Загробный мир. Мифы разных народов - Владимир Петрухин

В конце языческой эпохи, в III веке н. э. (христианство было провозглашено официальной религией Римской империи в IV веке), традиции искусства меняются: на саркофагах композиционный центр занимает изображение тяжелой двери, ведущей в царство Аида, она приоткрыта, но видений загробного мира нет. Тайна вечности начинает выступать на первый план, экстериоризируется. Индивида перестала удовлетворять идея бесконечной череды поколений и вечного мемориала с портретными изображениями. Появилось желание узнать, что ждет там – за гробом.

Ряжение и происхождение театра

Инициации – обряды посвящения юношей в состав возрастного класса взрослых мужчин-воинов – были главным праздником-таинством в первобытном обществе. Считается, что эти обряды совершали над посвящаемыми мифологические первопредки, культурные герои времен сотворения мира. Первопредками рядились взрослые мужчины племени. Выполняемые ими обряды были запретны для детей и женщин; их образы – маски ряженых – должны были пугать непосвященных, ведь первопредки являлись с того света… Инициации принято также именовать обрядами перехода, ведь они символизировали переход из одного состояния в другое. Собственно, такими же обрядами были и другие ритуалы жизненного цикла – родины, женитьба и смерть.

В. Я. Пропп заметил, что и сюжет волшебной сказки связан с такой инициацией: ее герой должен был пройти испытание в лесном доме – избушке на курьих ножках у Бабы-яги, которая могла быть добродетельным предком для одних и опасным мертвецом-людоедом для других. Прошедший испытание получал возможность добыть для себя невесту в тридесятом царстве.

Ряжения были первыми театральными представлениями, в которых различались непосвященные (зрители) и посвященные (актеры) в мифологические тайны племени. Что испытывали сами ряженые, верили ли они, что они перевоплощаются в первопредков или предков (как во время церемоний культа предков)? Как бы то ни было, в традициях разных народов считалось необходимым регулярно устраивать представления с ряжеными. Их маски были одновременно страшными и смешными, гротескными, соединяющими несоединимые черты человеческих и чудовищных созданий.

Но главным в первобытном культе предков, что повлияло на развитие всей культуры, было обожествление, наделение сверхъестественными качествами конкретного человека – прародителя, предка, оказавшегося «агентом» своих потомков в потустороннем мире.

Генеалогии – перечни предков – стали основой истории, которая описывала деяния реальных людей, а не богов или мифологических культурных героев – создателей мира. Их изображения, призванные увековечить облик предка, стали основой портрета и реалистического искусства. Манекены, изображавшие умерших, посмертные маски, куклы, наконец, сами портреты, которые были атрибутами похоронных и поминальных церемоний, стали основой театрализованных представлений и театра, в том числе кукольного.

Происхождением основных явлений и сюжетов мировой культуры занималась О. М. Фрейденберг – известный отечественный филолог, культуролог, антиковед. Она считала, что архаичные кукольные представления, в том числе рождественские сцены в вертепах, райках и т. п., восходят к церемониям, связанным с выставлением покойника во время погребального или поминального пира. Некогда это был сам покойник, выставленный для прощания на столе. Стол был и местом трапезы (вспомним обычай угощения «дедов» у славян). У римлян известен был обычай выносить к пиршественному столу серебряную куклу мертвеца – лаврия, которая была марионеткой и могла подражать движениям мимов, увеселявших пирующих.

Мертвецы во время таких ритуалов «приглашались», а затем «изгонялись» на тот свет. Уже говорилось, что они напоминали чучела, которые изготавливались на карнавал или масленицу; им оказывались почести, а затем их «изгоняли» и уничтожали – сжигали, топили, разрывали на части. Чучело при этом везли на телеге, иногда на символическом средстве передвижения – корабле с колесами, корабле, поставленном на сани, и т. п. Точно так же и повозка небесного божества, как считалось, должна была совмещать судно (ладью) и колесницу, ибо солнце могло садиться за море и по подводному потоку, реке загробного мира, выплывать наутро на небосвод.

Смерть героя отождествлялась в мифопоэтической традиции с заходом солнца: когда тело убитого Патрокла возлагают на погребальное ложе, небесная богиня Гера заставляет солнце до времени погрузиться в волны океана. Русский книжник XIII века, рассказывая о смерти князя Александра Невского, сетует о том, что закатилось «солнце земли Суздальской». Пребывание небесного (солнечного) божества в загробном мире, когда оно оказывалось «покойником» и было скрыто от глаз людских, ассоциировалось в храмовой архитектуре с тайная тайных, закрытой от глаз верующих алтарной преградой или занавесом частью храма. Здесь, в алтаре, располагался стол, или престол, на котором совершалось жертвоприношение.

В христианской традиции, синтезировавшей обычаи римского мира и многих других народов, престол был одновременно столом, на котором располагался снятый с креста и принесенный в жертву мессия, и трапезным столом, на котором приготовлялась причастная трапеза, символизировавшая повторяющееся жертвоприношение божества. В ранней христианской традиции крипта – скрытый под землей склеп, где хранились останки мучеников за веру, – была местом собраний и приготовления причастия, «тела Господня». Недаром храм Гроба Господня остается главной святыней христианского мира.

Пир и погребальное ложе, смерть и воскресение (воскрешающая трапеза) совмещались во многих традициях. В Риме ниши с портретами предков устанавливались во внутренней, сокровенной, части жилища. Эта планировка напоминала устройство вертепа или ларца – многоярусного ящика с куклами, который носили с собой колядующие. В нишах верхнего яруса вертепа располагались божественные персонажи, низ представлял преисподнюю, где появлялись черт и смерть. Наверху разыгрывались евангельские сцены поклонения волхвов младенцу Иисусу, родившемуся в яслях (вертепе), избиение младенцев по приказу царя Ирода. В конце представления смерть и черт утаскивали Ирода вниз, в преисподнюю.

Вертеп одновременно воплощал храм (иногда и оформлялся в виде храма) и был сопоставим с ветхозаветным ковчегом, обителью божества, перенесенным во время исхода евреев из Египта и помещенным в святая святых Соломонова храма.

Почему же погребение, точнее надгробие или погребальное ложе (часто надгробия и изображались как погребальные ложа), оказывалось центром священнодействия даже в сниженной, театральной культуре? Во многом потому, что покойник как раз и был тем проводником, или «медиатором», который осуществлял связь между этим и тем светом.

Игра в козу и античная трагедия

Самые торжественные процессии со святынями включали элементы игры, театральности и веселья. Недаром святой царь Давид плясал перед ковчегом завета, когда его вносили в Иерусалим. Колядники, ходившие у славян на святки с ковчежцем-вертепом, также придавались веселью, и среди них были ряженые, в том числе зверями (козой, конем, туром, медведем, журавлем и т. п.) и предками («дедами» и «бабами»), чертями и покойниками, а также самой смертью. Сам обход селения ряжеными должен был приносить изобилие в дома, за это ряженым давали дары, правда как пришельцам с того света – через печное или дымное оконце.

Веселящиеся во время календарного праздника смерть и покойники – характерная черта народной культуры, восходящая к родоплеменной архаике, ведь для рода смерть была лишь обновлением – заменой стариков предков на молодых потомков. Недаром ряженые разыгрывали шутливые интермедии с мотивами смерти и чудесного воскресения покойника. Центральным персонажем таких представлений была «коза» – ряженый в вывороченную мехом наружу шубу с рогами. Коза должна была обеспечить плодородие («где коза ходит, там жито родит» – пели ряженые), смерть и воскресение козы воплощали смену календарных циклов – воскресение природы.

Здесь нельзя не вспомнить о происхождении древнегреческой драмы, прежде всего трагедии (дословный перевод этого термина – «песнь козлов» или «песнь о козлах»). Она восходит к оргиастическим мистериям в честь Диониса-Вакха дионисиям, или вакханалиям, персонажами которых были козлоногие сатиры, а главным героем – воскресающий бог Дионис 00в обличие козла, растерзанного и съеденного на причастной трапезе противниками олимпийских богов титанами. Формально этот козел напоминает жертвенного агнца – младенца в христианской мистерии причастия телу Господню, но библейская традиция отделяет агнцев от козлищ: козел отпущения, воспринявший грехи общины, предназначался Азазелю, главе падших ангелов, обитателю ада.