфальтом; уродливая своими вычурными украшениями церквушка; длинные, вытертые до блеска высокие скамейки с приподнятыми сиденьями для охранников… И кладбище, где обретали наконец покой и долгожданный отдых те, кто отбывал здесь пожизненный срок.

Однажды весенним утром он вышел из ворот вместе с рабочей группой. Они строили гараж, и Джонни назначили помощником каменщика. Эта работа ему нравилась, потому что здесь можно было спокойно поговорить, а ему очень хотелось выслушать все, что Лал Моргон мог рассказать о Великом Печатнике.

– Сегодня поменьше разговоров, – гаркнул охранник, усаживаясь на кучу кирпича, накрытую мешками.

– Да, сэр, – покорно ответил Лал.

Лал был сухим, как палка, мужчиной пятидесяти лет, сидел пожизненно и трезво оценивал свои силы, чтобы понимать, что выбраться на свободу ему уже не суждено.

– Нет, Грей, не за кражу со взломом, – заговорил он, не спеша примащивая кирпич на место. – И не за пальбу, как старик Лег. И не за то, что выставил на дорожку липового Короля Пауков, как ты, Грей.

– Я свой срок получил не за Короля Пауков, – спокойно произнес Джонни. – Я не знал, что Короля Пауков подменили, когда выставлял его на скаковой круг, и что это вообще была другая лошадь. Они специально все это подстроили с Королем, чтобы меня взять. Но я не жалуюсь.

– Я знаю, что ты не виновен… Здесь все ни за что сидят, – успокаивающим тоном произнес Лал. – Я в этой каталажке единственный, кто по-настоящему виновен. Комендант мне так и говорит: «Моргон, – говорит, – у меня прямо душа радуется, когда вижу я осужденного, который тут не случайно, как все остальные, а за дело».