Второстепенный: Плата (СИ) - Нельсон Ирина

– Что? – Корион уставился поверх моей головы.

Эрида отпустила меня, прошлась по палате и запрыгнула на кровать.

– Сам посуди. В спорной ситуации ты переступишь через чувства и выбирать будешь с помощью холодной логики, глядя на пользу, даже не на законы, – она села по-турецки и ткнула пальцем ему в грудь. – И, видимо, это и было камнем преткновения в проклятии гребня. Может быть, стоит сменить подход?

– Но в том и дело. Я почувствовал в Розе родство, – возразил Корион.

– Она выпускница Института Материнства, болван! С ней любой мужчина почувствует родство – она обучена его вызывать! И ты решил отдать ей гребень, когда она заговорила об этом, Корион. После! Может быть, стоит подумать, кому тебе хотелось отдать его просто так, без логичной причины? Или подумать, с кем твоя логика сбоила? Когда ты подгонял логику под чувства, а не чувства под логику?

Я с трудом удержалась, чтобы не прыгнуть на девушку со счастливым воплем: «Эрида! Да ты моя хорошая! Дай поцелую!» Судя по нахмуренным бровям и резко ушедшему куда-то внутрь взгляду, Корион озадачился вопросом очень серьёзно. На ближайшее время вопрос Розы Чембер можно было считать отложенным.

Только вот осталась малюсенькая проблемка. Права ли Эрида, и у него с Валенсией вообще был шанс подогнать логику под чувства? И что двигало им в отношении Вадима Волхова?

*   *   *

Заключение в одиночной и антимагической камере, без возможности поговорить с кем-то, узнать судьбу брата – это неизбежно превратило блистательного Мерфина Аунфлая в дрожащее жалкое существо. О, Корион знал, что это произошло не сразу. Первые сутки Мерфин делал непонимающий вид. Он искренне возмущался и вовсю перекрикивался с Мэдогом. Затем, когда Мэдога провели мимо в капюшоне смертника и кандалах, истерически тряс решётки. Потом бился в ярости, когда понял, что его игнорируют. Ещё через неделю, когда звонкий голос окончательно превратился в сорванный хрип, а магических сил почти не осталось, Мерфина затрясло.

Эльты всегда понимали друг друга, они необыкновенно сильны в своём единстве. Однако в этом единстве крылась и их слабость. Зачастую они сами не знали, что в тотальном одиночестве, когда рядом не было ни одного живого существа, эльты хирели, слабели и очень быстро гибли. Мысль «меня все бросили» порождала огромную зияющую рану внутри, и в неё, словно в чёрную дыру, засасывало всё, что составляло смысл жизни. Дыра выматывала, ужасала, ширилась. И через неделю пытки тишиной эльты были готовы абсолютно на всё, лишь бы рядом появился хоть кто-нибудь живой, хоть что-нибудь, сгодился бы и кактус. Корион прекрасно помнил по себе, как был готов целовать ноги тому Безликому судье, который после трёхдневного заключения вошёл в камеру и сказал, что его, предателя, отправят в Альварах. Из Альвараха ещё и поэтому было сложно выйти – после гулкой пустоты и тишины темниц Караула толпа преступников на ярком, полном жизни тропическом острове буквально становилась второй семьей.

Так что Корион ничуть не удивился, когда при первом же звуке шагов Мерфин кинулся к решётке и радостно взвыл, увидев Златовласа. По лицу потекли слёзы.

- Владыка! Владыка, это вы! Вы всё-таки пришли!

Мерфин протянул к нему руки сквозь решётку, и Златовлас остановился, не позволив прикоснуться. Остановился, посмотрел строго – и медленно, веско роняя каждое слово, произнёс:

- Мерфин, ты понимаешь, почему ты здесь?

Мерфин медленно сполз на колени, вцепившись в прутья.

- Я… Я…

Он проглотил всхлип. Лихорадочный обожающий взгляд не отрывался от Владыки, следил за каждым движением. О, Корион прекрасно помнил тот восторг, с которым он встретил Безликого. Тогда та закутанная в белые одежды фигура в зеркальной маске показалась самым прекрасным в мире существом, которому так хотелось довериться, рассказать все секреты, обнять, целовать – что угодно, лишь бы больше не быть одному. Владыка Златовлас во всём его ослепительном великолепии абсолютной власти вызвал у Мерфина самый настоящий экстаз. Наверное, с такими лицами фанатики встречали своих божеств, сгорая от любви к ним и стыда за себя. С подобным чувством невозможно что-то утаивать. У Мерфина не было ни единого шанса.

- Я… упустил Ая, я разрушил отношения с келпи, не справился с ролью опекуна, непозволительно увлёкся ролью лорда и возжелал слишком много власти! И подставил Кориона из-за этого! Я хотел власти! Такой, как у вас, Владыка! А я не подхожу! – зарыдал Мерфин. – Теперь я вижу это! Это я должен был отправиться в Альварах, а не Корион. Я нарушил Изначальный закон, я клятвопреступник, а не он. Я во всём виноват!

Он рыдал и продолжал каяться в других преступлениях. Владыка внимательно слушал о том, как Мерфин манипулировал эльтами в своих целях, как извлекал из этого выгоду, как торговал с людьми магокристаллами в обход закона. Мерфин признался даже в том, что в панике оттолкнул от себя Изольду во время взрыва Фогруфа, отчего она погибла. Многое, очень многое услышал Владыка, а вместе с ним и Корион.

Но нужного признания – в поддержке Сопротивления и измене – Мерфин так и не сделал.

Потеряв терпение, Златовлас подошёл к решётке вплотную, бесстрашно протянул руку и схватил Мерфина за подбородок, заглядывая в глаза.

- А что ты скажешь на то, что Кристиан Броун всё это время жил и воспитывался среди сопротивленцев?

Мерфин побелел так, что вокруг губ разлилась синяя кайма. На его лице проступил смертельный ужас. Даже за сотни километров Корион почувствовал, как у него перехватило дыхание. Даже Златовлас поддался и на мгновение перестал дышать. Такую искренность не подделать.

- Что?! – задушенно просипел Мерфин.

«Как? Он на самом деле не знал, что Стенли – сопротивленцы? Как так получилось? – растерянно подумал Корион. – Владыка?»

Златовлас сосредоточенно смотрел в заплаканные глаза Мерфина.

- Брат, что скажешь?

Мерфин вздрогнул, когда из-за плеча Златовласа тихо вынырнул Альвах и тоже заглянул в лицо.

- Да, Мерфин Аунфлай не виновен в том, в чём его подозревают, – медленно произнёс он. – Он виновен в нарушении Третьего Изначального Закона, поскольку забыл о своих клятвах тебе как Владыке, Мэдогу как лорду и жителям Фогруфа как подопечным. Но все его поступки были совершены по принципу меньшего зла, он полностью осознавал последствия и дурных намерений за собой не имел. За всё это он уже был наказан. Сейчас мы просто услышали лишь чуть больше, чем он сказал в прошлый раз. Жажда власти… Не твоей власти он жаждет, брат, в нём нет зависти, он жаждет общего признания… Это не преступление. Мэдог и в самом деле был плохим лордом, если довёл брата до такого.

- Нет, он не виноват! – забормотал Мерфин, вцепившись в руки Изначальных. – Нет, он был хорошим! Это всё я, я убедил его, что он не подходит! Он не виноват ни в чём был… Зачем, за что вы его убили? – застонал он, содрогаясь в новых рыданиях. – За что вы разлучили его с детьми? Он не смог бы вложить в них дурное! Это же я, я!

- Успокойся, – Златовлас не выдержал и погладил его по щеке, стирая слёзы. – Мэдог жив и в полном порядке. Он сейчас в Фогруфе.

Мерфин прильнул к его ладоням, словно голодный щенок к матери. Корион заметил вспыхнувший в них белый огонёк пробуждения сути.

- Да, Мерфин не виновен в преступлении против Первого Изначального закона, – медленно повторил Альвах.

- А вот что насчёт тебя, Девятый? – подхватил Златовлас.

У Кориона оборвалось сердце. Мерфин выпрямился, выпустил руки Златовласа и небрежно смахнул с лица слёзы вместе с беспомощным выражением. Огонёк в сиреневых глазах изменил его черты, сделав их жёстче. Иными. Мерфин исчез, перед ними предстала иная личность.

- Девятый? – насмешливо протянул он. – Что за варварская привычка присваивать номера вместо имён? Впрочем, чего ещё ждать от нечисти, которая не ищет спасения в Боге?

Златовлас дёрнулся, как от боли. Альвах по-кошачьи зашипел.

- Епископ Жорж Коттье к вашим услугам, месье. Инквизитор. Специальный отдел по борьбе с нечистью.